Дотянуться до моря

— М-да-а! — глубокомысленно протянул, выслушав меня, Леха. — Кто-то крепко на тебя окрысился. Догадываешься, кто?

— Понятия не имею, — скривил губы я, умолчав о своих предположениях, как не имеющих отношения к сути необходимости моего пребывания на территории другого государства.

— Тогда давай обрисуем ситуацию, — сосредоточился Чебан. — Я так понимаю, что твой сынуля очень удачно подцуропил тебе поездочку за кордон, а то бы сидел бы ты сейчас у себя в Москве на нарах, так? Это называется, нет худа без добра. А еще ты вспомнил, что у тебя в Украине есть старый кореш, и раз уж ты здесь, то нужно воспользоваться случаем и его проведать. Это ты вообще молодец, а то уж я тебя окончательно обмоскалившейся сволочью считал. И что тебе надо у нас здесь перебиться, пока дома у тебя ситуация не разрулится или, по крайней мере, не прояснится. При этом вариант «перебития» должен быть максимально недорогим, потому что сколько тебе ту сидеть, неизвестно, а у любых денег есть неприятное свойство заканчиваться. Правильно я все понимаю?

Ну, в общем, да, — кивнул я. — Насчет денег — это очень даже правильно.

— Так какие проблемы? — воскликнул Леха. — Конечно, ты мог бы жить здесь, у нас с Колькой, вообще бесплатно. Но, думаю так, ты не захочешь, это я без подначки говорю. Мы-то притерлись давно, прижились, друг дружку объезжаем на автомате. Лучше всего тебе квартирку снять, или даже дачу, в Змиёве полно народу в дачах живут. По деньгам это будет тыщу гривен, максимум, полторы. Это долларов сто-сто пятьдесят. А если будешь зелеными расплачиваться, то это выйдет еще дешевле процентов на двадцать. Курс падает, народ валюту по любой цене готов скупать. Завтра с утра газеток накупим, к вечеру уже в свою хату переберешься. Ну, добро? Проблема решена, уже можно выпить?

— Да, отлично, — согласился я. — Буду в гости к тебе заезжать. Давай за такое дело выпьем.

— А мотор не забарахлит? — озаботился Леха, задержав бутылку над моей рюмкой.

— Не, нормально, — махнул рукой я. — Я так понял, это больше от нервов, чем от чего-то другого. А нервы у меня сейчас в порядке, давно такого спокойствия на душе не было.

Мы пили и говорили. Это был тот редкий случай, когда водка, сначала взойдя на старых дрожжах быстрым хмелем, потом начинает производить обратный эффект. Голова становится ясной, как солнечный морозный ноябрьский день, и чем дальше — тем яснее. Зрение становится резче, расширяются горизонты, понятной становится суть вещей и событий. А может, это «горячий снег» все еще продолжал действовать? Мы говорили о том, о сем, а я параллельно без какого-либо труда размышлял над своей ситуацией. Вернее, над тем, какой она будет после того, как закончится вся эта катавасия с моим обвинением в убийстве. Тогда я вернусь домой, буду много работать, и вообще все будет очень, очень хорошо. А Леха Чебан с своим потрясающим сыном Колькой останутся здесь, в своей хибаре размером с собачью конуру, и с этой точки зрения у них никогда ничего не будет хорошо. Но я буду далеко, и эта ситуация снова перестанет меня касаться и бередить мне душу. Но это неправильно, и так быть не должно.

— Слушай, Лех, — перебил я на полуслове Чебана, взахлеб вспоминавшего какую-то уморительную армейскую историю. — А переезжайте-ка вы с Колькой ко мне в Москву, а? Я тебе работу в своей компании изображу, надомную, или еще как-то, посмотрим. Колька школу закончит, в институт пойдет. Он у тебя в какую сторону склоняется? Компьютеры? Во, в МИРЭА его определим, профильный ВУЗ, у меня там крюк есть конкретный. С жильем решим вопрос, не знаю еще как, но решим. Как тебе такая идея?

Леха, как раз наливавший очередную рюмку, нахмурил брови, поставил бутылку.

— Не, Сень, — покачал он головой. — Я, конечно, тронут, но ни туда, ни туда мы с Колькой не поедем.

— Куда это — ни туда, ни туда? — не понял я. — Напился ты, что ли, уже?

— Нет, как стекло я, — усмехнулся Леха. — Ну, может, как матовое стекло. А насчет ни туда, ни туда — поясню, коли не понимаешь. Ты меня сейчас в два места сразу пригласил — к себе, и в Москалию вашу, в Россию, то бишь. К тебе я не поеду, потому что за бедного родственника никогда не был и не буду. Живем мы тут с Колькой в тесноте, да не в обиде, и дальше жить будем. Даст Бог, выучится он на программиста — на хакера, как он говорит, начнет своим ремеслом зарабатывать. Говорит, уеду я, бать, в Америку работать, в эти фирмы главные ихние, в Эппл или в Гугл, грошэй дуже богато зароблю, и тебя к себе перевезу. И ты знаешь, я ему верю. Он не гляди, что мягкий такой, как котенок, он в делах упертый. Так что насчет учиться, работать у нас с ним, извини, другие планы. А вот в Москву и вообще в Россию не поеду я по другой причине. Тут сложнее, так что давай сперва махнем для смазки мыслей, так сказать.

Выпили, не закусывая, поставили.

— Ты понимаешь, Сень, — цокнул языком он, — не туда Россия твоя последние десять с мелочью лет гребет, и чем дальше, тем круче не в ту сторону забирает. И лично мне это очень не нравится.

