Страница 330 из 433
Глава 38
Папарацци
Почему с нами случается то, а не иное? Почему именно с нами? И почему случается?
Кто запускает механизм, даёт отмашку шахматным флажком, нажимает курок стартового пистолета, заводит механического зайца, врубает тот самый «тумблер» рассвета и даёт начало новому дню, чтобы кто-то вышел рано из своей квартиры, дома или комнаты в общежитии и встретился нам сегодня в метро или на заправке? И почему он встречается нам утром на заправке, а не на светофоре, допустим, или не в кафе за ланчем? И есть ли разница?
И как так получается, что одного человека, который встретился нам в кафе за ланчем, мы удостаиваем лишь взглядом, а на другом женимся или выходим за него замуж? Но самое занятное в том, что задумываемся мы над всем этим только после того, как случается нечто экстраординарное, необычное. И даже не совсем важно: плохое или хорошее, просто необычное. Но ведь череда обыденностей и повседневностей тоже где-то начинается, их тоже кто-то запускает. Только нас это мало интересует, потому как будничность проходит почти мимо нас без видимых последствий, незаметно.
А вот то, что проходит сквозь человека, то вваливаясь в него нежданными гостями, проталкивается внутрь эдакой толпой первых покупателей нового айфона, вовсю работающих локтями, или же прокрадывается, просачивается хитрым шпионом, а потом взрывается внутри атомными взрывами или новогодними салютами с последствиями различной степени созидательности или разрушительности, то просто, особо не церемонясь, пронизывает человека насквозь или проносится по нему грузовыми железнодорожными составами, он тут же начинает анализировать и препарировать. И зачастую приходит к выводу, что истоки, «спусковые механизмы», причины у форс-мажора и у рутины практически одни и те же.
Обо всём об этом Жаклин уже задумывалась. И не раз. Оставшись в девять лет без родителей и мыкаясь с дядюшкой по планете в составе различных экспедиций, девушка была доподлинно осведомлена о тщетности поисков ответов на все эти и аналогичные им вопросы, решив больше не ломать голову над подобной философией, а причины, механизмы, «тумблеры» и «стартовые пистолеты» искать в себе.
И она уйдёт в себя. Вся. Но только чуть позже.
А сейчас доктор Рочестер просто шла по коридору, автоматически выбирая дорогу. Она даже не бежала. Жаклин сразу же оставила эту мысль, ибо передвигаться со скоростью звука, предпочтительной для неё в данную минуту, всё равно не получится, так какая разница, насколько быстро удаляться от палаты четыреста тридцать один на четвёртом этаже. На секунды быстрее, на минуты медленней – без разницы.
Думать девушка не могла. Ей мешали стоявшие перед глазами губы Кирка, целующие её Алекса.
Но и обижаться она не спешила, понимая, что обидеться всегда успеет и обязательно это сделает. Потом. А сейчас, в данную минуту, вкупе с всепоглощающей злостью на всё и вся без разбора, сквозь агрессию и раздражение присутствием, да и вообще существованием Кирка, ею овладело ещё и огромное, мощное чувство удивления.
Жаклин была поражена, сбита с толку, ошеломлена, изумлена, её застали врасплох.
«Что это было... а? Ничего не понимаю, как же так? Кто они друг другу? И насколько давно? А кто им я тогда? Кто я для Алекса?» — вопросы в её голове «надувались» полусферами пузырей на лужах во время дождя и так же быстро «лопались». Девушка понимала, что ей ещё предстоит многое переосмыслить, «перекрасить» в другие цвета, обязательно поговорить с юношей и только потом выработать ко всему этому своё отношение, а в соответствии с ним – и дальнейшую манеру поведения.
Жаклин на бегу – а доктор Рочестер, оказывается, всё-таки бежала – вдруг остановилась как вкопанная на последней ступеньке лестницы перед дверью на первый этаж.
«Поговорить с Алексом? — удивилась она опять, но теперь уже самой себе. — Я уже собираюсь с ним разговаривать? То есть как это? Я его не обвиняю?! — завопили её мозги. — Да. Точно. Я его уже не обвиняю, — ответила она сама себе, очень стараясь, чтобы до неё дошла её же собственная мысль. — Я, что, вот так вот его прощу? Вот так вот просто, да? — девушка часто-часто заморгала. — Нет, не прощу. Уже простила. Я его уже простила. Чёрт! Чёрт! Чёрт! – она три раза дёрнула в воздухе сжатым кулачком. — Чёрт бы его подрал! Этого не может быть! Я не могу его любить так! До такой степени! — сейчас Жаклин напоминала самой себе строительную рулетку: держа перед глазами картинку губ Кирка, она довольно легко раскручивала или накручивала себя, из глубин нутра вытаскивая злость и агрессию, но, как только это воспоминание сменялось на любимое родное лицо, р-р-р-раз – и всё вышеперечисленное, как полотно рулетки – пружиной, моментально сворачивалось обратно в «корпус». — Но это же неправильно. Так не должно быть. Это уродливые отношения, — медленно покачала она головой от бессилия перед самой собой, перед своим чувством к этому пареньку. — Хотя... о чем это я. Как будто для меня это новость», — и доктор Рочестер резко рванула дверь на себя, вышла с лестничной клетки и, очутившись в коридоре первого этажа, повернула в сторону приёмного покоя.
Жаклин всё делала автоматически: зашла, поздоровалась, отдала документы, обсудила с Говардом Вилсоном – тоже врачом приёмного покоя, дежурившим сегодня – закрытие на неделю дневной лаборатории, а значит, увеличение сроков обработки анализов до неопределённых временных рамок, и отправилась в туалет с дурацким желанием не только оттянуть время возвращения в свой кабинет, немного побыть одной и, что называется, прийти в себя, но ещё и хоть где-нибудь найти себе нормальные мысли.