Страница 75 из 170
— Что случилось? Ровным счетом ничего! — говорила она. — Просто две девчонки вцепились друг другу в волосы, только и дела. А во всем виноваты вы, мужчины, пропадите вы все пропадом!
А так как парням удавалось порой и ущипнуть ее, она отбивалась, задыхаясь, и вскрикивала, как от щекотки:
— А ну, это еще что? Убрать руки! Эй, дайте пройти, а то они опять друг в друга вцепятся. Еще, чего доброго, и полицию всполошат!
В этом переполохе, который всколыхнул всю Конкордию, там, наверху, у Толедских переулков, виноват был, конечно, проклятый призыв, который забрал всех бедных маменькиных сынков, а с ними и Тетилло, кавалера Пеппины; весь шум вышел из-за того, что не прошло и пяти дней, как Тетилло отправили в Перуджу[89] (где она находится — один бог знает), а уж видели, как Пеппинелла прогуливается вечером по проспекту Виктора-Эммануила с каким-то молодым человеком.
Если верить Нунциате, бесстыдница шла вдоль парапета с высоко поднятой головой и строила глазки этому парню, а он сжимал ее кисть в своих, пальцах и раскачивал ей руку. И когда Нунциата столкнулась с ней лицом к лицу под фонарем, чернавка, улыбнувшись, поклонилась ей и нисколько при этом не смутилась, как будто всю жизнь только и разгуливала в такой компании.
В Конкордии все стало известно в тот же вечер, так как Нунциата сгорала от нетерпения примчаться туда и разгласить о своем открытии хотя бы стенам. Правда, даром это ей не прошло, так как в схватке более сильная Пеппинелла одержала верх, и Нунции досталось дай боже как: Пеппина вырвала у нее из уха серьгу, а шаль превратила в лохмотья.
Когда их снова растащили, Нунциата уселась на стул у дверей своего дома и стала собирать в узел распустившиеся волосы, которые упали ей на лицо. Время от времени она вздрагивала от судорожного вздоха, похожего на всхлипывание, и на глаза ей от злости навертывались слезы. Перебирая про себя одну за другой все перипетии недавней борьбы, она терзалась при мысли о своем поражении и выдумывала фантастические планы мщения. Ей было страшно досадно, что она так мало навредила Пеппинелле, и в душе у нее вскипало бурное желание реванша.
— И охота была тебе ее слушать, этим ты все испортила, — сказала ей подруга, пододвигая к ней свой стул, — с такими людьми никогда не стоит связываться…
Ладно уж, — сказала Нунция, кусая побелевшие губы, — дело-то было… а потом ведь это она сама пришла сюда. Не будем об этом больше говорить.
Между тем она украдкой посматривала на Пеппину, которая как будто совсем не обращала на нее внимания и с рассеянным видом вертелась вокруг табуретки сапожника. Она все следила за ней, пока та не удалилась, ступая мелкими шажками, заложив руки за спину, выпятив грудь и улыбаясь, под перешептыванье толпы. Так она дошла до конца переулка, где ее могли еще видеть, и тут как ни в чем не бывало, хоть на душе у нее скребли кошки, немного покачивая бедрами, начала напевать:
Но когда она оказалась в пустынной улочке, песня замерла у нее на губах, она прижала ко рту порванный передник, сдернула его конвульсивным движением, остановилась и обернулась, глядя покрасневшими глазами в темный переулок, где, как она догадывалась, уже вслух обсуждали ее поведение и сомневались в ее добродетели.
— Ты права! — прошептала она, ломая себе руки. — Но ты еще наплачешься у меня кровавыми слезами!
Впрочем, дулись они друг на друга всего два дня, так как во вторник Кармелучча, парикмахерша, пришла причесывать Нунцию и, закалывая ей волосы шпильками, намекнула, что Пеппинелла не прочь помириться и велела сказать, что уже забыла этот дурацкий вечер. Нунция, нисколько не подумав, сама не заметила, как сказала «да».
