Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 102



Этого не могло, не должно было быть! Это противоречило всему, что он знал о природе Бессмертных.

В спальню тихо вошла Кедвин:

— Дункан.

Он вздрогнул и оглянулся:

— Да?

— Иди в кухню, поешь. Я посижу здесь.

Он согласно кивнул, хотя голода не чувствовал.

— Как он? — тихо спросила Мишель, когда он переступил порог кухни.

— Так же, — устало ответил МакЛауд. — Я вообще ничего не понимаю.

— Я тоже думала, что такого не бывает, — шепотом проговорила Мишель…

Закончив с едой, они вернулись в спальню вместе.

Кедвин сидела на кровати, спиной к двери, и немного замешкалась, прежде чем повернуться. Кажется, она хотела скрыть слезы.

МакЛауд, глянув на нее, отвел глаза. Легче было бы, если бы он плакала.

— Ладно, хватит ахов и вздохов, — сказала Кедвин. — Вопрос до сих пор открыт: что нам теперь делать?

— Не знаю, что мы можем сделать, — хмуро произнес МакЛауд, — но оставаться здесь нельзя. Нужно укрытие, безопасное.

— Священная Земля, — тихонько подсказала Мишель. — Но где?

— Только Святой Христофор, — отозвалась Кедвин. — Мишель.

— Да?

— Отправляйся домой.

— Кедвин!

— Послушай меня, девочка. Так будет лучше. У тебя своя жизнь, работа, обязанности. Постарайся этим не пренебрегать. А завтра утром…

— Я вернусь сюда?

— Нет. Ты отправишься в «Блюз-бар». Найди Доусона. Не рассказывай подробностей, но попроси узнать, где сейчас находится брат Ансельм и позвонить мне. Хорошо?

— Хорошо.

— Потом занимайся своими делами. Если случится что-то, я тебе сообщу, обещаю.

Мишель подумала.

— Ладно, — хмуро сказала она. — Только сообщи обязательно.

— Я же пообещала… Идем, я тебя провожу.

Мишель кивнула и оглянулась на МакЛауда:

— Пока, Дункан.

Он улыбнулся.

Кедвин и Мишель вышли из комнаты.

Очень неприятное чувство появилось у МакЛауда во время этого разговора. Это было твердое ощущение, что его мнение здесь никого не интересует. Кедвин не нужен был совет, чтобы избрать убежищем знаменитый монастырь, ведь поблизости больше ничего подходящего не было. А попробуй он возразить, его бы просто проигнорировали.

Кедвин всегда была мудрой и терпимой. Даже если она считает виноватым во всем его, МакЛауда, она этого не выскажет, но контролировать каждый свой жест и взгляд не сможет. Вот как сейчас.

Хуже всего то, что она права.

*

Понемногу наступал вечер.

Кедвин по-прежнему отмалчивалась, и МакЛауда начало тяготить ее показное равнодушие. Прежде она не скрывала от него свои чувства так тщательно. Исчезало что-то очень важное; доверие, близость — ему было трудно найти нужное слово. Да и в словах ли дело! Кедвин уходила, отдалялась от него, и он ничего не мог поделать.

Она не хотела оставлять Митоса без присмотра, и с этим МакЛауд спорить не стал. Предложил дежурить по очереди, и Кедвин тут же отправила его отдыхать — во вторую спальню. МакЛауд заикнулся было возразить, но вовремя понял, что она хочет побыть одна. Наедине с Митосом, если на то пошло… Может быть, выплакаться.

Сна не было даже близко, и он сидел в комнате или ходил из угла в угол. Думал.

Уже глубокой ночью МакЛауд заглянул в спальню Митоса с твердым намерением отправить Кедвин отдохнуть.

Переступив порог, он понял, что вопрос решился и без его участия. Кедвин спала, улегшись на кровати рядом с Митосом. Как будто задремала случайно.

МакЛауд осторожно передвинул ее подальше от края постели и поправил подушку. Тихонько опустился в то же кресло у окна. Долго сидел, глядя за окно, в темноту, раскрашенную кое-где городскими огнями…

Он, наверно, ненадолго отключился, потому что пришел в себя неожиданно и резко. Сразу почувствовал — что-то изменилось в комнате.





Свет.

МакЛауд осторожно поднялся с кресла, заметив, что сквозь неплотно прикрытую дверь пробивается свет, белый, но слишком яркий для дневного. Недоумевая, подошел к двери и приоткрыл ее. Резкий свет сразу померк, сделавшись обычным светом неяркого дня. Едва глянув за дверь, МакЛауд охнул и застыл на месте.

