Певец меча

Теперь понятно, почему Дел и один или два Северных танцора мечей, которых я знал, неплохо говорили на моем языке. Южный выучить легко, но язык Пустыни — местное наречие Пенджи — дается с трудом. Я долго переводил его для Дел. Теперь, набравшись от меня, она могла на нем объясняться. Между собой мы общались на Южном, это казалось естественным.

Что касается математики и географии, то я даже слов таких никогда не слышал. Все мое обучение было посвящено только танцу мечей, физическому развитию и ритуалам, которые составляют танец. Я провел годы, изучая как двигаться, сражаться, убивать. Больше ни на что не хватало времени.

Я пожал плечами.

— Мы разные люди, баска… нас воспитывали по-разному.

Она задумчиво кивнула.

— Иногда я забываю. Для нас весь мир в круге и танце… и часто трудно вспомнить, что есть что-то более важное. Этим мы похожи… а в остальном такие разные…

Говорить напрямик — в этом вся Дел. Ступив на землю Севера, она открыла тайники своей души и начала свободно говорить на тему, которые ни один из нас никогда не затрагивал.

— Ты женщина, а я мужчина, — любезно сообщил я. — Мы разные от рождения.

Лицо Дел потеряло всякое выражение.

— Разные от рождения, — согласилась она. — Хотя во многом различий быть не должно.

— Дел, давай не будем начинать все сначала. Ты знаешь, я первый признал твои достоинства. Аиды, баска, я вошел с тобой в круг, помнишь? Я уважаю твое умение. Когда-нибудь я мешал тебе? Поддавался? Относился к тебе по-иному из-за того, что ты женщина?

Она задумалась.

— Не настолько, насколько привык.

— Сулхайя, — кисло сказал я и погрузился в молчание.

Весь остаток дня Дел почти ничего не говорила. Каждый шаг мерина, который увозил ее подальше от Юга, был для Дел праздником, а я ловил себя на том, что то и дело оглядывался назад. Очень скоро на смену знакомому простору пустыни пришел чужой Север, вокруг не осталось ничего привычного. Я стал чужаком, отрезанным от своего мира.

Привыкнув к ритму шага, я погрузился в мрачные раздумья настолько, что какое-то время не следил за жеребцом. Гнедой решил пошагать спокойно. Он упрямо тащился вверх и вперед, поворачивал уши во всех направлениях и каждый раз, когда он мотал головой, медные украшения уздечки звенели.

Мир бурлил, как кипящая вода в котле. Впереди, поджидая нас, прижимались к земле огромные горы.

Я поежился, приподнялся в седле, снова приподнялся, мрачно глядя на Север, на вершины. Открыл рот, чтобы сказать что-то Дел, но снова закрыл его, лязгнув зубами и разозлившись на себя за то, что едва не выдал свои переживания.

Потому что что-то было не так.

И от этого вставал каждый волосок на моем теле. Что-то шевелилось у меня на черепе, от этого он чесался и я яростно скреб его, хорошо зная, что причиной были не назойливые паразиты, а что-то неизвестное. Что-то неопределенное. И это что-то могло выставить меня дураком в глазах Дел.

Я глубоко вздохнул, пытаясь стряхнуть нарастающее ощущение неправильности, собрался просто выдохнуть воздух из легких, но слова прозвучали сами собой:

— Мне это не нравится.

Фраза удивила даже меня тем, как коротко и ясно выразила мои чувства. Дел повернула голову и посмотрела на меня, покачиваясь в седле в такт шагов лошади.

— Не нравится что?

Нахмурившись, я посмотрел вниз, на стриженную гриву жеребца. Пальцы беспокойно теребили плетеный повод. Я видел мозоли, шрамы, частички руды, въевшейся в суставы. На свободе я постепенно набрал вес, который потерял в рабстве, но от шрамов избавиться не мог, и они постоянно напоминали мне о случившемся. Прошло совсем немного времени с тех пор, как Дел и я сбежали из плена танзира Аладара: я — из золотой шахты, Дел — от назойливых приставаний. Это было всего несколько месяцев назад.

— Тигр, что тебе не нравится?

Снова за свое. А я не знал, что ответить.

— Не знаю, — неохотно признался я. — Оно.

— Оно, — повторила Дел после недолгого размышления.

Я расправил плечи, проверяя, удобно ли сидит перевязь и на месте ли мой меч. Нет, не мой. Меч Терона.

— Баска, ты ничего не чувствуешь?

— Чувствую, — с готовностью ответила она.

Это осчастливило меня безмерно.

— Вот видишь! Понимаешь теперь? Я не сумасшедший. Есть что-то странное… что-то жуткое…

— Странное? — переспросила она. — Нет. Это чувство дома.

Ну конечно, кто бы сомневался. Но для меня-то Север не дом. Мне стало совсем неуютно.

— Дел…

Она остановила своего крапчатого мерина. Соответственно жеребец тоже остановился. Дел положила ладони на переднюю луку седла и наклонилась вперед, перенеся вес на запястья.

— Ты чувствуешь страх, — объявила она.

— Страх?

— Страх, — повторила Дел, обрывая мои изумленные протесты. — Ты никогда не был на Севере. Ты еще никогда не покидал родину.

— Но Дел, я не ребенок.

— Дети приспосабливаются к переменам гораздо легче, чем взрослые, — серьезно сообщила она. — Я знаю, что ты чувствуешь. Я сама пережила это, когда ехала на Юг искать Джамайла, когда я пересекала границу твоей страны зная, что не смогу вернуться, пока не выполню клятву. Я понимала, что отрезала прошлое и передо мной самое важное дело в моей жизни.

— Но у меня-то дела нет, — грубо прервал я ее. — Я здесь потому что сам захотел поехать.

Дел вздохнула и засунула за ухо упавшую прядь волос.

Я сжал зубы и постарался быть терпеливым.

— Это что-то другое, — упорно пытался объяснить я. — Что-то большее. Если хочешь, назови меня сумасшедшим, но я чувствую это. Я знаю, что оно здесь.

Дел огляделась. С каждым шагом мы забирались все выше, поднимаясь над равнинами Юга. Здесь, в царстве подъемов, спусков и оврагов, трудно было поверить, что где-то существовала Пенджа.

— Может дождь собирается, — наконец предположила Дел. — Наверное ты чувствуешь его приближение.

— Аиды, баска, мы говорим не о дожде… мы говорим о другом, гораздо более серьезном, — я сердито посмотрел на нее. — А если ты этого не чувствуешь, ты глухая и слепая.

Она язвительно скривилась.

— Неужели?

Я глубоко вздохнул, закатал шелковый рукав и обнажил мускулистое предплечье. Как я и ожидал, все волоски стояли дыбом.