Победа достается нелегко

— Просто я оказался ближе к нему, — ответил Коржавин, выбираясь наверх. — Ну, давай газету.

Что ни говори, а приятно о себе читать в газете и видеть свою физиономию. Руслан вспомнил, как фоторепортер заставлял его позировать, поворачиваться лицом к солнцу. «Идиотская поза», — со злостью думал тогда Коржавин. А на снимке получилось прилично, вроде эпизод тренировки. Сосредоточенное лицо, одна перчатка у подбородка, другая почти у самого мешка. Рядом тренер Юсупов, а на заднем плане Василий Стоков прыгает со скакалкой.

Под фотографией репортаж «Бойцы готовятся к схваткам на ринге». Корреспондент бойко рассказал о жизни в тренировочном лагере, описал «живописную природу гор» и «хрустальную» реку. Корреспондент был солидным, с погонами подполковника, на мясистом носу очки в тонкой золотой оправе. Он задавал дотошные вопросы и почти ничего не написал из того, что выспрашивал. «Откуда он узнал про удава?» — подумал Руслан, читая репортаж, но в конце все выяснилось: рассказал Корней Астахов. Оказывается, подполковник побывал и у них.

— Про удава правда? — не унимался Василий.

— Правда. Только проще все было… У Корнея руки тряслись, бледный стоял. Потом, когда ребята прикончили удава, спохватился: а вдруг эта ползучая тварь цены не имеет? Нас-то, лоботрясов, вон сколько, могли запросто удержать змеину и доставить обратно в клетку. Никакого подвига…

— Не прибедняйся! Не каждый, даже как ты рассказываешь, кинется.

— Ничего особенного. Тогда ни о чем не думаешь. Ты бы тоже так сделал.

— Ладно, не заливай! Герой — так держись героем. Надо уметь гордиться, надо…

— Замолчи! — Руслан оборвал Василия. — Подвиг совсем другое… У нас на боевых пусках было… Вот о ком написать. Ракета не взлетела, понимаешь, торчит на стартовой. Может, там внутри у нее все работает, снаружи не видно. Мы, как суслики, притаились в укрытии. А Женька один махнул к ракете… Вот о ком написать!..

— Подвиги разные бывают, у тебя одно, у него другое. А в принципе все едино, идешь на риск. — Василий взял у Руслана газету, показал на последней странице небольшую корреспонденцию. — Вот, читай, тоже подвиг, солдат помогал бандитов схватить. Смертельное ранение получил, но разоружил гада.

Строчки запрыгали в глазах Руслана, когда он прочитал: «На помощь подоспел патруль… Из глубины двора раздались выстрелы… Смертельно раненный рядовой Е. Зарыка, превозмогая боль, бросился на бандита… Успел выбить оружие… Доставлен в госпиталь в тяжелом состоянии…»

В тот же день Коржавин был в Ташкенте. Разыскал госпиталь. Только опоздал. Врач усадил Руслана в кресло, с горечью сказал:

— Рана была смертельная. Медицине пока не все удается.

Руслан понял: Женьку спасти не удалось.

— Когда? — выдохнул Коржавин.

— Рядовой Зарыка скончался третьего дня… Вчера похоронили. С воинскими почестями.

— Женька!.. Женька…

На кладбище было уныло и пусто. Сержант Тюбиков шел среди могил, указывая дорогу.

— Я виноват… я!..

Кладбище, как парк, если не видеть надгробий. Высокие деревья, цветущие кусты, тихие тропинки и широкие аллеи.

— Правее… На воинском, где солдаты Отечественной войны… Понимаешь, я бы его по-боксерски… А Женька волейболист… Я виноват!..

У свежего продолговатого холмика, горестно обхватив руками небольшой столбик с красной звездой, сидела женщина. Руслан узнал Раису. Она не заметила подошедших, как не замечала и стоящего сбоку пожилого офицера. Ее невидящие глаза смотрели в одну точку.

— Зачем я тебя отпустила?.. Зачем?..

У Руслана перехватило дыхание. Было жутко слушать ее причитания. К ним подошел подполковник Афонин. Руслан не удивился его появлению. Конечно, в такой трагический день он не мог не приехать проститься со своим солдатом. Молча они стояли у могилы, отдавая последний долг. Не замечая ни бегущего времени, ни палящего солнца, ни зноя. Наконец Афонин тронул Руслана за рукав.

— Она нас не видит… Помочь ей мы ничем не можем. Пойдемте..