Привычного и хорошо знакомого коридора за дверью не было. МакЛауд стоял на пороге серого каменного лабиринта.

*

Сразу нахлынуло облегчение — это просто сон. Потом пришла другая мысль: это не просто сон, это видение!

Страха не было.

МакЛауд оглянулся на спальню, на Митоса, по-прежнему лежавшего на кровати будто в глубоком сне, на спящую рядом с ним Кедвин, потом снова посмотрел вперед — и медленно перешагнул порог.

— А я все-таки был прав, — раздался рядом знакомый голос.

МакЛауд резко обернулся. В нескольких шагах дальше по коридору стоял Грэйсон.

— Что ж, мы встретились третий раз. Надеюсь, последний.

— Встреча ведь не случайна, — тихо заметил МакЛауд. — Ты что-то должен сообщить мне.

— Ты становишься догадливым, — улыбнулся Грэйсон и неторопливо пошел прочь по каменному коридору, предоставив МакЛауду следовать за собой. — Тебе следует кое-что знать, МакЛауд.

— Да. Например, что это за место? И куда ты меня ведешь?

— О, какое нетерпение! Видно, приключения пошли тебе на пользу. Сейчас ты находишься по другую сторону своего естества.

— То есть?

— Тебе ведь известно поверье, что вместе с витано победитель получает силу и знания побежденного? С силой все ясно, но удавалось ли тебе хоть раз воспользоваться чьими-то знаниями?

— Не припомню.

— Правильно. Потому что в обычной обстановке и обычном состоянии сознания это невозможно. Однако в твоей жизни случались моменты, когда тебе удавалось погрузиться в этот мир.

— Не думал, что мой внутренний мир имеет вид лабиринта.

— Это не твой внутренний мир.

— Что? — МакЛауд приостановился. — Как, не мой? А чей же?

— Это не сам мир. Это форма, которую принимают твои видения. И конкретно эта форма — изделие воображения Митоса.

— Все еще не понимаю, — осторожно сказал МакЛауд, хотя уже начал догадываться, в чем дело.

— А по-моему, понимаешь, — усмехнулся Грэйсон. — Ваши ауры в какой-то момент были слиты воедино. Стоит ли удивляться, что они остались связанными!

— Постой, — опешил МакЛауд. — Ты хочешь сказать, что я сейчас нахожусь среди воспоминаний Митоса?!

— Еще нет. Но ты не дослушал… Какую бы форму ни принимало твое видение мира «по ту сторону», одно и то же одинаково у всех: в этот мир нет доступа никому, кроме тебя. Но вы с Митосом — редкое исключение. Ты в его лабиринте. А там, в глубине лабиринта, есть выход к Источнику.

— К Источнику?

— Да. Но без проводника попасть туда невозможно.

— Так вот в чем дело, — медленно произнес МакЛауд.

— Верно. Я твой проводник.

— Проводник. — повторил МакЛауд. — Как Фицкерн?

Грэйсон снова усмехнулся:

— Отчасти. Но с Фицкерном ты путешествовал по воображаемому миру. Со мной попадешь в реальный.

— Что ж в нем реального? — удивился МакЛауд. — Я думал, это просто сон.

— Иногда сны реальнее яви, — как о само собой разумеющемся, заметил Грэйсон. — Здесь реальны чувства: любовь, страх, боль… К тому же во сне ты наедине с собой, и потому всегда честен. В яви же такое бывает не всегда.

МакЛауд ненадолго умолк, задумавшись. Потом осторожно спросил:

— Грэйсон, кто послал тебя ко мне?

— Поразительно своевременное любопытство! — криво усмехнулся тот. — Но на этот вопрос мне отвечать не разрешено.

— Грэйсон!

— Я не скажу тебе больше, чем мне дозволено, МакЛауд. Не ломай свою гордость напрасно. Ты уже понял, что я такое, поэтому сохранять материальный облик мне больше нет нужды. Следуй за мной.

Его фигура окуталась туманной дымкой — и внезапно растворилась в ней, рассыпавшись роем серебристых искр. Это облачко, словно подхваченное ветром, унеслось вперед.

МакЛауду ничего не оставалось, кроме как идти следом.

Лабиринт менялся. Стены, вроде бы оставаясь на своих местах, то расступались и почти терялись из вида, то вдруг начинали давить, и МакЛауд мог увидеть каждую трещинку в камне буквально перед своим носом. Было очень тихо: никаких голосов, эха, движения в боковых коридорах. Потом стали встречаться лоскутки белого тумана, прозрачной дымкой плавающие по переходам и лестницам.