Дотянуться до моря

— Н-не знаю, — пожал плечами я, внезапно осознав, что мама так и не перезвонила. — Тысяч пятнадцать, наверное.

— Это вряд ли, — прищурился Леха. — Тысяч десять максимум, я думаю. Хорошо, конечно, что твоей мамусечке не нужно эту копейку считать, у нее есть сынку, который ее содержит, надо думать, на достойном уровне. А если бы не было тебя, жила б твоя маты, я так думаю, впроголодь.

— Можно подумать, что у вас старики живут лучше! — фыркнул я, раздираемый желанием позвонить маме прямо сейчас и нежеланием делать это при Лехе.

— Не, у нас пенсии еще раза в два меньше! — радостно махнул рукой Чебан. — Только разговор не о том, у кого хуже. Разговор о том, как говориться, камо грядеши.

— Куда идешь? — автоматически перевел я. — Ну, и куда, по-твоему, мы идем?

— Назад, — пожал плечами Леха. — Назад, к совку. Это будет совершенно другой совок, совок без советов, без коммунистов, но он может быть даже хуже того, прежнего. И движение это ваше, к сожалению, неизбежно по двум причинам. Во-первых, потому что вы разрешили, вернее, не помешали вашему новому пастырю еще двенадцать лет вести вас, как стадо, за собой. А во-вторых, что почти все вы блеете в унисон, как раньше: «Одобрям-с!», и мнения тех, кто не согласен, даже подавлять не нужно, за этим громоподобным выражением стадного единства их просто не слышно.

Я вспомнил, как после думских выборов 2002 года, когда я всю ночь просидел у телевизора, все больше мрачнея от становившихся все более очевидными результатов, под утро я написал стихотворение, заканчивающееся катреном:

Видимо, есть объясненье простое

Грустным итогам — увы мне, увы:

Люди, опять по шеренге и строю

В милой отчизне соскучились вы!

и мне вдруг жутко захотелось дать старому другу Лехе в морду.

— Ну, ладно! — внезапно для себя самого раздраженно перебил я его. — Но тебе-то что до того, что у нас твориться?!

— Да нет, ничего, — безразлично дернул плечами Леха. — Если бы «ваша Раша» не пыталась бы и Украйну за собой тянуть, так и совсем до лампочки было бы.

— Мы? — изумился на него я. — Тянем вас?

— Ну, а как ты думал? — усмехнулся Леха. — Кабы не «помаранчева революция», ваш адепт Янукович пришел бы к власти еще в 2004-м. В 2006-м за его победой на выборах в Раду только слепой не увидел бы уши ваших спецслужб и политтехнологов вроде Павловского. Потом они взялись за Юлю, обвинив ее в том, что зимой 2009 года страна замерзала без газа, за который ваш Газпром заломил цену, як жид гою. Потом — за Ющенку, и в результате страна поверила в то, что майдан был ошибкой, и в 2010-м выбрала-таки Януковича. Хорошо еще, что цей хитрый тюремщик на Москву манал горбину ломать, и срочно начал со своими опричниками страну разворовывать. Так что сейчас, слава Богу, всем стало ясно, що будэ с Украйной, если и дальше ею будут управлять с Москвы. На следующих выборах ему точно ничего не светит. А то, глядишь, в Киеве очередной майдан замутят, да скинут этого ворюгу, туда б ему шлях!

— И куда дальше? — чувствуя, что начинаю заводиться, спросил я. — На Запад? В ЕЭС, в НАТО? Выгонишь наш флот из Севастополя? Поставишь у себя на крыше америкосовские ракеты, которые могут до Москвы за пятнадцать минут долететь, и будешь радоваться? Ну, пусть не радоваться, но так, смотреть сквозь веер из пальцев?

— А вот цэ уже москальски ваши хытрощи начинаются! — хлопнул сея по колену Леха. — Раз не с вами, то, значит, против вас? Если не лизоблюд, то враг? А я не хочу ни за кем тарелку подлизывать, ни за Европой с Америкой, ни за вами, понимаешь! Я хочу быть от всех независимым! Нэзалэжным! И хочу, чтобы такой же была страна, в которой я родился и живу. Неужели непонятно?!

— Понятно, — хмуро ответил я. — Это понятно. Но только думаю я, не дадут твоей Украйне быть на самом деле нэзалэжной.

— Хто не даст? — взъярился Леха. — Имеешь в виду, америкосы?