— Это куда это — не туда? — поинтересовался я, почувствовав неожиданный укол верещагинской обиды за державу. — Поясни.

— Поясню, — согласился Леха, — хотя ты сам все прекрасно понимаешь. Вот помнишь, мы с тобой в армейке слушали Цеппелинов, балдели и говорили, что какая это была бы фантастика посмотреть, послушать их вживую, а? И понимали, что это на самом деле фантастика, потому что ни Цеппелинов, ни других пацанов импортных, которые музыкой своей душу наизнанку выворачивают, в совок не пустят. И удивлялись — почему? Потому что эта музыка может чему-то помешать, чего-то там разладить в наших комсомольских душах? Да ну, херня собачья! Строительство коммунизма или еще там чего-нибудь такого же абстрактного и музыка Лед Зеппелин — это разные вещи, это как сравнивать зеленое с половиной шестого. И запрещение этой музыки, это — не то, это что-то не то. И, значит, многое другое, возможно, тоже не то? И тут оно как раз все стало меняться, сыпаться, бабки пошли, кооперативы, и про построение коммунизма все забыли, потому что вдруг стало незазорно вслух думать, что это — бред сумасшедшего. А потом некоторые прочитали Шаламова и Солженицына, и кое-кто даже понял, что восемьдесят лет двигались, как Майкл Джексон своей лунной походкой — полная иллюзия, что идет вперед, только двигается при этом назад. И в сопровождение этого процесса закопали в землю охрененное количество народу, кто был против, или кто просто замечал. А вместе с ними и тех, кто не замечал, но в принципе мог заметить, а до кучи — и все их семьи, чтоб под ногами не болтались. И поэтому в 91-м, когда совок приказал долго жить, никто особо не переживал. Легли спать в ЭсЭсЭсЭре, проснулись кто в России, кто в Украине, кто еще где, и водка от этого не перестала быть водкой, музыка — музыкой, а дружба — дружбой. И внезапно оказалось, что именно эти понятия — главные, а не те, что написаны белыми буквами на красных транспарантах. И десять лет после этого и у нас, и у вас все шло, на мой взгляд, в нужном направлении. А бандюки, нищие старики, дефолты и схлопывающиеся банки — это неизбежная плата за проезд по дороге, ведущей к свободе. В конце концов, и в Америке были Джон Диллинджер, алкоголик — президент Гардинг, сухой закон и великая депрессия. И тому, что у вас это движение вперед шло не в пример быстрее, лично я завидовал белой завистью. Но оказалось, что это была как оттепель после Сталина. Как потом Брежнев с Сусловым быстро гайку снова закрутили, так снова у вас и произошло. Только Хруща скинули, а ваш Акела одряхлел и сам передал вожачество над стаей молодому. А у того были свои соображения, какую пьесу играть в вашем театре. Началось с того, что вернули старый советский гимн со стишками на новый лад. Потом были выборы 2002-го года, и у вас в Думе не стало никого, кого можно было бы хоть с натяжкой назвать демократом. Потом посадили Ходорковского, убили Политковскую, Литвиненко, и я понял, что Майкл Джексон вернулся на сцену, только при этом в его сценическом гардеробе место кожанки с золотыми патронташами занял китель с синими просветами на подполковничьих погонах. Потом много чего еще было, не упомнить. Потом вам дали четыре года передохнуть, выпустили дублера. Тот даже гайку умудрился исподтишка слегка расконтрить, и в публике зашептали, что, мол, дублер-то ничем не хуже старого Джексона, и что худшее позади. Но в 2012-м ваши ЭнКаВэДэшники — КГБ, ФСБ, как хочешь назови — перестали играться в лялечку, и четко всем растабличили, кто царь горы. Но народ конкретно разболтался, и вышел на улицы, и тогда гайку быстро снова законтрили. И — понеслось! Пусси Райот — в тюрьму! Фигурантов Болотного дела — в тюрьму! Мадонну — не пущать! Не дадим российских детей америкосам, пущай дома с голоду мрут! Навальный — не оппозиционер, а банальный вор! А сам-то ваш что вытворяет? Сначала амур завел на стороне, ребенка родил, потом старую бабу вообще прогнал. Личное дело? Но только не для президента мировой державы! В той же Америке, думаю, это означало бы конец карьеры любого политика, позволившего себе такие вольности со своей семейной жизнью. Но ваш ведет себя как царь, как помазанник божий, которому все дозволено. Как Петр, например — Евдокию Лопухину постылую в монастырь, литовскую девку Марту Скавронску — в койку. Да его ж все так и зовут — царь Владимир Первый. И что самое интересное — люд ваш расейский это все поддерживает, потому что рейтинг вашего бывшего шпиона, а ныне управителя — чуть не 80 процентов! Но любой народ заслуживает власть, которую имеет. То есть, которая его имеет. Вон, в Бразилии, где каждый ребенок рождается с мячиком, народ протестует против трат на проведение чемпионата мира! В Бразилии — против футбола! Да потому что народ бедно живет! А у вас? Олимпиада — ништяк, давай! Чего-то там циклопическое во Владивостоке — давай! Чемпионат мира по футболу в 18-м году — давай! Сколько вы на все это выкинете? Миллиардов сто? Долларов! Сам прикинь, сколько на таки гроˊши можно было бы построить, к примеру, дорог? Или народ у вас не перебивается от зарплаты к зарплате? Или старики ваши могут достойно жить на свою пенсию? Вот мамо твоя сколько пенсии получает?