Победа достается нелегко

— Ты познакомилась с моей мамой? Она тебе понравилась?

— Да, — чуть слышно произнесла Гульнара.

Руслан подошел к ней.

— Я знал, что вы друг другу понравитесь. Она у меня добрая, ты еще успеешь в этом убедиться.

Словно подброшенная пружиной, Гульнара встала. Молча отошла к окну. Воробей, чирикнув, сорвался с ветки. Тонкая веточка продолжала покачиваться.

— Гуля! — Руслан дотронулся до ее плеч. — Гуля, тебя кто-нибудь обидел?

— Нет, — быстро сказала Гульнара. — Мне... мне очень жаль твою руку. Пожалуйста, выздоравливай поскорей... — Она повернулась к нему, ласковая, добрая. И глаза у нее были прежние, преданные.— Выздоравливай и поправляйся, милый.

Руслан повеселел.

— Стараюсь! Теперь, если ты будешь ходить ко мне каждый день, мне ничего не страшно.

Он увидел, как у Гульнары дрогнули и озабоченно сошлись у переносицы брови. Она долго смотрела ему в лицо и наконец сказала:

— Руслан, милый, прощай. Мне надо идти.

Она обняла его, стараясь нечаянно не коснуться больной руки. Руслан почувствовал знакомый привкус ее теплых вздрагивающих губ.

— Завтра приходи! Обязательно! А как выпишусь, покажу тебе Москву, Только без меня, чур, никуда!

— Прощай! —тихо повторила Гульнара.

Прошло две недели.

Варвара Николаевна, помахав мокрым от слез платком отъезжающему экспрессу, долго стояла у огромных стеклянных дверей городского аэропорта.

Вот так, едва предупредив мать, уехал Руслан. В голове у Варвары Николаевны никак не укладывалось, почему сын не захотел остаться в Москве? Мать, Тиночку, друзей и славу — все бросил, уехал...

Варвара Николаевна перебирала в памяти события последних недель. Вечером того дня, когда ей удалось так удачно выпроводить самонадеянную узбечку, вдруг позвонил Руслан. Он спрашивал о Гульнаре. Мать ждала такого вопроса и боялась его. Она понимала, что сыну Гульнара нравится. Но сын еще молод, мало понимает в жизни, особенно в женщинах. Ну что хорошего он нашел в той азиатке? Не понимаю. А у Тины — образование, квартира, отец занимает большой пост, мать — врач, кандидат наук. В будущей жизни всегда помогут и советом и деньгами. Нужно только внушить Руслану...

Варвара Николаевна, набравшись духу, тут же, по телефону, рассказала сыну все как было, решив больше никогда к этому не возвращаться. По голосу Руслана она поняла, что сын в большой тревоге. Чтобы успокоить его, Варвара Николаевна властно сказала:

— Уехала, и хорошо... Другую найдем. Тиночка вон как любит тебя!..

А через день на квартиру Коржавиных явился подполковник Афонин. Статный, молодцеватый. Варвара Николаевна сразу нашла с ним общий язык. Обрадовалась, что такой правильный, душевный человек был командиром ее сына. Хорошо, когда сын в надежных руках, Спокойно, когда сын в хороших руках. Пили чай, говорили о детстве Руслана, о жизни вообще. Потом, как бы невзначай, Афонин поинтересовался:

— Варвара Николаевна, чем вы обидели сына? Два дня парень не в себе.

Хозяйка поджала губы:

— Ничего. Пусть один раз переживет, зато потом счастлив будет.

— Так-то оно так, да только чересчур. И без того парню трудно.

— Все обойдется, — коротко резюмировала Варвара Николаевна. — Все уладится, времени еще достаточно.

Афонин не возражал, но перед самым уходом вдруг сказал, как о чем-то давно решенном:

— Вот выпишут Руслана из госпиталя, мы вместе полетим в свой гарнизон.

— Как так полетите? Сын в Москве служит...

— То была временная командировка.

Подполковник ушел, а Варвара Николаевна потеряла покой. «Опять в Азию? К чему? Что задумал Руслан? Да и Руслан ли? — Она старалась добраться до истины. — Не Афонин ли с пути сбивает? Им небось важно, чтобы в их части такой знаменитый солдат служил».

Вчера Руслан выписался. Похудевший, по-прежнему с загипсованной рукой. Варвара Николаевна хотела с ходу пробрать его, пронять, чтобы и думать не смел об Азии. Здесь квартиру должны дать, а он дурачка валяет. Но ничего не сказала... Суровым и почему-то чужим показалось ей лицо сына. На полуслове осеклась. Ели за одним столом, а говорить было не о чем. Она давилась куском, сын сурово молчал.

К полудню явился подполковник Афонин с билетами на самолет. Через час все трое ехали на аэродром.

Варвара Николаевна вздохнула. «Вот они, события последних дней», — подумала она. Расставание тоже было горьким. Сын не разжимал губ. Смотрел в сторону. Не хотел прощать. Не знает еще, что нет более тяжкой вины, чем обидеть мать.

Троллейбус довез Варвару Николаевну до площади Пушкина. Здесь она сошла, намереваясь зайти к давней приятельнице, погоревать у нее, рассказать о своей обиде.

Тверской бульвар был, как всегда, чист и многолюден. В тени деревьев на скамейках сидели пары. На площадках под строгим присмотром бабушек играли малыши.

Варвара Николаевна шла по центральной аллее, отмечая про себя, что лето еще в разгаре, но пора подумать о зимней одежде: поискать теплые сапожки, шерстяные чулки. И еще, пожалуй, можно надеть шерстяной платок. Хватит, относилась шапочка, пора переходить на платок.

Вдруг она, словно ее ударили током, остановилась. Навстречу шла пара. Высокий, изысканно одетый мужчина и девушка. Красивая, смеющаяся, счастливая. Тина! У Варвары Николаевны перехватило дух. Тина о чем-то увлеченно рассказывала, держа мужчину под руку, заглядывала в его глаза так, как смотрят в лицо любимого. Они прошли, а Варвара Николаевна, ошеломленная, продолжала стоять, беспомощно опустив руки. По ее щекам текли слезы, она их не замечала.

Пассажирский воздушный лайнер, сделав круг над столичным аэродромом, стал быстро и плавно набирать высоту. Руслан Коржавин сидел возле круглого окошка и смотрел вниз. Легкая голубоватая пелена окутывала землю. Подполковник Афонин сидел рядом и листал газеты. В них писалось, что Федерация бокса СССР присвоила мастеру спорта Руслану Коржавину звание чемпиона страны. Руслан смотрел в окно, а мысли его, опережая самолет, неслись на восток, в Среднюю Азию, в далекий маленький город, в свой отдаленный гарнизон.