Битва

Гренадеры Гвардии шли тремя рядами, и бесконечно длинный шаткий мост с дощатым настилом на разнокалиберных лодках раскачивался под их чеканным шагом и напором воды. По мере приближения к берегу, гренадеры сбрасывали треуголки, которые тут же уносило бурным течением, и доставали из ранцев тех, кто шел впереди, свои знаменитые медвежьи шапки в чехлах.

— Потрясающее зрелище! — произнес ординарец Лежона, стоявший позади Паради.

— Да, господин лейтенант.

— Прямо душа поет!

— Да, господин лейтенант, — повторил вольтижер Паради, не желая противоречить своим благодетелям, избавившим его от передовой, но напускной фарс Гвардии откровенно раздражал его.

К простым пехотинцам относились без всякого почтения, а ведь именно они ползали по уши в грязи, согнувшись под тяжестью оружия, спали на голой земле под проливным дождем и грызлись друг с другом за теплое место поближе к бивачному костру.

Пришел Лежон. Заложив руки за спину, с мрачным видом, не обещавшим ничего хорошего, он стал прохаживаться по поляне, потом по-дружески положил руку на плечо Паради и отвел его в сторону, почти к самому берегу. Внезапно, чертыхнувшись, Лежон резво отскочил назад: он едва не наступил на змею, скользившую между травяными кочками.

— Не бойтесь, господин полковник, — улыбнулся Паради. — Это уж, он питается только лягушками да тритонами.

— Ты много знаешь.

— Вы тоже, господин полковник, только наши знания разные.

— Ты очень помог мне.

— Я говорю лишь то, что знаю, вот и все.

— Послушай...

— У вас тоскливый вид.

— Мне, действительно, тошно.

— Да говорите же, я все понял, давайте!

— Что ты понял?

— Что я вам больше не нужен.

— Да нет же...

— Тогда что?

— Император считает, что австрийцы пойдут в атаку. Теперь от тебя будет больше пользы в полку.

— Именно это я и понял, господин полковник.

— К сожалению, не я принимаю решения.

— Знаю. Никто их не принимает.

— Иди, собирай вещи...

Вольтижер вернулся в офицерский лагерь, надел снаряжение, проверил оружие, заряды в лядунке и, не оборачиваясь, пошел к малому мосту, соединявшему остров с левым берегом Дуная. Лежону хотелось крикнуть, что он тут ни при чем, но это было бы не совсем верно, поэтому он промолчал с горьким чувством того, что предал этого славного парня. Хотя здесь, как и в рощах вокруг Асперна, где расположились батальоны дивизии Молитора, они все одинаково рисковали своей головой.

— Ага! Зашевелились! Наконец-то! Пора приниматься за дело!

Обеспокоенный и в то же время удовлетворенный, снедаемый возбуждением в предчувствии кровопролития, Бертье передал свою подзорную трубу Лежону. Он хотел убедиться, что зрение его не подвело. Они находились на самом верху эсслингской колокольни, откуда открывался прекрасный вид на окрестные поля. Теперь Лежон видел собственными глазами: австрийские войска, выстроенные широкой дугой, пришли в движение.

— Немедленно поставьте в известность его величество!

Лежон пулей слетел вниз по узкой винтовой лестнице, едва не врезавшись лбом в деревянную балку. Цепляясь за собственные шпоры, он вихрем промчался через церковь, выбежал из распахнутой настежь двери и на площади увидел императора. Положив локти на стол, Наполеон сидел в кресле и изучал подробную карту местности. Помимо перепадов рельефа, на ней были показаны едва ли не все тропинки, скрытые сейчас высоко поднявшимися хлебами.

— Сир! — закричал Лежон. — Австрийцы приближаются!

— Который час?

— Полдень.

— Где они?

— На холмах.

— Браво! Они появятся здесь не ранее, чем через час.

Император в хорошем настроении поднялся и, потирая руки, приказал принести ему из походной кухни суп с макаронами. Под его беззлобное брюзжание, мол, через час воевать, а еда до сих пор не готова, повара засуетилась вокруг жаровен, чтобы разогреть бульон и бросить в него уже готовые макароны. Вслед за Лежоном пришел и Бертье, чтобы лично подтвердить известие.