В тот же день в присутствии всех соседей они обнялись и расцеловались: Пеппинелла, которая, по существу, была большим ребенком и имела чувствительное сердце, при этом поплакала, другая же даже не всхлипнула — на душе у нее осталась мысль о возмездии, которую не могло смягчить никакое утешение. Так об этой истории больше и не говорили. Между тем Пеппинелла меняла поклонников каждую неделю, возвращалась домой поздно, порой весьма раскрасневшаяся, словно после ужина в веселой компании, и не обращала внимания на злобно-любопытные взгляды, которые бросали кумушки из ее квартала, когда она проходила мимо них. Она делала вид, что не понимает их значения. Она как-то сразу распустилась в цветок, перейдя в одно мгновение от угловатых детских форм к округленным и сладострастным очертаниям созревшей девушки. Теперь она устремилась по своему новому и рискованному пути с неосмотрительностью ребенка, повинуясь лишь пылким желаниям своей юности. Поэтому там, наверху, в Конкордии, сплетни росли день от дня, и когда после двух лет Тетилло вернулся из Перуджи, молва о Пеппинелле ходила такая, что не приведи господь. Два года проходят быстро, и он свалился ей как снег на голову, как раз в тот момент, когда она его меньше всего ждала; попал он в Конкордию утром в день святой Терезы, который праздновали на соседней улице.
Нунция не дала ему заждаться, и в тот же вечер, после того как он побывал с приветствием у тетушки Розы, которая знала его еще ребенком, она рассказала ему, как обстоят дела.
— Святая мадонна дель Кармине! — пролепетал Тетилло, побледнев как полотно. — А вы правду мне говорите, Нунция?
— За кого вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что я буду раздувать огонь для забавы? Ведь дошло до того, что об этом знают даже камни на мостовой.
— Проклятие! — произнес он вполголоса. — Так вот почему, когда я вернулся, она даже не поздравила меня с приездом, а люди смотрели мне в лицо, как будто я пришел с того света! Ничего себе дела! А кто же этот молодчик?
— Молодчик? — сказала Нунция, которая сама не знала, как начала, а теперь хотела уже выложить все начистоту. — Молодчик? Да если бы он был один! Спросите у людей, сколько их было, и это только те, о которых мы знаем.
— Ах, вот как! — воскликнул он с принужденной улыбкой, и руки у него затряслись. — Нечего сказать, разодолжила ты меня, Пеппинелла! Ну что ж, умри моя мать, если я сегодня вечером не скажу ей пару слов на ушко!
— Куда вы идете? — воскликнула Нунциата, когда он повернулся и пошел, даже не попрощавшись. — Несчастье хотите себе нажить из-за нее? Оставьте ее в покое. На такого парня, как вы, девушек хватит…
Она схватила его за руку и не пускала, уже раскаиваясь в том, что выболтала ему все эти вещи. Он тихонько высвободился, ни слова не говоря, но лицо у него было белее рубашки. Нунциата пошла за ним. Шел он не спеша, пошатываясь, как будто хватил лишнее.
— Послушайте, — попробовала она еще раз его удержать. — Что вы хотите сделать?
Тетилло обернулся; глаза у него почти что выкатились, но улыбался он как ни в чем не бывало.
— Не бойтесь, видите, я об этом уже и не думаю; вернусь домой, просплюсь, и все будет в порядке.
Он остановился под фонарем, раскурил потухшую сигару, а потом засунул руки в карманы и, посвистывая, пошел дальше.
В этот вечер Пеппинелла, проходя по небольшой, еще освещенной площади, увидела, как Тетилло вышел из лавки колбасника, где он ее поджидал. Взглянув ему в лицо, она сразу догадалась, как ему успели ее расписать. Она содрогнулась от страха, но не успела еще прийти в себя, как он уже оказался с ней рядом; шляпа у него была сдвинута набок и руки он держал в карманах пиджака.
— Добрый вечер, — сказала она.
— Добрый вечер.
Некоторое время они молча шли в ногу; вдруг в том месте, где улица погружалась в темноту, он остановился и, тронув ее за плечо, как будто речь шла о том, о чем они говорили еще час назад, сказал:
— Ну, так как же?
— Это вы о чем?
— Знаете, что мне о вас сказали? — продолжал он, нарочно, для насмешки, обращаясь к ней на вы. — Знаете?
— А что же именно, если можно узнать?
89
Перуджа — город в области Умбрия, к северо-востоку от Рима.