Страница 84 из 91
Стрелы закончились быстро, чего и следовало ожидать. Предводитель эльфов оглянулся — только несколько его воинов оставались на ногах, да и те были ранены. Врагов тоже поубавилось, но все же оставалось еще очень — слишком! — много. Встал в проход сам, заменив эльфа, оборонявшегося из последних сил — тот сразу же, схватившись за бок, опустился на землю, голова его бессильно поникла. Напарник командира упал, пронзенный несколькими стрелами. Эльф отбросил клинок наступающего орка, полоснув по груди, отбил мечом первую тяжелую стрелу из арбалета главаря, вторую… Отойти бы — да некуда. А третью пропустил — слишком устал, вот и принял грудью…
Орочьи ятаганы со всех сторон обрушились на раненого синда.
Главарь махнул рукой, отгоняя своих, лениво подошел к упавшему эльфу, тщетно пытавшемуся приподняться, отбросил выпавший меч ногой, с видимым удовольствием наступил на кисть, повернул сапог, а дождавшись хруста костей — замахнулся тяжелым мечом.
Жизнь вытекала из ран, кровь шла горлом, мешая дышать и думать, сломаная рука горела огнем, но синда, приподнявшись, отчаянным рывком дотянулся до главаря, вонзив широкий клинок в незащищенный бок под доспехом.
«Зря я считал этот нож игрушкой…» — мелькнула последняя мысль, и он канул во тьму; тело его недвижно распростерлось на земле.
Главарь, опустив занесенную было для последнего удара руку, недоуменно смотрел на черную кровь, вытекающую из рассеченной печени. Размахнулся еще раз, и, быстро теряя силы, пошатнулся и рассек мертвое тело эльфа вместо того, чтобы отсечь голову. И сам он тяжело упал на колени, опустив голову, отбросил оружие и завыл, зажимая смертельную рану.
Оставшиеся в живых орки, глянув на вожака, развернулись и побежали туда, откуда пришли.
Серое небо замерло в глазах эльфа, не пуская туда пустоту; снег кружился, завершая неспешный танец, и скатывался с его лица слезами, будто оплакивая погибшего. Потом, много позже, когда никого не осталось рядом, он перестал таять, и белые снежинки на синей радужке смотрелись как звезды нездешнего мира…
***
Вражьи полчища не могли пробиться дальше нескольких рядов эльфийских воинов. Здесь можно было не сдерживаться и, отточенная в боях, сухая лаконичность движений быстро вернулась к военачальнику. Ринглин, глядя прямо перед собой, видел все, что происходит вокруг, скупо, не размахиваясь, наносил удары, стараясь как можно экономнее расходовать силы. Он не тратил время на то, чтобы добить врага, зачастую не отбивал, а уклонялся от ударов, и иногда принимал скользящие прочной кольчугой. Он не брезговал и ножом, не оставляя врагу шансов на короткой дистанции, даром что нож считался больше символическим атрибутом, чем орудием славной битвы. Однако Ринглин считал битву «славной», только если в ней выжили его воины. Да и вообще он не видел в битвах «славы», а делил сражения только на выигранные и проигранные…
Похоже, сегодня им придется стоять долго — очень долго! Вряд ли это вся армия Гундабада.
Где мог, Ринглин помогал своим, успевая оглядываться по сторонам. Лучники, удачно расставленные, били с возвышенностей, как только появлялась возможность не задеть эльфов. И Ринглин радовался: бойцы были весьма и весьма неплохи! А ведь для многих этот бой был первым!
Леголас сражался рядом со всем пылом юности и яростным вдохновением, не щадя ни врага, ни себя; глаза у него горели от ненависти. Военачальник нахмурился, заметив, что принц уже дважды задет. Пара царапин… Пока они не чувствуются в горячке боя, но при длительном сражении такие пустяковые на первый взгляд раны отнимают все больше сил и могут стоить самой жизни.
***
Оставив эльфов на их рубеже, гномы сбежали вниз, торопясь помочь своим.
«Так спокойнее, не ударят в спину, — подумал Железностоп, — эльфы защитят проход. Да, но кто защитит эльфов?»
