Страница 152 из 161
Микаш затравленно обернулся. Играла музыка. По пустынному залу кружились
полупрозрачные призрачные пары.
— Снова танцевать?
Улыбка стала шире. Она схватила его за руку и потянула в центр зала. Как же он хотел этого когда-то, незримо, в мечтах, и как страшно было в реальности. Он ведь не умеет. Все поймут, что он самозванец и занимает чужое место. Но она не слушала, никогда не слушала, толкала его вперед и завлекала в непонятную, чуждую ему пляску. Так близко, что сладкий запах ирисов ощущается кожей. Жаром катится по жилам. Руки на его плечах. В замке, что не разбить. Ноги смыкаются вокруг его бедер. Губы повсюду на его лице, томными касаниями. Грудь к груди. Колотятся, бьются сердца в унисон.
— Что ты творишь?! — завопил Микаш, когда открыл глаза.
Он лежал на земле посреди лысой степи, укутанной предрассветным туманом. Лайсве уселась на него сверху и нависла над самым лицом.
— Уговариваю тебя остаться. Без тебя я не дойду, разве не ясно? — она поерзала бедрами, задевая его не там, где следовало. Микаш поморщился. — Тебе ведь хочется, я же вижу. Так зачем сопротивляешься? Такого шанса больше не будет. Мне нужно твое тепло.
Она принялась стягивать с себя рубашку через голову.
***
Я проспала совсем чуть-чуть. Ворочалась, мерзла, гнала прочь дурные мысли. Ничего не получалось. Бессонница, моя давняя подруга, вернулась и собиралась остаться надолго. Я сдалась. Поднялась и решила размять затекшие от лежания на жестком мышцы. Ветер бил в лицо, лились слезы, болели уши. Я вжимала голову плечи и думала: «только бы не дождь». Даже на юге близящаяся зима — не самое приятное время года.
Хотелось прижаться к кому-то теплому. Да только как я ему скажу, что он мне нужен? Вон он как дичится, близко не подпускает. Нет, надо научиться обходиться одной, самой, а не быть вечной прилипалой. Такая я точно никому не нужна.
Когда вдоволь нагулялась, а главное утрясла все в своей голове, пошла обратно. И вдруг ледяным потом накатила жуть. Кто-то там был. Черная фигура обрисовалась в клубах белесого тумана, впереди, в нашем лагере.
— Микаш! — закричала я что было сил.
Тень обернулась. На мгновение туман рассеялся, и я увидела собственное лицо, как зеркале. Как по воде кругами пошла рябь. Оно растворилось в воздухе.
— Микаш!
— Да хватит орать, я не глухой! — недовольно огрызнулся он, поднимаясь с земли как раз в том месте, где была тень.
— Доплер. Я его видела. Здесь.
Он отчаянно тер лицо. То ли еще до конца не проснулся, то ли удар головой не был таким уж пустячным.
— Можно, я скажу плохое слово?
— Валяй.
— Сцыкуха.
— Ты как всегда очень мил.
— Чай не принц на танцульках.
Как я могла это упустить? Но обмен колкостями безнадежно надоел. А еще я от него таких словечек поднабралась. Нянюшка бы, наверное, заставила час полоскать рот.
— Перестань пугаться каждого куста. Ну туман, ну встретилась нам сгоревшая деревенька — бывает. Нет никакого доплера, у тебя просто воображение разыгралось. И, заметь, не в первый раз.
Ну да, бывало, что я поднимала ложную тревогу, когда мне снилось что-то дурное или обстановка навевала. Но так явно, как сейчас — никогда. Жутко это — себя со стороны видеть. Понимать, какой ты пакостный на самом деле.
«Да что в тебе вообще пакостного? Не доложила жратвы в миску очередной бродячей собаки?»
Как же меня достало, что он лезет в мысли без спроса!
«А ты думай потише и не мели чушь. Голова болит!»
Угу, я еще и виновата. Все как всегда.
«А то!»
Мысленно показала ему язык.
Мы перекусили на скорую руку и поехали дальше. Туман то сгущался, то рассеивался. Но повсюду была все та же безрадостная степь. Я вертелась в седле, пытаясь принять удобное положение и немного вздремнуть. А вот Беркут под Микашем дремал, даже не пытаясь устроится получше. Плелся еле-еле, шаркая ногами по мокрой пожухлой траве. Спотыкался. Один раз снова едва не упал. Микаша выкинуло вперед на шею, но он каким-то чудом удержался и залез обратно в седло.
— Иди же, коняка безголовая, не позорь честное имя боевого коня, — забранился он, прижимая одну руку к животу. Видно, сильно ударился. А второй наотмашь хлестнул коня по ушам. Беркут подобрался, оскалился и явно проснулся. — Эх, был бы у меня прут, так бы отстегал, что и думать бы не смел придуриваться!
Я прыснула в кулак. Микаш медленно обернулся и встретился со мной взглядом. Понурился и ссутулил плечи. Ну да, я знаю, что он врет, чтобы лучше казаться, сильнее, мужественней. На самом-то деле видела я, как он с Беркута пылинки сдувает. Видела, как вчера, стоило мне уйти, кинулся ноги коню проверять — не ушибся ли. А у самого со лба весь вечер капало. Так зачем?
После обеда стало накрапывать. Взбодрило. Я зябко куталась в плащ. С капюшона на нос падали крупные капли. Подогнала Лютика и зашагала в ногу с Беркутом.
— Скоро будет переправа?
— Должна быть. А какая тебе разница? Что на этой стороне, что на той — все одно погано.
— Ну там до южного тракта недалеко. Может, обоз встретим. Они нас к себе возьмут.
— Угу, только если беженцев. Но у них самих есть нечего. Не понимаю, зачем тебе понадобилось на юг. Там же война, фанатики, все полыхает. Головы сложим почем зря, а даже до Балез Рухез не доберемся, не то что до Нифельхейма.
Действительно, в южных провинциях Норикии по дорогам шел непрерывный поток беженцев из соседней Сальвани. Ободранных, оголодавших, злющих, проклинающих единоверческую саранчу. Нас они не привечали, да мы и не рисковали к ним соваться слишком отчаянно они выглядели на своих обветшалых телегах, доверху набитых старым, основательно побитым на колдобинах скарбом. А на юг вместе с нами никто не ехал. Только косились подозрительно, спрашивали: «Куда?» Мы отвечали: «В Эскендарию, к книжникам». Люди крутили у виска: «Город переполнен, ворота закрыты для всех вновь прибывающих. Вас не пустят. Повертайте обратно». Микаш вопросительно оборачивался на меня, а я упрямо направляла лошадь вперед. Хорошо, что Микаш не знал, куда именно я еду:
— Может, мне вовсе не надо ни в Нифельхейм, ни даже в Балез Рухез. Просто хочу посмотреть, отчего они воюют. Если понять причины, можно как-то остановить. Хотя бы попытаться.
— Вначале ты хотела пробудить Безликого, а теперь желаешь остановить войну? Не слишком ли для сопливой принцесски? Мания величия, м?
— Я хотя бы что-то пытаюсь придумать, а не ворую чужие цели, как некоторые.
— Я хотя бы не живу в воображаемом мире, где я самый важный человек в Мидгарде.