Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 149 из 161

Лошади тащились едва-едва. Даже бешеный Беркут больше не гыгыкал и с трудом волочил ноги, засыпая прямо на ходу. Споткнулся и чуть не зарылся носом. Микаш только чудом в седле удержался.

— Ну же, скотина, до речки дойдем — там передохнешь, — прикрикнул он на коня. — Всего ничего осталось.

Беркут горестно вздохнул и поплелся дальше. Впереди уже тянуло речной сыростью.

— Здесь, — глухо скомандовал Микаш и спрыгнул на землю.

Где-то там или где-то тут, какая разница? Одинаково все вокруг, не отличишь одно место от другого. Я тоже спрыгнула.

— Расседлай и своди коней на водопой, — Микаш махнул рукой куда-то в сторону. Я воды не видела, только кожей чувствовала сырость и легкий запах тины. — Я пока поищу, из чего бы можно костер развести.

Я не стала спорить. Тоже устала почти до умопомрачения. На веревках потянула лошадей к реке. Берег был такой высокий, что пока не станешь на край, ни за что не разглядишь. Еще долго пришлось искать более менее пологий спуск. Лютик сошел спокойно, а вот затейник Беркут сел на попу и съехал вниз, как дите малое с горочки, едва не утянув меня с собой в воду. Придурковая скотина, правильно Микаш на него ругается. Вода в реке была мутно желтого цвета от растворенного в ней песка. Лошади медленно цедили ее сквозь зубы, ведь лучше ничего в округе не наблюдалось. Когда они, наконец, закончили, я отвела их обратно в лагерь. Микаша видно не было. Я взяла котелок с полотенцем и снова пошла к реке. Воду процеживала через ткань, надеясь, что так большая часть песка отсеется. Выходило долго. Я немного увлеклась. Очнулась, только когда почувствовала на склоненном затылке чей-то взгляд. Тут же вздернула голову. На противоположном бережку сидел светловолосый тощий паренек в обносках и точно также процеживал воду сквозь полотенце.

— Эй, ты кто? — спросила я.

— Эй, ты кто? — эхом отозвался он и поднял на меня кристально-голубые глаза на изможденном, обветренном лице. Точь-в-точь мое отражение в зеркале. А в руках полотенце, алое не от песка, а от крови. Сердце больно врезалось в ребра, к горлу поднялся тошнотворный комок.

Я подскочила, и оно за мной. Побежала, и оно тоже побежало в противоположную сторону.

— Микаш! Микаш! — звала я, будоража коней своими криками. Его нигде видно не было. Я постаралась успокоиться, набрала в грудь побольше воздуха и закрыла глаза, сосредотачиваясь на внутреннем зрении. Искала его льдисто-голубую ауру со стальным прожилками. Большую, тяжелую, будто налитую свинцом. Никого тут больше не было, ничто не мешала. Я ощутила его вдалеке. На границе того расстояния, которое позволяли охватить мои способности. Возвращался. А, пожитки, неважно! Лишь бы самой ноги унести.

Я побежала ему навстречу.

— Что стряслось? Чего как сайгак по пшенице скачешь? — недовольно поинтересовался он, когда мы, наконец, встретились.

— Демон. Доплер. Что-то вроде того. Он меня скопировал, — сбивчиво объясняла я, бешено размахивая руками и пытаясь унять тяжелое дыхание.

— Где? — он удивленно нахмурил брови. И чего такой беспечный.

— У реки на противоположном берегу. Скорее! — я дернула его за локоть, Микаш едва не выронил охапку явно с трудом добытых коряг.

— Спокойно. Если бы он хотел напасть, то напал бы еще там, — он решительно направился вперед. Я следом, с трудом поспевая за его размашистыми шагами.

В лагере все было спокойно. Лошади мирно щипали пожухлую траву и даже не повели ухом, когда мы приблизились. Микаш кинул дрова на землю и направился к реке. Я старалась не отставать.

— Я ничего не чувствую, — Микаш развел руками. На противоположном берегу было тихо и пустынно. Начинал клубиться туман, предвещая скорые сумерки. — Какая хоть аура была?

— Я тоже его не почувствовала, — я потупилась, понимаю, насколько глупо, должно быть, выгляжу в его глазах. — Но он точно там был!

— Может, тебе привиделось от усталости и жажды. Попей водички, погрызи сухарей и ложись отдыхать. Я сам все сделаю.

— Мне не привиделось! Ну может и привиделось, но не от усталости! — я опустила глаза и принялась разглядывать мутную воду. — У него полотенце было в крови. Как думаешь, это не значит ничего плохого? Ну вот говорят же, иногда жены воинов видят себя стирающими окровавленные рубашки собственных мужей, а потом приходят известия об их гибели…



— Глупые бабские суеверия. И у тебя нет мужа, — резонно заметил Микаш и пошел наверх. Я за ним.

— Но у меня есть Вейас, папа… и еще ты.

Микаш остановился на самом краю высокого берега и обернулся так резко, что я едва не упала. Взмахнула руками, как птица. Микаш только и успел перехватить меня за талию. Вытянул наверх и поставил возле себя.

— Есть. Вроде как, — закончила я.

— За меня вот уж точно переживать не стоит. Никакая зараза меня не возьмет, — отмахнулся он и спешно зашагал к лагерю, словно стремился от меня убежать.

— Считаешь себя неуязвимым? Зря. Помнишь, как тебя вэс в лабиринте потрепал?

— Но я ведь выжил.

— Да…

Я неловко потупилась. Не хотела рассказывать ему, как именно он тогда выжил. Чистая удача. И совсем не его. Больше такое вряд ли когда повториться. Ему нужно научиться щадить себя и быть осторожнее. Только вот ему объяснить, чтобы он послушал? Был бы на моем месте кто поумнее.

Мы развели небольшой костер, которого едва хватило, чтобы подогреть воду. Поели и улеглись спать.

Первый сон Микаша

Ласково припекало летнее солнце. Пахло разморенными зноем травами. Сладкими и терпкими одновременно. Микаш катал между зубами колосок мятлика и лениво наблюдал за пасущимися на лугу козами.

— Матушка поесть-попить передала, — послышался совсем рядом сладкий звонкий голос.

Мелькнуло льняное платьице, взметнулись толстые косы, светлую макушку венчал венок из золотых одуванчиков.

Она опустилась рядом. Не глядя на нее, Микаш откусил краюху свежего каравая и поднес к губам кувшин. Капли холодного молока перетекали с уголков рта на подбородок и падали за пазуху. Хорошо-то как. Он почти забыл, что так бывает.

— Я тебе подарок сделал, Одуванчик. На день рождения. Держи, — Микаш протянул ей куклу из веточек.

— Шутишь что ли? — заговорила она по-взрослому насмешливо. — Мне не пять лет!

Засмеялась. Знакомо. От этого смеха у него всегда душа в пятки уходила. Микаш медленно повернул голову:

— Лайсве?

Она была так красива, что аж дух захватывало. Глаза горели хитринками, щеки румянились здоровьем, тело округлилось приятной женской полнотой.

— А кого ты ждал увидеть, глупый? Здесь только я и ты. Одни во всем мире.