— Все на месте? — спросил Наполеон.

— Да, сир.

Удовлетворенный ответом, он зачерпнул ложкой суп, чертыхнулся, потому что тот оказался чересчур горячим, пролил немного на подбородок и закричал на поваров, требуя забытый ими пармезан. Император ел с полузакрытыми глазами, но он наслаждался не столько пищей, сколько собственными мыслями. Стоящие вокруг генералы наблюдали, как их повелитель невозмутимо кушает, и его хладнокровие успокоило всех, несмотря на мандраж, предшествующий любому сражению. Они получили точные приказы, и им надлежало строго выполнить их, ибо все было заранее рассчитано и предусмотрено, в том числе и победа. Император знал об умении эрцгерцога Карла мыслить стратегически и отдавал должное его организаторским талантам, но он знал также о его слабостях и собирался ими воспользоваться. По знаку Наполеона Бертье наполнил бокал шамбертеном. В этот момент на площадь вихрем влетел Перигор. Он соскочил с взмыленной лошади и доложил:

— Сир, не выдержал большой мост!

Император взмахом руки смел со стола тарелку с недоеденным супом и бокал с вином. Он в ярости вскочил:

— И кто только подсунул мне таких дураков! Расстрел перед строем по обвинению в дезертирстве, вот чего заслуживают эти понтонеры!

— Доложите толком, — потребовал Бертье у своего адъютанта.

— Значит, так, — начал Перигор, переводя дух, — из-за паводка очень быстро поднялся уровень воды в реке...

— Разве это не было предусмотрено? — взревел император.

— Было, ваше величество, мы не предусмотрели лишь того, что австрийцы, расположившись выше по течению, пустят на наш мост лодки, груженные камнями. Они-то и разбили балки, порвали якорные тросы...

— Incapaci! Бездари!

Император с криками метался по площади. Оказавшись рядом с Лежоном, он схватил его за отороченный мехом доломан:

— Вы служили в инженерных войсках, восстановите мне этот мост!

Офицеры зашептались, обсуждая ситуацию: мост непригоден для эксплуатации, связи с правым берегом нет, а раз так, то нет ни боеприпасов, ни продовольствия, ни подкреплений из Вены и от Даву. Лежон отдал честь, вскочил на ближайшую лошадь — она принадлежала Перигору, но, учитывая обстоятельства, тот не осмелился протестовать, — пришпорил ее и, пустив в галоп, исчез из виду.

Император в бешенстве обвел всех взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, и ледяным тоном осведомился:

— Почему вы до сих пор торчите здесь, как мешки с дерьмом? Выход моста из строя ничего не меняет! Отправляйтесь по своим местам, massa di cretini! Бестолочи! — Подойдя к Бертье, он внезапно сменил тон, словно его ярость была наигранной: — Если эрцгерцогу уже сообщили о случившемся, в чем я нисколько не сомневаюсь, то он непременно захочет извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Он прикажет ускорить наступление и атакует нас с ходу, ибо поймет, что мы заперты на левом берегу.

— Мы встретим его должным образом, сир.

— Глупцы! Дунай выступит нашим союзником!

— Да услышит он ваши слова, сир, — пробормотал генерал-майор.

— Перигор! — позвал император. — Предупредите его светлость герцога де Риволи, что австрийцы могут атаковать вдоль той излучины Дуная, что упирается в Асперн...

Перигор тоже не выбирал лошадь, схватил поводья первой попавшейся — благо она была свежее его собственной — и помчался к маршалу Массене.

Император проводил его взглядом, улыбнулся и шепнул Бертье:

— Если они пустили лодки, чтобы сломать наш мост, Александр, значит, они выступили против Дуная.

— По меньшей мере авангард...

— Нет! Идите сюда.

Наполеон увлек Бертье к столу, перевернул карту и на ее обратной стороне набросал карандашом схему:

Генерал-майор смотрел и слушал комментарий императора.

— Карл посылает войска на равнину, это стрела А...