Страница 18 из 22
- Я всё хотел спросить, что вы им продаёте?
- Кровь.
- Кровь? - изумился профессор.
- Да. Понемногу. В пробирках, - пояснил Пятка. - Поначалу они непременно кровь шагателей спрашивали. Но после стали заказы делать и на кровь аров, и на кровь лебов, а в последнее время совсем избаловались - принеси, говорят, кровь ахтов, которые лучше всего рисовать умеют. А не надо, спрашиваю, которые больше всех палок за ночь кидают? А пограничники, серьёзно так - может и пригодится, но чтоб без обмана, должна быть точная информация.
- Понимаю, - задумчиво сказал Завадский. - Они выявляют у колесников наличие уникальных генетических маркеров.
- Чё? - спросил Пятка.
- Ничё, - ответил профессор. - А ты меня с собой можешь взять?
- Ну, пойдём, - снова равнодушно ответил Пятка. - Тут недалеко они ждать будут. На рассвете и двинемся. Пошли собираться, что ли?
Они оставили несчастного ахта лежать на мостовой, и пошли собираться. И в застывших глазах трупа отражался затухавший пожар. И Аня подошла и вытерла слёзы, и сложила ему руки на груди, и, ухватив за ворот порванной рубахи, потащила его с площади. И нестерпимо воняло палёным мясом. А Пятка на ходу рассказывал Завадскому:
- Про маркеры я тебя не очень понял, конечно, но когда они первый раз кровь аров попросили, я тоже типа пошутил - себе, говорю, вольёте, чтоб такими же умными стать? А он мне, очкастый такой - "уровень интеллекта аров на самом деле ниже среднестатистического за Запретными землями". Понял? Среднестатистического, твою мать.
- Это как раз не удивительно, - пожал плечами профессор. - Умственные способности аров строго унифицированы. Гораздо интереснее, зачем понадобился генетический материал ахтов и лебов.
***
Башмак долго пробирался огородами к зданию Лабораториума, нырял в тень, полз по сырому песку, калеча чьи-то грядки, цеплялся ружьём за кусты картошки. Но Главная Станция словно вымерла после ухода гвардейцев в карательный поход на Обсерваторию. Нигде в окнах не горел свет, не проезжали загулявшие прохожие, которых совсем недавно так любила гонять стража заведующих.
Крадучись, Башмак зашел в Лабораториум. Молитвенный зал в свете луны выглядел таинственно, и шагателю стало не по себе. Он никогда не был особенно религиозен, но лезть в алтарь, место, которое как ему внушали с детства, было хранилищем древних реликвий, всё же не спешил. Сначала на всякий случай прочёл молитву Всепрощения Колеса, потом усмехнулся, вспомнив, как часто последнее время убеждал Аню в том, что Колеса нет и все эти молитвы просто глупости. Уже ёрничая, осенил себя Ободом Колеса и взялся за крышку алтаря. Потянул, сдвигая со скрежетом бетонную плиту, приподнял и отставил в сторону. В глубокой нише стояло устройство, действительно напоминающее навороченный самогонный аппарат. И он работал. От него ощутимо тянуло теплом и приторным сладковатым запахом. Башмак посветил фонариком и разглядел в переплетении металлических трубок блок ионного облучателя. Зелёного, как и говорил Завадский.
Башмак залез руками по локоть в "аппарат для получения благодати" и стал выворачивать, выкручивать сердцевину, не обращая внимания на рвущиеся провода и плеснувшую желтоватую жидкость. Он так увлёкся, что не сразу услышал скрип колёс и приглушённые голоса. Кто-то подъезжал к Лабораториуму. И не один. Башмак затравленно оглянулся. За алтарём тянулся тёмный коридор, по которому Александр Борисович водил его когда-то к заведующим. Ещё раз туда Башмака можно было загнать только под дулом пистолета. Шагатель быстро сунул в алтарь ружьё и кряхтя, подхватил тяжеленую крышку. Подвинув задницей аппарат, уселся внутри алтаря, осторожно накрыв себя бетонной плитой. Замуровался, подумал он.
- Потому что возле стратегического объекта всегда пост выставляется, - послышался до омерзения знакомый голос. Это ж Андрюшка Кулешов, сообразил Башмак. - Мало ли, что Тапок не приказывал? Я командир роты, я приказываю!
