Битва

Обсыпанный листьями и срубленными веточками, Лежон облегченно вздохнул, а заодно поблагодарил бога, что все произошло без свидетелей, и он не стал посмешищем в глазах посторонних. Полковник тронул лошадь и с обнаженной шпагой в руке поехал дальше. Неожиданно прямо перед ним в тумане тускло блеснул и тут же погас красный огонек. Сквозь прорехи в белесой пелене Лежон разглядел группу кирасир, затаптывавших бивачный костер.

— Солдаты, — сказал он, — я должен попасть в Эсслинг, это приказ императора! Покажите мне кратчайший путь до деревни.

— Вы заехали слишком далеко на равнину, — отозвался капитан кирасир с черными от густой щетины щеками. — Я дам вам пару человек, они проведут вас. Мои люди найдут дорогу до Эсслинга даже с закрытыми глазами.

Неподалеку — не далее, чем в сотне метров, — несмотря на строгий приказ, все еще горели бивачные костры. Капитан Сен-Дидье застегнул ремень и крикнул:

— Брюней! Файоль! И ты, и вы двое! Сходите к тем дурням и передайте, чтоб погасили костры!

— Я поеду с ними, — сказал Лежон.

— Как вам будет угодно, господин полковник. Потом они проведут вас до Эсслинга... Файоль! Оденьте кирасу!

— Он считает себя неуязвимым, господин капитан, — сказал Брюней, вскакивая в седло.

— Хватит нести вздор! — буркнул Сен-Дидье и уже тише добавил, обращаясь к Лежону: — Я не могу на них сердиться, смерть нашего генерала потрясла всех...

Файоль застегнул кирасу, и теперь Лежон узнал его. С этим типом ему уже приходилось иметь дело, когда тот грабил дом Анны. Заученным движением кирасир подобрал свой карабин и вскочил в седло. Полковника он, похоже, так и не признал.

Шесть всадников зарысили в сторону ближайших бивачных костров. Но когда до них оставались считанные метры, и силуэты людей стали видны более отчетливо, французы остановились, как вкопанные, узнав коричневую форму австрийского ландвера. Несколько солдат ели из одного котелка тушеную фасоль, другие чистили ружья тряпками и смятыми в комок листьями. Завидев французских кавалеристов, австрийцы вскочили на ноги и подняли руки, уверенные в том, что их окружили превосходящие силы противника. Но прежде чем Лежон успел произнести хоть слово, Файоль с воплем бешенства пришпорил свою лошадь, и та одним прыжком оказалась среди австрийцев. Выстрелом из карабина кирасир вышиб мозги одному из них, а другому молниеносным ударом сабли отрубил поднятую руку.

— Остановите этого сумасшедшего! — скомандовал Лежон.

— Он мстит за нашего генерала, — с ангельской улыбкой ответил Брюней.

Полковник дал своей лошади шенкеля и в ту же секунду оказался позади Файоля, который уже взметнул вверх саблю, готовясь обрушить блеснувший клинок на лежащего на земле австрийца. В ожидании неминуемой гибели тот сжался в комок и закрыл голову руками, но в последний момент Лежон поймал запястье Файоля и ловким движением вывернул его. Они снова оказались лицом к лицу, как и прошлый раз. Файоль ощерился:

— Мы не на балу, полковник!

— Успокойся или я пристрелю тебя! —Лежон приставил ствол пистолета к горлу кирасира.

— Ты снова хочешь выбить мне зубы?

— Горю желанием.

— Не стесняйся, ты старший по званию!

— Идиот!

— Сейчас или потом, какая разница.

— Идиот!

Файоль рывком высвободил руку, и его лошадь отскочила в сторону. Тем временем кирасиры согнали своих беззащитных пленников в кучку. В сумятице троим австрийцам удалось сбежать, но остальные не сопротивлялись, похоже, их вполне устраивала перспектива избежать предстоящего сражения и отсидеться в плену.

— Что будем делать с этими красавцами, господин полковник? — спросил Брюней, уплетая фасоль из чужого котелка.

— Отведите их в штаб.

— А разве вас не надо провожать до деревни?

— Мне не нужен целый отряд, а он знает дорогу, — Лежон кивнул на Файоля, понуро сидевшего в седле.