Когда чугунные ворота кладбища остались позади, подполковник Афонин достал фотографию. Руслан жадно вглядывался в нее, в чужое, незнакомое лицо. Узкий длинный нос, маленькие, близко посаженные глаза и как-то странно, неестественно торчащие уши.

— Он?

— Да, — ответил подполковник Афонин. — Матерый преступник. Много раз бежал, много жертв на его счету… Хитрая, беспощадная сволочь. И опять ушел.

Глава шестнадцатая

Молодой водитель, с лычками сержанта на погонах, с профессиональным шиком подкатил армейский автобус к Дворцу спорта. На фасаде здания огромные красочные афиши с силуэтами боксеров крупными буквами извещали о начале финальных соревнований личного первенства СССР. Ветер развевал знамена союзных республик и спортивных обществ. Водитель, сделав разворот, плавно остановил машину у служебного подъезда и повернулся к сидевшим в автобусе.

— Прибыли! — На его веснушчатом лице появилась добрая улыбка. — Ну, ребята, ни пуха ни пера!

— Идите к черту! — нарочито пискляво выкрикнул Дмитрий Марков и, вытаращив глаза, ринулся к дверям, размахивая длинными руками. — Братцы! Пропустите, пропустите, пожалуйста! Дверь в славу открыта. Мне очень, очень нужна медаль! Пусть даже золотая…

В автобусе стало тесно, шумно, весело. «Ну и Димуня! — невольно улыбнулся Коржавин, доставая спортивный чемоданчик. — Даже тут не теряется… Хотя у самого, как и у нас, на душе тревожно. Может быть, даже больше, чем у нас». Марков не раз говорил, что это его последнее выступление на ринге, что после соревнований повесит боксерские перчатки над кроватью сына и пойдет на тренерскую работу. Давно, мол, пора. Тридцать два года — возраст, прямо скажем, для действующего мастера ринга слишком солидный, даже критический. А в то же время все знают, что в наилегчайшей весовой категории Дмитрий Марков пока один из самых сильных. И не только в республике. Семикратный чемпион страны, двукратный чемпион Европы, бронзовый призер олимпиады. Триста сорок шесть боев и триста двадцать восемь побед. За последние четыре года лишь одно поражение. В газетах писали и очевидцы рассказывали, что в Токио в полуфинальном бою выиграл он, Марков, но судьи большинством в один голос отдали победу его противнику, американцу. Зрители чуть ли не пятнадцать минут негодовали, не давали возможности продолжать соревнования. Вот и выходит, что по годам ему, Маркову, пора заканчивать, а по результатам — боксировать да боксировать. И душою он молод, куролесит словно мальчишка, и все, даже зеленые новички, зовут его ласково Димуня. Коржавин посмотрел ему в спину и подумал: «Мне бы до его возраста продержаться на большом ринге».

— Руслан, что загрустил? — Тренер спортклуба заговорщически подмигнул Коржавину. — Гони прочь мрачные мысли. Настраивайся на победу!

— Вам легко говорить, а попробуй настройся, когда вокруг одни знаменитости, — признался Руслан. — У каждого титулы да звания, а я всего-навсего — кандидат в мастера.

— Во-первых, ты уже не кандидат, а мастер спорта, Норму выполнил, документы мы оформили.

— Не утвержденный еще…

— Без пяти минут не утвержденный. Главное, ты выиграл зону и вышел в финал. А мастера тебе через несколько дней оформят. Факт! Не думай об этом. Во-вторых, — тренер привлек Коржавина к себе и быстро зашептал в ухо: — Ты для всех загадка, темная лошадка. Понял? Все друг друга знают как облупленных, не впервой сталкиваются лбами на союзном ринге. А ты новичок, таинственный сфинкс, черная маска. Смекай! — И, хлопнув Руслана по плечу, сказал уже громко: — Вот кто ты есть! Дуй переодеваться и готовься к параду.

Два месяца назад на зональных соревнованиях личного первенства страны судьба совершенно случайно свела Коржавина со Степаном Григорьевичем Бондаревым.

Правда, Руслан знал Бондарева и раньше, еще до призыва в армию, когда жил в Москве, но знакомство было весьма односторонним. Бондарев присутствовал почти на всех крупных боксерских состязаниях, и молодые боксеры среди других знаменитых мастеров ринга выделяли его, шепча друг другу: «А вон тот высокий, в военной форме без погон, Степан Бондарев. Кино „Король ринга“ смотрел? Бондарев главного боксера играл. Сила!»