Страница 6 из 8
В отличие от французских материалистов он считает, что материя чувствовать может лишь при ее наивысшей организации: «…там, где лучшая бывает организация, начинается и чувствование, которое, восходя и совершенствуя постепенно, досязает мысленности, разума, рассудка» (Там же. С. 83).
Выяснив, что человек причастен «всесилию и всеведению», т. е. что он в состоянии познать «общее начало» всех явлений, философ приступает к исследованию «внутренности» человека, его сознания (души). Душа связана с телом, зависит от него, как, впрочем, и от воздействия внешних материальных факторов: климата, пищи, воспитания. Они определяют развитие сознания человека и его межличностные отношения. «Но если климат и вообще естественность на умственность человека сильно действует, паче того образуется она обычаями, нравами, а первый учитель в изобретениях был недостаток. Разум исполнительный в человеке зависел всегда от жизненных потребностей и определяем был местоположениями» (Там же. С. 64). Радищев различает уровни в развитии разума индивидуального и «общественного». Последний зависит от воспитания и уровня развития народа, что, в свою очередь, определяется «стечением счастливых обстоятельств». Однако большой разницы в развитии общественного сознания у разных народов не наблюдается. «Но сколь один народ от другого не отличается, однако вообразя возможность, что он может усовершенствоваться, древние греки, европейцы суть по среде (равны. – Б. Е.) на стезе совершенствования, из чего заключить можно, что развержение народного разума зависит от счастливых обстоятельств. Но совсем иначе судить должно о различии разумов между единственными человеками, и сколь Гельвеций ни остроумен, доказательства его о единосилии разумов суть слабы» (Там же. С. 315).
Индивидуальный разум зависит от обстоятельств жизни человека, опять-таки воспитания и «природных сил» его: «Таким образом, признавая силу воспитания, мы силу природы не отъемлем. Воспитание, от него зависящее, или развержение сил, останется во всей силе; но от человека зависеть будет учение употреблению оных, чему содействовать будут всегда в разных степенях обстоятельства и все нас окружающее» (Там же. С. 324).
Радищев говорит о том, что не только тело, но и умственные силы следуют «законам естественности» и «постепенности» их развития. В конечном итоге одновременно со смертью тела «светильник умственный» потухает. Но на этом не заканчивается анализ человека, его смертности и бессмертия. «Обтекши всю мысленность и телесность человека и проникнув даже до незримых начал вещей, мы видели только то, что нужно было видеть, дабы снискать доказательство предложенной задачи», т. е. бессмертия души (Там же. С. 362), чему он посвящает третью и четвертую книги трактата.
Философ исследует три группы доводов в пользу бессмертия: «метафизические», «естественные» и «чувственные». Метафизические доводы указывают на связь и взаимопереходы различных состояний материи. В результате этой связи после разрушения, смерти с необходимостью наступает возрождение. «Мысленность» в отличие от «вещественности» неделима и, следовательно, неразрушима, бессмертна. «Естественные» доводы доказывают, что все в мире, в том числе и душа, совершенствуется. Смерть и разрушение тела для души не становятся препятствием в этом совершенствовании. «Чувственные» доводы, опираясь на деятельность психики во время сна, болезни и других «бессознательных» состояний человека, доказывают ее самостоятельность, независимость от тела, ее бессмертность.
Однако Радищев постоянно ощущает противоречие между приводимыми им идеалистическими доводами (он их называет «гадательным, может быть, заблуждением») и ранее приведенными доказательствами зависимости, сознания, мышления от деятельности и состояния организма. Он сознает, что эти «доводы» рождают такие возражения, «которые, оставшись без ответа, могут почтены быть доказательствами противоположности того, что доказать стараемся» (Там же. С. 370). Безоговорочного вывода о бессмертии души и ее субстанциональности философ не делает, но саму мысль о бессмертии не отбрасывает. Он считает, что, если научные доказательства бессмертия души невозможны, а вероятностный его характер отрицать нет оснований, в бессмертие остается верить: «Ты будущее твое определяешь настоящим; и верь, скажу паки, верь, вечность не есть мечта» (Там же. С. 418). Предпринятый Радищевым экскурс в область «догадок» о возможности бессмертия человека не меняет, в сущности, общего материалистического мировоззрения мыслителя.
