Дотянуться до моря

С кухни выглянула сияющая Колькина физиономия.

— С добрым утром, дядя Арсений! Как самочувствие? Батя уже двумя рюмочками поправился, я его на улицу вывез, он там в теньке досыпает. Вы как, яечню по утрам до сэбэ допускаете?

Я кивнул, с трудом растянув рот в улыбку, потому что от одного только представления о попадающей в желудок пище меня сразу закрутило штопором.

— А вы в душик, дядя Арсений! — сочувственно отозвался на мои пищеварительные турбуленции Колька. — Батя, как переберет, всегда с утра в душик залезет, и снова как огурец!

Я не смог не оценить рациональности Колькиного предложения и, цепляясь за воздух, направился в «душик». Повращавшись там в немыслимых пируэтах четверть часа и набив всего один синяк от соприкосновения с неожиданным полотенцесушителем, я умудрился отправить все виды нужд, проглотить свои ежедневные таблетки, почистить зубы и принять контрастный душ. Из санузла я вышел в состоянии «скорее жив, чем мертв», и даже кухонные запахи уже не вызывали во мне прежних вибраций. Колька поставил передо мною тарелку с «яечней», в которой колбасы, сала и помидоров было больше, чем яиц, большую чашку с дочерна заваренным чаем и подвинул поближе банку с горчицей.

— Вы, дядь Арсений, яечню обязательно с горчицей, — пояснил он. — Погуще мажьте, а лучше прям ложкой — горчица вчерашнее через пот дуже гарно выгоняет. А потом чайку, чай крепкий, он голову просветляет. Батин рецепт!

— Ага, спасибо! — отважился на первое с утра вербальное общение я. — Как сам-то погулял?

— Норма-ально! — махнул рукой Колька, и взгляд его затуманился. — Да вы кушайте, кушайте!

Я налег на еду, по Колькиному совету обильно сдабривая продукт горчицей, и через пять минут начал обильно истекать потом. Потом выхлебал горячий, сладкий как патока чай, и к концу сессии, оценивая свое состояние, я сам едва мог поверить, что с вечера во мне перегорает чуть не литр водки. Но вот рубашку можно было выжимать.

— А вы рубаху снимайте, дядя Арсений, — радостно предложил Колька, протягивая мне вафельное полотенце. — На улице тепло, вы пока с батей посидите, покалякаете, а я стирану по-быстрому. Утюгом высушу, через полчаса все будет готово. Давайте!

Я посмотрел на цветущего дободушнейшей изо всех виданных мной когда-либо улыбок Кольку, и мне почему-то захотелось плакать.

— Спасибо, Коль, не надо, — ответил я. — У меня в машине сменка есть, я переоденусь.

Колька кивнул, но было видно, что парень огорчен отказом.

— Добрый ты, — улыбнулся я.

— Ага! — радостно подхватил тот. — Батя меня «Мать Терезой» дразнит. Говорит, в мамку я такой.

— Да, он рассказывал, — посерьезнел я. — Как вам тут с ним бобылями живется-то?

— Да ничего так оно себе! — обрадовался Колька. — Жаль только, батя сам по лестнице взбираться не может, он бы чаще на улице мог бывать, в магазин ездить, еще куда. А то сидит дома, кроме как водку пить, чем заняться? Мы даже с бабкой с первого этажа хотели поменяться, денег сверху давали за ее гадюшник, но она уперлась — ни в какую. Хотя и то, ей тоже на третий этаж самой ни за что не взобраться, та же фигня. Нам бы квартирку невеликую какую, но чтоб с лифтом, или на первом этаже. Мы на очереди стоим, сколько я себя помню, но батя говорит, що пэрспектив нэмае.

— А сколько стоит тут квартира? — еще на понимая, зачем мне эта информация, спросил я.

— У-у, по-разному, — отозвался Колька. — Такая, як наша, так вообще ничего не стоит, потому что ее никто не купит, если продавать. А так в домах, что получше, тысяч сто пятьдесят гривен, до двухсот. А на Пролетарском, на Лермонтовской, в Комсомольском в девятиэтажках с лифтом — там цены за потолком, от двухсот пятидесяти тысяч.

Я посидел, с трудом пощелкал в голове калькулятором.

— То есть, тысяч за тридцать долларов жилье нормальное в Змиёве купить можно? — спросил я.

— Колька наморщил лоб, тоже, видимо, калькулируя.

— За тридцать тысяч? — расцвел он. — Долларов? Конечно! Да покупателя с такими деньжищами тут на части разорвут! Горло будут друг дружке грызть, скидки одна другой богаче предлагать.