В долине вовсю кипел бой. Гномы Железных холмов стояли насмерть, не отступая и не ломая строй. Даин оставил раненого на попечение лекарей, шепнув: «Не вздумай умирать!» — и и кинулся к своим товарищам. Гномы почти одолели первую волну черного нашествия. Они оглядывались, отирали с доспехов вражью и свою кровь, чистили оружие…
«И это все, на что способен враг? — удивился Даин. — Едва ли…»
Люди и гномы праздновали победу; лесные эльфы добивали орков и восстанавливали нарушенные ряды. Боевые стяги вновь развевались над ними, и рог радостно возвестил о передышке. Краткий момент торжества.
И все сразу затихли и посерьезнели, заметив, как горизонт задымился и вновь почернел, будто его сплошь затянуло гарью и копотью.
Неторопливо и монотонно надвигалась основная вражья армия: первая многочисленная волна оказалась лишь ее авангардом. За бесконечными рядами всадников — высоких гундабадских орков на злобно скалящихся варгах, весело помахивающих палицами, шестоперами и шипастыми булавами — медленно ползли катапульты. Тяжелые орудия тащили едва прирученные, злобные волки, рычащие и огрызающиеся, кусающие всех подряд; надсмотрщики с криками охаживали их хлыстами. Следом спокойно и мерно топали пешие в прочной броне, при щитах, вооруженные всеми дарами злобного оружейного бога, явно благоволящего нынче темной стороне… И не было им ни конца, ни края, как будто обрушилась где-то плотина добра и света, и все зло на земле устремилось на этот узкий участок черной земли перед Одинокой горой, укрытый серым пеплом, щедро политый кровью, усеянный трупами! Небу не давали дышать стаи крылатых вампиров — сегодня они поживятся на славу, напьются теплой кровушки… Стервятники, сопровождающие армию эльфов от самого Лихолесья, сразу пропали, завидев их. Ничего, прилетят попозже — скорбной тризны хватит на всех!
Неудержимым валом орки ринулись в атаку. Варги кусали оборонявшихся, нанося рваные раны, длинные копья первых рядов всадников доставали эльфов даже сквозь щиты и доспехи, здоровущие гоблины в первых рядах крушили все перед собою, сминая оборону… Катапульты со скрипом метали огромные камни, сея сумятицу, нанося серьезные потери. Ринглин с гневом обернулся — и, на миг утратив хладнокровие, тут же пропустил удар. Одна надежда на девушек ополчения. Он мог лишь стиснув зубы смотреть, как гибнут его друзья и родичи…
***
«Да откуда они все берутся?» — думал Бард, отбиваясь мечом от наседающих орков. Стрелы закончились еще в самом начале боя. Пока что он справлялся: ярость, ненависть ко всему миру и боль потери давали ему силы биться до последнего. Плечом к плечу с Бардом сражался гондорец. Он-то чувствовал себя в своей стихии, успевал даже присматривать за отчаянным лучником. И несколько раз спас того от верной смерти — эсгаротец бился яростно и безоглядно, и слишком открывался врагу.
А ведь он, житель южного королевства, давно должен был быть на пути к дому. Но он решил задержаться — навестил было Ингрид в эльфийском шатре… и не смог оставить сраженного несчастьем Барда. А его товарищи спешили в белокаменный Минас-Тирит и не стали дожидаться одного бойца.
Ополченцы и стражники держались стойко, а вот горожане… Их поддерживал лишь страх, что орки, победив, отправятся к Эсгароту, чтобы разграбить и разрушить все, оставшееся после пожара. И истребить жителей. Кроме женщин, возможно — их ждала еще худшая участь. Страх, отчаянный, последний страх за тех, кто остался за их спинами, за семьи и близких, заставлял людей драться, даже если они были безразличны к своей жизни. Первый напор они выдержали легко и кричали в восторге от быстрой победы. Но теперь все было куда хуже… Поначалу Бард заражал их своим бесстрашием и отвагой, но все на свете имеет предел, и эсгаротцы начали сдавать. Нет, они не бежали с поля боя, а просто гибли один за другим: от укусов бешеных варгов, от ударов длинных копий и булав их всадников, от вражеского клинка, от летучих тварей, падающих с небес и впивающихся в раны. Хорошо еще, что завидя крылатых кровопийц, с гор спустились большие черные вороны — исконные враги летучих мышей, и в воздухе разгорелось сражение, не менее злобное и кровавое, чем на земле.