Рассказы о любви

На посиделках с девушками он теперь всегда немного играл на скрипке.

— Это только ради тебя, Тина, — сказал он однажды, — потому что ничего другого приятного я не могу для тебя ни сделать, ни дать тебе.

Весна потихоньку подкрадывалась — и вдруг пришла: с первыми желтыми цветочками и нежно-зеленой травой, с бездонным синим небом и далекими горами, покрытыми лесом, с тонкой вуалью молодой листвы на ветвях и вновь возвращающимися косяками перелетных птиц. Женщины выставляли на зеленые деревянные подоконники глиняные горшки с гиацинтами и геранью. Мужчины, засучив рукава рубашек, переваривали на солнышке обед и играли под вечер во дворах в кегли. Молодые люди ощущали беспокойство, становились мечтательнее и влюблялись.

В одно из воскресений, озаривших улыбкой и молочно-сизым светом уже зеленую речную долину, Тина отправилась с подружкой гулять. Они хотели пройтись часок в направлении старой крепости по лесу. Но когда подруги проходили на окраине города мимо одной харчевни при саде, где играла веселая музыка, а на круглой лужайке пары танцевали шляйфер[21], они хоть и не остановились, не поддавшись искушению, но сделали это очень медленно и неохотно, и когда улица выгнулась дугой и девушки при этом изгибе еще раз услышали издали взлетающие ввысь сладкие звуки мелодии, они пошли еще медленнее, а потом и вовсе нет, прислонились к ограде лужка на краю улицы, стояли и слушали, а когда через некоторое время силы вернулись к ним и они могли продолжить путь, полная веселья и страсти музыка пересилила их и позвала назад.

— Старая крепость Эмануэль-бург не убежит от нас, — сказала подружка.

Они обе утешились и, краснея, опустив глаза, вошли в сад, где небо через сплетение веток с коричневыми смолистыми почками каштана смеялось еще веселее. Была чудесная погода, и когда Тина к вечеру возвращалась в город, она делала это не одна — ее вежливо сопровождал сильный мужчина приятной наружности.

На сей раз это был ухажер что надо. Помощник столяра, которому оставалось немного до мастера, а следовательно, и не стоило медлить с женитьбой. Он намеками говорил о своих чувствах, путаясь в словах любви, и ясно и четко, без запинок, об обстоятельствах своей жизни и перспективах. Выяснилось, что он уже несколько раз видел Тину, не будучи с ней знаком, и нашел ее для себя желанной, имея в виду не мимолетное любовное приключение. В течение недели они встречались каждый день, и он нравился ей все больше; при этом они обсуждали все необходимое и сошлись вскоре на том, что обо всем договорились, и все знакомые, и они сами стали считать их помолвленными.

Первое умопомрачительное возбуждение сменилось у Тины тихой торжественной радостью, за которой она все забыла, и бедного гимназиста Карла Бауэра тоже, который все это время ждал ее понапрасну.

Когда она вспомнила про оставленного без внимания юношу, ей стало жалко его, так что в первый момент она даже решила еще какое-то время не говорить ему об этой новости. Но потом ей показалось, что это не очень хорошо с ее стороны и даже непозволительно, и чем больше она об этом думала, тем труднее казалось ей найти выход. Она опасалась, что может открыто, без обиняков, выложить все как есть ни о чем не подозревающему юноше, хотя и знала, что это единственно правильный путь, но только теперь она поняла, насколько опасной была ее благожелательная игра с мальчиком. Во всяком случае, должно было еще что-то случиться, прежде чем юноша узнает от других о ее новых любовных отношениях. Она не хотела, чтобы он стал думать о ней плохо. Она чувствовала, не зная этого достоверно, что подарила юноше первое ощущение любви и первое представление о ней и что обман принесет ему вред и отравит все им пережитое. Она никогда не думала, что эта детская история доставит ей столько хлопот.

В конце концов, не зная, что делать, она пришла к Бабетте, которая вообще-то в любовных делах была не самой авторитетной советчицей. Но она знала, что Бабетта любила своего гимназиста и беспокоилась о его самочувствии, и уж лучше она получит от нее взбучку, чем бросит на произвол судьбы юного влюбленного.

Без взбучки не обошлось. Бабетта, выслушав внимательно, при полном молчании, весь рассказ девушки, гневно топнула и с возмущением напустилась на покаявшуюся девушку.