— Да, — ответил я. — Америкосы в первую голову. Им не нэзалэжность Украины нужна, им нужно в Крыму флот разместить и ракеты в Харькове да Донецке поставить. Чтобы Россию на такой короткий поводок посадить, чтобы тявкунуть не могла, пока они будут Югославию, Ирак, Сирию бомбить и вообще весь мир под себя, как коврик, раскатывать. Что, скажешь, не так?

— Я скажу — хрен им! — ответил Леха, сворачивая пальцы в смачный кукиш. — Может, кто на Западэнщине того и хочет, только Львивщына, Галычына и Ивано-Франкивськ — не вся Украйна. Но я тебе скажу, что это — даже хорошо, что у нас могут быть такие разные мнения, но при этом мы живем в одном государстве. Как это называется — плюрализм? Это то, что так ценил Горбач и чего у вас в Рашике теперь, через двадцать лет после закрытия совка и в помине нету. А знаешь, почему? Потому что вы за три четверти века, когда вами коммуняки управляли, так привыкли к уздечке, что когда в 91-м уздечки не стало, вы десять лет испытывали такой дискомфорт, что теперь с радостным блеянием в новую уздечку тыкаетесь, лишь бы побыстрее ее на ваших мордах затянули. У нас по-другому. На Украине даже крепостное право всего восемьдесят лет существовало, а не 250, как у вас, у нас ген рабства сформироваться не успел.

— Ген рабства?! — опешил я. — Ты вообще думаешь, что несешь? Это что ж, по-твоему, русские — это нация рабов, а украинцы — нация свободных, так, что ли? Дальше, я так понимаю, последует заявление, что украинцы — первосортная нация, а москали — второсортная? Untermensch, по классификации господ Штуккарта и Глобке, не знаю, слышал ли ты о таких? А вы, стало быть, Ubermensch? Эдакая, я бы сказал, Укроменш? Ну да, у вас же на западе кричат «Слава Украине!» Чем это отличается от Deutschland uber alles? Тоже мне, великая Украинская империя, четвертый Рим, блин! А с востока — дикие орды, гунны, скифы, вандалы, да? Завидуют вашей новой европейской цивилизованности, точат зубы обратно у вас Крым оттяпать! Да что там Крым — весь левый берег к рукам прибрать, буферное государство учинить, Малороссию какую-нибудь… или Новороссию там, а великоукрскую цивилизацию, носителя истинно европейских ценностей за Днепр упрессовать?! В Рашике форточка все, наглухо задраена, у всего населения цитатники Путина в нагрудных карманах, оппозиционеров мочат прямо у Красной площади? У тебя в голове не того… не лю-лю? Ты себе так современную Россию представляешь? Меня, друга своего, русского, таким видишь? У мозгоправа давно не приеме не был? Как Форрестол[i], из окошка выбрасываться с криком «Москали идут!», часом, не собрался?

Леха Чебан слушал эту мою тираду, стиснув рюмку так, что казалось, она сейчас лопнет в его пальцах. Но я и сам распалился чуть не добела, поэтому когда он вдруг весело рассмеялся, я, уже готовый чуть не к мордобою, искренне удивился.

— Вот зараза ж ты все-таки, Сеня! — радостно воскликнул он. — Надо ж так все переврать! Вечно ты так все выкрутишь, что и не узнать! Заметь, это ты какие-то апокалиптические картины будущих России с Украиной справ[ii] нарисовал, я до такого и додуматься не смог бы! Но на самом деле подозреваю, что ты со мной если не во всем, но во многом согласен. Ты ж всегда был, по сути, диссидентом, я помню. «В чем мы с партией едины? Дружба, водка, Цеппелины!» — кто сочинил? Ладно, предлагаю замириться, мы-то с тобой друг другу точно не враги, а дружбаны, верно? В общем, за приглашение твое я тебе очень сильно признателен, но, извини, не поедем. А если тебе — тока без обид! — так приспичило на кого-нибудь благотворительность свою просыпать, то я тебе подскажу подходящую кандидатуру. Вот щас только в сортир скатаюсь, и скажу. А ты позвони пока, а то уже с полчаса телефон тискаешь!

И Леха, закрутив на своей тачанке виртуозный пируэт, каким-то миллиметровым чудом не задев при этом ни стол, ни холодильник, выехал с кухни. Я задумчиво посмотрел ему вслед, и набрал маму. Тянулись гудки, но ответа не было. Другой, третий раз — тоже самое. Долго, слишком долго мама не выходит на связь, что-то тут не так. Почувствовав, как тревога начинает туго сжимать пищевод, позвонил Марине.