Я подумал, что три дня назад отвалил паскудным мариупольским ментам эквивалент двух или даже двух с половиной квартир для Лехи и его сына, и мне снова захотелось надраться. От деструктивного желания меня отвлекла эсэмэска от Павлика. Он сообщал, что отправил мне три тысячи долларов через систему Маниграмм в отделение Приватбанка по адресу: улица Ленина, 10-Б. Я спросил у Кольки, где это, тот сказал, что не близко, «за речкой», и охотно вызвался сопроводить.

Леха дремал в своем кресле с предусмотрительно подложенными под колеса кирпичами (Колькина рука!) в теньке под раскидистым тополем, росшим прямо у подъезда. Колька сказал, что поездка займет максимум минут сорок, и мы решили Леху не будить. Всю недлинную дорогу по центральной вулiце Гагарiна за разделяющую город на северную и южную части речку Мжу Колька восторгался моей машиной, ласково гладил рукой торпедо, осторожно дотрагивался до подрулевых лепестков-переключателей, выспрашивал про фирменный субаровский симметричный полный привод. Проездили мы, конечно, не сорок минут, а часа полтора, но когда, сверстав мои дела и закупившись на местном рынке провизией, вернулись к дому на улице Гоголя, Леха, мирно посапывая, еще спал. Колька, осторожно растолкав отца, первым делом выпалил:

— Бать, у дяди Арсения та-акая тачи-ила!

— Да, дядя Арсений у нас богатый! — проворчал в ответ, недобро зыркая исподлобья красными спросонья глазами, Леха. — Дядя Арсений у нас олигарх!

— Какой олигарх? — взъярился за меня Колька. — Бать, ты чего? Дядя Арсений классный!

— Классный он! — передразнил сына Леха. — Ишь, защитничек! Мать Тереза, твою мать! А пожрать вы купили?

— Во! — радостно воскликнул Колька вытаскивая из салона два тяжеленых пакета. — И выпить, и закусить купили. И мороженое купили, импортное, виноградное!

— Тогда чего время теряем? — помягчел взглядом Леха. — Айда наверх, время на ужин, а еще не обедали.

Наверху, пока Колька, гремя крышками, хозяйничал на кухне, мы с Лехой в полутемной комнате остались наедине. Леха сидел в своей тачанке и хмуро дымил в распахнутое окно.

— Ты чего злой такой? — спросил я вполушутку. — На меня наехал, олигархом обозвал.

— А кто ты есть? — дернул головой Леха. — Олигарх и есть. Виноградное мороженое у нас только олигархи себе могут позволить, Ахметовы да Порошенки. Распилили всю страну на вотчины, мороженое жрут, а простой люд хрен без соли догрызает.

— Ну, а я-то тут причем? — нахмурился я, не понимая, всерьез это все, или Леха шутит так. — Я вашу незалэжную не пилил, я москальский, закордонный.

— O то ж, — неопределенно отозвался Леха. — Ты не обращай внимания, Сень, я на второй день всегда смурной такой, дальше лучше будет.

— Дальше? — изумился я. — Ты сколько ж времени гужбанить собрался? Неделю?

— А ты? — прищурился на меня Леха. — Или думаешь, первый раз за двадцать пять с лишком лет приехал, и одними посиделками от старого кореша отделаешься? Неделю и будем гудеть, пока гудок весь не изгудится.

— Не, Лех, я так не могу! — засмеялся я. — Здоровье не позволяет. Мотор у меня последнее время сбоить начал, таблетки глотаю. Аритмия называется. Врачи говорят — паршивая вещь.

— Это навроде, как если опережение зажигания сбивается? — нахмурился Леха. — Да, понимаю, точно — паршивая штука. Наш мотор — не то, что под капотом, так просто трамблерчик на нужный угол не повернешь, проводочек не заменишь. Виктория Ивановна-то моя от такой же примерно напасти преставилась. Ну, ладно, смотри сам, я могу и один.

— Да нет, отчего ж, я тоже рюмку махну, — возразил я. — Надо поправиться, а то потряхивает до сих пор. Просто неделю — это уж слишком.

— Да это я так про неделю! — осклабился Леха. — Стебался. Ладно, пойдем, теперь ты о своих справах розповидаешь. А то вчера как-то не дошло.

Колька сварганил на закусь кастрюльку какого-то потрясающего варева из мяса кусками, картошки и крупно порезанных овощей, и его запах заставил зафонтанировать мои слюнные железы. Неизменная Хортица уже успела замерзнуть, и мы одну за одной, отвлекаясь только на закусь, махнули по три рюмки. В голове зашумело, благо, Леха первый предложил повременить с продолжением во избежание того, чтобы мы снова, не переговорив о делах, по его образному выражению, «не ушли, обнявшись, за горизонт». Колька снова усвистал, с видимым удовольствием оставив нас одних. Я вкратце рассказал Лехе, о приведших меня на Украину сыновних проблемах («Убил бы на хрен!» — отреагировал тот), потом о том, что мешает мне территорию «незалэжной» покинуть.