Король и Дева

«Все ведь уже закончилось, разве нет? — удивилась Жанна также медленно. — И мой долг, и мое слово. О нет, а как же его племянники? Кто присмотрит за ними, если я тоже уйду?»

Низкий и родной голос замолчал. Спросил уже вслух, но что именно, Жанна не расслышала.

— Нет! Скорее всего, глубокий обморок, и руку повредила.

А это, похоже, отвечал Гэндальф, и отвечал встревоженно. Туман рассеивался, звуки проявлялись…

«Торин жив?!» — разум, наконец, воспрянул в ней.

Отдаленный гул голосов доносился все отчетливее, дробясь на отдельные слова и фразы.

«О чем это я? Конечно, раз жива я, значит, жив и он!» — девушка наконец открыла глаза, как будто порвала последний гобелен, затянувший дверь в реальность.

Все навалилось разом: и ужас потери, и усталость, и боль, а острые камни врезались в спину даже через эльфийскую кольчугу. Она всхлипнула и вскочила бы, если бы ее не держали. Маг и Король-Под-Горой с тревогой смотрели на нее.

Жанна журясь от яркого солнца, вглядывалась в Торина. Лицо его не было исполосовано глубокими ранами, как в ее сне, и не была сломана рука.

Девушка осторожно оглянулась. Высокая скала вздымала их над лесами. Последнее, что она помнила, был отчаянный крик Фили. Видно, орлы выхватили всех путников из горящей сосны, а кого-то — выловив уже с воздуха на жесткие оперенные спины… и теперь опечаленные потерей добычи орки остались по другую сторону Мглистых Гор.

Клекот и отдаляющийся шум громадных крыльев возвестили - орлы улетели.

И Жанна вспомнила. Как Торин держал ее на руках в их волшебном полете, как, прижимая к себе, призывал из полумертвого забытья, не давая уйти в манящий свет, как свистел ветер, опьяняя свободой и волей, как они парили высоко над земными просторами… и опять обманчиво казалось, будто они одни в мире, и этого было достаточно для счастья им обоим.

Теперь долг гнал его к заветной Горе, а ее — звал быть рядом. И это уже было счастьем.

— Все в порядке со мной, — еле вымолвила Жанна.

Торин сразу отпрянул. Гэндальф заулыбался ласково и успокоенно, а гномы радостно закричали и забряцали оружием.

Жанна с трудом встала, цепляясь за Фили, и поднесла левую руку к лицу. Она была мокрой и теплой. Жанна в недоумении смотрела на пальцы, перемазанные красным — она умудрилась порвать рубашку и пропороть предплечье, как раз между кольчугой и наручами.

- Опять побежала, - недовольно вымолвил маг.

- К Оину! - сухо приказал Торин.

Оин внимательно осмотрел рану:

— Разрез глубокий и очень неровный, надо бы зашить. Тут бинтованием не обойдешься. Хорошо, что кость цела.

Жанна молча кивнула, решив никого больше не пугать своим хриплым голосом.

Оин приготовил инструменты, разложив их в ряд на чистой тряпочке, прокалил загнутую иголку. Потом лекарь нагрел вино в небольшом котелке и побросал туда что-то. После краткого обучения у него Жанна должна была бы знать, что именно, но не смогла определить, и разозлилась на себя. Оин снял с нее наручи и закатал рукав, промыл рану теплым, почти горячим раствором и дал ей выпить. После сегодняшних потрясений Жанна мало что почувствовала и сейчас. Она не помнила, как получила этот порез. Наверное, задела острый сучок на сосне.

Она терпела, только шипела сквозь зубы, когда иголка прокалывала кожу, протягивая за собой нитку, оставляя на руке красные капли и соединяя края раны, ставшей похожей после всех этих манипуляций на ползущую по руке мохнатую гусеницу. Оин очень бережно завязал узелки на краях, обрезал оставшиеся концы, протер ее руку от выступившей крови и тщательно забинтовал. Закончив, сочувственно погладил Жанну по плечу и ушел.

— Я видел, как ты плакала там, на сосне, — опустив глаза, сказал не отходивший от не Фили. — Может, поплачь ты и сейчас, было бы легче.

Жанна промолчала вместо ответа.

Торин подошел, избегая её взгляда, кратко переговорил с Оином. И уставился на ее руку с таким видом, будто Жанна сама себе нанесла эту рану. Потом так же молча отвернулся. Но даже прямая спина его в длинном плаще с густым мехом, играющим с ветром, выражала крайнюю степень недовольства всем происходящим.