Проводив взглядом кирасиров и их пленников, полковник поехал вслед за Файолем сквозь колышущиеся ленты тумана. У подножия холмов им встретились батальоны тиральеров Молодой гвардии[87]. С ружьями на ремне, в белых гетрах и киверах с высоким красно-белым плюмажем они выглядели безупречно. В полном молчании в сторону Мархфельдской равнины маршировала дивизия Германской армии{8}. Под щелканье кнутов катились артиллерийские упряжки с зарядными ящиками, артиллеристы в светло-синих мундирах с красными эполетами тащили на руках десятки пушек. Мимо них шли бесконечные колонны пехоты под командованием генералов Тарро и Клапареда. Файоль натянул поводья и остановился, чтобы пропустить конных егерей, шедших на соединение с кавалерией Бессьера. Туман постепенно рассеивался, и вдали уже можно было различить обугленные руины Эсслинга.

— Дальше я не поеду, господин офицер, — сказал Файоль, не глядя на Лежона.

— Спасибо. Вечером мы отпразднуем победу, я тебе обещаю.

— А мне-то что с того, я всего лишь пушечное мясо...

— Да будет тебе!

— Когда я вижу эту разрушенную деревню, мне становится не по себе.

— Боишься?

— Мой страх какой-то не такой, господин офицер. Это не то, чтобы страх, скорее, скверное предчувствие.

— Ты чем занимался раньше?

— Да ничем... Или почти ничем. Был старьевщиком, но что палка с крюком, что сабля — никакой разницы, все та же грязная дешевая работа. Смотрите-ка, а вот и маршал Ланн...

Файоль смолк и повернул назад. А из Эсслинга, действительно, выезжал Ланн в сопровождении генералов Клапареда, Сент-Илера, Тарро и Куриаля.

Широко расставив ноги в запыленных ботфортах, император со скрещенными на груди руками стоял перед строениями черепичного заводика, где расположился его штаб. Он смотрел, как тает туман, и на его губах играла довольная улыбка. Иногда ему казалось, будто он повелевает стихиями, ведь плохая погода была его союзником. Наполеон и раньше умело использовал зимнее ненастье, реки, горы и долины, чтобы нанести противнику неожиданные сокрушительные удары. Сегодня, благодаря мутной пелене, затянувшей равнину, его армия преподнесет австрийцам сюрприз, внезапно появившись перед ними на пологом участке Мархфельда, что разделял две деревни. Лежон передал его приказы маршалу Ланну, и теперь можно было видеть, как массы пехотинцев, построенных в каре, выполняют предписанные маневры. В лучах восходящего солнца яркими бликами искрились клинки поднятых сабель, острия штыков, золотое шитье генеральских мундиров, орлы на полковых знаменах. Мерный рокот барабанов катился от одного полка к другому, ширился, нарастал, как раскаты грома, предвещавшего неизбежную бурю, менял свой ритм. Кавалерийские эскадроны шли во второй линии: варшавские уланы в синих мундирах, гусары, саксонская и неаполитанская легкая конница, вестфальские конные егеря. При виде этого зрелища Наполеону пришла мысль, что нет больше баденцев, гасконцев, итальянцев, немцев и лотарингцев, а есть одна упорядоченная сила, способная одним ударом смести ослабленные войска эрцгерцога Карла.

Незадолго до этого патруль кирасир привел пленных солдат ландвера в странных головных уборах, утыканных зелеными ветками. С помощью генерала Раппа — эльзасца, говорившего по-немецки, император лично допросил австрийцев, и те сообщили ему названия своих полков, отметив при этом как усталость солдат, так и их невысокий боевой дух. Наполеон тут же прикинул, что двадцати тысяч пехотинцев Ланна будет достаточно, чтобы вбить клин между гвардией Гогенцоллерна и резервным кавалерийским корпусом Лихтенштейна. Этого князя император предпочел бы видеть послом в Париже, чем противником на поле боя. Бертье доложил последние новости, только что доставленные нарочными. Церковь в Асперне удалось, наконец, отбить, и теперь Массена укреплял свои позиции. Перигор, примчавшийся с Лобау, подтверждал прибытие тридцатитысячной армии Даву и сообщал, что в настоящий момент она направляется к Эберсдорфу по правому берегу Дуная и не позднее, чем через час, начнет переправу через большой мост. Пока все шло по плану наступления, разработанному ночью. Шесть тысяч кавалеристов Бессьера ворвутся в брешь, пробитую солдатами Ланна, чтобы обойти противника с тыла; в это же время войска Массены, Буде и Даву ударят по крыльям австрийской армии. По оценке императора выходило, что к полудню французы будут праздновать победу.

87

Молодая гвардия (фр. Jeune Garde) — часть императорской гвардии Наполеона Бонапарта, укомплектованная молодыми солдатами, не имевшими боевого опыта ветеранов Старой гвардии.