Страница 14 из 136
карьеру это политическое нововведение порушить не должно. Что ж, может, как раз и
вовремя. Чтобы на будущее все глупости, вроде гапоновской, в зародыше пресечь».
Макаров же, напротив, хоть и не возражал против принятого Императором решения
принципиально, но явно опасался негативного влияния парламентских процедур, даже
совещательных, как на общее финансирование флота, так и на ход дела с будущей
кораблестроительной программой. Ее он продумывал во время лечения своих ран.
Будучи человеком глубоко эрудированным, он хорошо понимал, что в системе
управления страной в целом, и флотом в частности, появляется некая новая и пока не
27
известная величина. А как влияли парламентские деятели на морское строительство во
Франции, например, он знал хорошо. Не зря же последнее десятилетие 19-го века в
истории французского флота величали «военно-морской бестолковщиной».
Петрович, правда, указал ему и на противоположный пример – на работу Рейхстага
по принятию германского Закона о флоте, где усилиями кайзера, Бюлова и Тирпица он был
облечен в такую форму, что препятствовать резкому удорожанию линкоров при замене
броненосцев дредноутами парламентарии фактически не смогут.
Но настроения Степану Осиповичу не подняло даже это: «Так - то, мой дорогой,
Германия, немцы. А то - наши! Балаболок да выскочек разномастных понавыбирают, вот
уж и надумают они нам в этой Думе. А то, что нет пока ответственного министерства –
так, лиха беда начало! Выклянчат. Помянете мои слова: взвоем мы еще от их «склок с
совещательным голосом»! Но, не дай нам Бог, чтоб кабинетная система или сменяемое по
выборам правительство как в Парижах, – вот тут-то и запляшем мы с вами танцы святого
Витта. Все давешние делишки господина Витте как бы нам цветочками не показались! Я
то думал, что сейчас в Питере попробуем порядок навести – а тут… Какое там! Задумали
Дубасова на меня менять. А зачем? Нет уж. Пусть он дальше с этим всем разбирается в
министерстве. А я, если Государь позволит, с палубы в кабинет не уйду. В море – дома!»
Последним узнал про Манифест царя наместник Алексеев. И, как рассказал позже
Василию Михаил, после прочтения его текста на новоявленного генерал-адмирала было
просто страшно смотреть. Евгений Иванович был ошарашен и взбешен одновременно. Но,
как тут же выяснилось, не от того вовсе, что из-за истового монархизма органически не
переносил демократических общественных институтов, в принципе не желая видеть и
слышать ни о чем ином, кроме как о неограниченной монархии - самодержавии.
Все оказалось много проще. На нем лежала ответственность за огромный край. Где
пока ни один градоначальник, ни один полицмейстер, ни один начальник гарнизона или
войсковой атаман не были проинструктированы о том, как нужно воспринимать сие
царское решение и как себя вести применительно к таким обстоятельствам.
И, по большому счету, Василий резоны наместника вполне понимал. Получилось, что
необходимость сохранять секретность из-за опасности возникновения беспорядков в
столице, перекладывала после опубликования Манифеста всю ответственность и заботу о
недопущении эксцессов и разгула стихийной вольницы в городах и весях на местные
власти. Совершенно не готовые к такой новой вводной…
Мнение же обо всем этом штабс-капитана Красовского, старшего шифровальщика
штаба Гвардейского экспедиционного корпуса, первым во Владивостоке узнавшего
подробности Царского Манифеста, история для нас, увы, не сохранила.
***
Кстати, итоги вышеупомянутого Михаилом Земского Съезда, действительно можно
было смело считать прологом к этому Манифесту. Говоря образно, если сегодня воля
Императора возвещала о наступлении утра новой жизни России, то съезд этот был его
рассветной зарей. И сделать здесь небольшое отступление от темы для краткого описания
его предыстории и решений вполне уместно.
Строго говоря, это было первое крупное внутриполитическое деяние самодержца,
предпринятое им благодаря осмыслению всей той убийственной информации о будущем,
что безжалостно вылил на его несчастную голову доктор Вадик. Ничего не поделаешь,
врачам «часто приходится делать людям больно, чтобы потом им жилось хорошо». Увы, но
более образно и конкретно, чем эта крылатая фраза из «Иронии судьбы», суть призвания
хирурга определяло только бессмертное: «Резать! Резать к чертовой матери, не дожидаясь
перитонита!» От Риммы Марковой…
Обдумав услышанное, Николай для себя твердо решил как можно скорее запустить
маховик земельной реформы, способной как повысить уровень сельскохозяйственного
производства, так и параллельно решить две сопутствующих проблемы: обеспечить на
28
годы вперед подпор людского потока к заводским проходным, переселенческим поездам и
пароходам, повышая одновременно уровень жизни остающихся на селе.
Но за всем этим масштабным процессом необходим был неусыпный контроль и
действенное управление им. Только вот достичь этого лишь силами уездных и губернских
администраций было попросту невозможно. Даже при условии обеспечения должного
финансирования. Управленческий штат их был не велик, а профессиональный уровень для
столь сложной и масштабной задачи – в массе своей явно слаб.
Не сразу, но Николай все-таки согласился с тем, что без решительного привлечения к
этой работе органов местного самоуправления - земств - не обойтись. Более того, - именно
они могли стать важнейшим элементом всей системы проведения реформы, ее главным
тягловым механизмом, оставляя местным администрациям функции учета, контроля,
отслеживания финансовой дисциплины и обратной связи.
При этом, как следствие, неизбежно вставал вопрос о привлечении к этому самому
самоуправлению лиц крестьянского сословия, дабы избежать пресловутого «без меня меня
женили». И для этого наиболее логичным решением было создание третьего - низового -
уровня в структуре земских организаций – всесословного волостного земского собрания,
имеющего право делегировать своих председателей и выборных гласных в состав уездных
и губернских земских органов.
Во время обсуждения с Николаем всех этих «деревенских» проблем, Вадик был
буквально сражен наповал одним документом, который царь предложил ему прочитать «на
сон грядущий». Это была родившаяся в недрах министерства внутренних дел Записка,
содержавшая предложения по реформе законодательства о крестьянах. В документе,
вышедшем из-под пера сотрудников ведомства «наиконсеративнейшего из русских
консерваторов» - Плеве, были черным по белому прописаны почти все основные
постулаты столыпинской реформы, авторство которой потом многие умные книжки из
«мира Вадика» приписывали «прозорливости финансового гения фон Витте».
Как выяснилось, фактическим инициатором и главным автором его был Владимир
Иосифович Гурко10, занимавший в МВД должность управляющего земским отделом. Пару
раз перечитав Записку, на словах декларирующую сохранение крестьянской общины, а на
10 Владимир Иосифович Гурко родился 30 ноября 1862 года. Его отец - фельдмаршал И.В. Гурко - был
одним из творцов победы в войне с Турцией 1877-78 г.г., а брат Василий Иосифович сделал блестящую
военную карьеру, став во время ПМВ командующим Западным фронтом и начальником Генштаба.
В.И. Гурко не пошел традиционной для семьи военной стезей, и окончив Московский университет в
1885 году избрал гражданскую службу. Начав с должности комиссара по крестьянским делам двух уездов
Варшавской губернии. Энергично принявшись за дело, молодой, честолюбивый, образованный чиновник
усердно вникал в аграрные вопросы и сделался в них признанным экспертом. Вскоре он - член губернского