Русские просветители второй половины XVIII века проблему человека решают как комплексную. Философский анализ сущности человека как существа материального, наделенного «действующим» разумом, они дополняют, обогащают анализом его социального бытия. Проблема человека по-прежнему в центре их интересов. «Ничего полезнее, приятнее и наших трудов достойнее быть не может, как то, что теснейшим образом связано с человеком и предметом своим имеет добродетель, благоденствие и счастье его», – писал видный русский просветитель Н. И. Новиков (Новиков Н. И. Избранные сочинения. М., 1951. С. 385).
Подобные высказывания мы встречаем едва ли ни у каждого просветителя второй половины XVIII века. В решении проблемы человека, которая, по словам Г. П. Макогоненко, «была в современной Новикову философии центральной» (Макогоненко Г. Николай Новиков и русское просвещение XVIII века. М.; Л., 1952. С. 312), Новиков исходит из двух основных положений: во-первых, природного и духовного равенства способностей всех людей независимо от сословной принадлежности; во-вторых, из идеи «великой обязанности» человека перед обществом и человечеством.
Человек, – пишет этот крупнейший публицист Русского Просвещения на страницах издававшегося им первого отечественного философского журнала «Утренний свет», – на основе природного равенства и своих обязанностей перед обществом постоянно влечется к активной общественно полезной деятельности на благо общества и государства, гражданином которого он состоит. Но человек только тогда становится общественно полезным существом, когда его стремления совпадают с объективным ходом развития истории, когда сам он и его действия есть «часть бесконечной цепи действительно существующих веществ» (Цит. по: Макогоненко Г. Указ. соч. С. 316).
Основная идея философского трактата Н. И. Новикова «О достоинстве человека в отношениях к богу и миру» – человек как центр мировых событий, его действительное «достоинство» зависит не от бога, а от него самого, и прежде всего от его общественно полезной деятельности. Однако реализация всех устремлений одного человека возможна только при условии аналогичных устремлений у других людей. Вне общества человек только природное существо. Он – «тварь беспокойная, бедная, неполезная как земле, так и самому себе» (Цит. по: Макогоненко Г. Указ. соч. С. 319).
Находясь же в обществе, человек может достигнуть «божественности» и «достоинства» на земле. Утверждение «величия» человека идеологически было направлено против масонства. Просветительская идеология в этот момент была единственной силой, решительно противостоящей религиозно-мистическим взглядам масонов на человека. В основании просветительской концепции человека, как мы уже указывали, лежит рассмотрение его как естественного индивида, реализующего свои природные потребности. «Естественный человек» просветительской философии обладал стремлением к добру, правом на свободу, счастье и собственность, приобретенную трудом. Заметим, что анализ труда и – по контрасту – праздности занимает видное место в антропологически ориентированной социологии русских просветителей. Труд прежде всего укрепляет человеческий организм. В этом смысле крестьяне ведут более «естественную жизнь»: их тело в физическом отношении более крепко. Труд одновременно становится материальной основой жизни общества и критерием соотношения личного и общественного. Трудиться, пишет Я. П. Козельский в предварении собственного перевода книги Фридриха Карла фон Люзера, должны все члены общества. Такое состояние общества, когда «одна часть народа едят, пьют, веселятся, а о труде не только не заботятся, но еще его и презирают, а другая часть работают и работают без отдыху» (Козельский Я. П. Предисл. к кн. Мозера «Государь и министр» // Избр. произведения русских мыслителей второй половины XVIII в. Т. 1. С. 638), должно быть ликвидировано, а тех, кто «добровольно не захочет трудиться, законым способом можно тому и принудить».