— Не прикрывайся красивыми словами! — закричала она на нее с сердцем. — Ты просто водила его за нос и бессовестно развлекалась с ним, с Бауэром, и больше ничего.

— Ругань делу не поможет, Бабетта. Знаешь, если бы я только развлекалась, я бы не пришла к тебе сейчас и не призналась. Мне это все далось нелегко.

— Ах вот как? А сейчас как ты себе это представляешь? Кто должен теперь все это расхлебывать, а? Может, я? Или все останется с ним, с беднягой?

— Да, его мне очень даже жалко. Но послушай меня. Хочу сказать, я сейчас поговорю с ним и все скажу ему сама, не дам себе пощады. Просто я хотела, чтобы ты об этом знала, чтобы последила за ним, если ему совсем худо будет… Если ты, конечно, захочешь это сделать…

— А разве я могу иначе? Дитя, глупое еще, может, для тебя это будет уроком. Я имею в виду твое тщеславие и желание поиграть в Господа Бога. Тебе не повредит.

Результатом этого разговора было, что Бабетта в тот же день устроила встречу обоих во дворе, причем Карл так и не догадался, что она обо всем знает. День клонился к вечеру, и кусочек неба над маленьким дворовым пространством золотился угасающим закатом. В прихожей у дверей было темно, и никто не мог видеть там двух молодых людей.

— Да, видишь ли, я хотела тебе кое-что сказать, Карл, — начала Тина. — Сегодня мы должны попрощаться друг с другом. Все когда-то кончается.

— Но что случилось… Почему?..

— Потому что у меня есть теперь жених…

— У тебя есть…

— Успокойся, ладно? И послушай меня. Видишь ли, я тебе нравилась, и мне не хотелось так, ни с того ни с сего, сделать тебе от ворот поворот. Я ведь тебе сразу сказала, ты помнишь, что ты не имеешь только поэтому права считать себя моим сокровищем, так ведь?

Карл молчал.

— Ведь так?

— Ну вот видишь.

— И теперь мы должны поставить последнюю точку, и тебе не стоит так близко принимать это к сердцу, в переулке полно девушек, и я не единственная и к тому же не самая подходящая для тебя, ведь ты учишься и станешь потом господином и, может, даже доктором.

— Нет, Тина, не говори так!

— Однако это именно так и не иначе. И я хочу тебе сказать еще раз, что это все еще не настоящее, когда влюбляешься в первый раз. Будучи таким молодым, ты еще не знаешь, чего хочешь. Из этого никогда ничего не получится, и позднее ты будешь смотреть на это совсем другими глазами и понимать, что это было совсем не то.

Карл хотел ответить, хотел во многом возразить, но от горя не мог произнести ни слова.

— Ты хотел что-то сказать? — спросила Тина.

— О, ты, нет, ты не знаешь…

— Что, Карл?

— Ах, ничего. О-о, Тина, что мне теперь делать?

— Ничего, спокойно жить дальше. Пройдет немного времени, и потом ты будешь рад, что все так случилось.

— Ты говоришь, ах, что ты только говоришь…

— Я говорю всего лишь, что все идет своим чередом, и ты увидишь, что я абсолютно права… но что все это надо прекратить одним махом, абсолютно все…

Он ничего не произнес, и она положила руку ему на вздрагивающее плечо и молча ждала, пока он перестанет плакать.

— Послушай меня, — сказала она потом решительно. — Обещай мне, что останешься хорошим и разумным мальчиком.

— Я не хочу быть разумным! Я хочу умереть; лучше мертвым, чем…

— Э, Карл, не будь таким непутевым! Послушай-ка, раньше ты ведь однажды потребовал от меня поцелуй, помнишь?

— Помню.

— Ага! Если ты будешь хорошо себя вести… видишь ли, я не хочу, чтобы ты думал потом обо мне плохо; я хочу попрощаться с тобой по-доброму. Если будешь примерным мальчиком, то я тебя сегодня поцелую. Хочешь?

Он только кивнул и беспомощно посмотрел на нее. Она приблизилась к нему и поцеловала его, и поцелуй этот был тихим и бесстрастным, целомудренным и сдержанным. Она взяла его руку, слабо пожала и быстро пошла к двери.