«А мне казалось, мы начали понимать друг друга, — пригорюнилась девушка. — Откуда эта ярая неприязнь?»

Надо жить дальше. Даже если король гномов отворачивается от нее. Клятва не исполнена. И надо хорошо поразмыслить…

Значит, все-таки это был не сон.

Он оказался правдивым во всех деталях, за исключением конца. Это и радовало, и пугало девушку. Было ведь еще первое видение, самое страшное.

«Жалко, что сны прекратились, — подумала Жанна, — может быть, мы избежали бы еще многих опасностей».

В Ривенделле Торин сумел успокоить ее. Он каким-то образом закрыл ее от пугающих видений. Но сейчас она почти жалела об этом. И тут же вспомнила, как наутро после третьего сна у нее отказала левая рука, почти перестав слушаться.

С утеса, куда их опустили орлы, виднелась далеко—далеко на горизонте покрытая голубым снегом заветная гора. Гномы и даже Бильбо поглядывали на нее с гордостью и трепетом. Торин немного отвлекся от своих мрачных мыслей, лицо его посветлело. Подойдя ближе к обрыву, он наклонился, опершись рукой о колено. Пристально вгляделся вперед и произнес чуть протяжно, почти напевно:

— Наш дом…

========== Часть 13. В гостях у четы Беорнов, или Тихая пристань ==========

Выщербленные каменные ступени медленно спустили отряд с высоты птичьего полета до подножия скалы, к могучей реке, что огибала Каррок двумя поблескивающими на солнце рукавами. Андуин, главная река Средиземья, неторопливо нес тяжелые воды куда-то вдаль, у самой скалы он замедлял неустанный бег — на золотистой отмели было тихо; синь реки подергивалась рябью от слабого ветра.

Гэндальф, решив отдохнуть после долгого спуска, без лишних слов уселся на камень, оперся на свой посох и уставился на реку. Жанна и Бильбо, переглянувшись, метнулись за большой валун неподалеку. Вовремя! Задержка для сбрасывания одежды… за их спиной — наградой за сообразительность — радостные вопли, плеск и шум вздымающейся воды. Гномы, веселясь и хохоча от души, смывали с себя грязь и кровь битв, да и всю тяжесть прошедших дней.

«Судя по воплям, кого-то щекочут под водой, — прислушивалась, улыбаясь, девушка, — а может, играют в царя горы? Интересно, как мои воины выглядят раздетыми?»

И тут же засмущалась своих мыслей. То, что гномы крепкий народ, Жанна поняла давно, не единожды ткнувшись носом в грудь их короля или схватившись за его руку… Она отлично знала, какие литые мышцы скрыты под их доспехами и одеждой. И удивилась себе — почему-то она не ощутила обычного жгучего стыда при малейшем намеке на плотское. Ей было спокойно, словно понемногу отменялись запреты, которые возводили вокруг нее люди и она сама. В ее прошлом женщина считалась греховным созданием, лишенным души и всех человеческих прав. Чуть лучше собаки. В ее прошлом люди боялись своих чаяний и желаний, старались отделить их от себя, сковать, запереть и подальше выбросить ключ. А за то, что она смогла вырваться из уготованного ей круга… Жанна вздохнула, не став додумывать — слишком хорошо было здесь и сейчас.

От воды опять плеснуло смехом и брызгами, за камешек прилетела рыбешка. Она, широко разевая рот, трепетала всем телом, сверкала серебром чешуи и отчаянно била красным хвостом по желтому песку. Хоббит недовольно вскочил и отбросил ее далеко в воду. Потом почтенный эсквайр, далекий от всех этих развлечений, присел напротив девушки и, надеясь найти в ней сочувствие, принялся жаловаться на отвратительные манеры окружавших их гномов. Он ворчал и ворчал про то, как они любят болтать с набитым ртом, здороваются через раз, про их невоспитанность и неученость…

Жанна, сразу вспомнив своего епископа, вспылила и, откинувшись на камень, вытянула руку, почти упершись пальцем между глаз мистеру Бэггинсу:

— Дорогой мой Бильбо! В другом мире я знавала много существ с черными душами — мой язык не повернется назвать их людьми — которые обладали поистине изысканными манерами и были весьма воспитанны. И все же они не посчитали бы зазорным ложкой выковырять тебе глаз — потому лишь, что ты не так на них посмотрел! И заставили бы съесть его. Или отрубили бы тебе ножки, посчитав, что они своей волосатостью оскорбляют их чувство прекрасного.