Ишь ты сучёнок, уже командир, подумал шагатель, устраиваясь поудобней. В спину кололи, им же оборванные провода, и ноги пришлось поджать, но в целом было терпимо, можно переждать какое-то время. Главное, воздух внутрь алтаря свободно проникал через широкую щель под крышкой. К этой щели и приник, изгибаясь, Башмак. И услышал:
- Пост будет круглосуточный, трехсменный, - втолковывал Кулешов двоим угрюмым гвардейцам. В темноте лиц было не разглядеть, но один показался Башмаку знакомым. Коля-кондитер, что ли?
- Смена-то через сколь, командир? - спросил Коля у Кашина.
- Через четыре часа, - важно ответствовал Андрюшка и величественно удался, скрипя несмазанными колесами.
Матерясь, караульные подъехали к алтарю, и вскоре шагатель услышал стук игральных костей по крышке. Это я надолго застрял, понял Башмак. Стало грустно.
Он долго лежал, свернувшись калачиком, в темноте и тишине, нарушаемой лишь постукиванием костей да негромкими репликами гвардейцев:
- Ямб по ходу!
- Каре.
- Фул в свободу запишу.
Устав мечтать о пожаре, землетрясении или иных стихийных бедствиях, которые бы согнали караульных с поста, Башмак вспомнил о коммуникаторе, подаренном ему Серёжей. Отключив звук, долго любовался на картинки природы, животных и спортивные состязания. А потом ему и вовсе стало скучно, и он решил снять блокировку, установленную Соломатиным. Нужно было подобрать пароль. Перебирая варианты, он с третьего раза, усмехнувшись, набрал на сенсорной клавиатуре "резервация". Сразу включилась функция телефонии и на экран высыпались не отвеченные вызовы. Больше всего было от какого-то Науменко. И от Наташи. И от мамы.
А потом он нашёл новостной канал с субтитрами и увидел заседание Мирового Совета, где готовилось принятие закона о лишении социальных субсидий граждан, уличённых в недоносительстве о не ревностном соблюдении Углов Квадрата. Потом он увидел торжественный обряд Возведения в Квадрат подростков, достигших линейного возраста. Потом процедуру придания кубообразности зеленым насаждениям в городских парковых зонах. После лекции бойкого искусствоведа о недопустимой плавности очертаний античных статуй, ему очень захотелось взглянуть на Венеру Милосскую, которую так и не показали. А потом был суд над еретиками и казнь на кубе, после которой Башмак отключил комм. Ему хотелось как следует проблеваться. Вот такие, значит у вас моря и горы, думал он, потрясённо хлопая глазами в темноте.
Он не сразу обратил внимание, что уже длительное время не слышит постукивания игральных костей по крышке алтаря. Вместо этого доносилось тихое монотонное бормотание. Шагатель осторожно выглянул в щелку. А, понятно. Гвардейцы отъехали в сторонку, чтобы не мешать молящейся. А кто это приехал Колесу молитву вознести? Башмак пригляделся и узнал. Это же, как её, Азарова, ну, жена мэра, тьфу, вдова теперь. Людмила Степановна! Он вспомнил её, хотя видел всего пару раз. Красивая, еще не старая, гордая арка за несколько дней превратилась в седую уродливую каргу с фанатично горящими глазами.
- Будьте прокляты, - снова и снова повторяла Людмила Степановна. - За мужа, за дочь, проклинаю вас, убийцы. Будете гореть в знойных пустошах и демоны сожрут вашу печень. Проклинаю вас и детей ваших, и внуков ваших. Колесо праведное, к тебе взываю, покарай убийц.
Она замолчала, подавилась рыданием и со стоном выдохнула:
- Леночка, доченька моя, умница, красавица...
Вытирая лицо платочком, Людмила Степановна стала разворачивать коляску и Башмак, прижав губы к щели, зашептал:
- Ари Люда! Погодите, не уезжайте. Это я, Башмак! Шагатель. Я здесь, в алтаре, внутри.
- Башмак, - испуганно спросила Азарова. - Зачем ты туда забрался? Грех-то какой!
- Ари Люда, я от гвардейцев прячусь. Они убьют меня, если поймают. Мы с Паркинсоном войну им объявили.
- Никого они больше не убьют, - твёрдо сказала Любовь Степановна. - Колесо не допустит больше такого зверства.
- Колесо, конечно не допустит, - сказал Башмак. - Но пока Колесо докатится, мне бы выбраться отсюда, а то я подохнуть могу от обезвоживания.