Горбовский

– Вечно ты выкрутишься, Горбовский, – Марина состроила недовольную мину, и тут же кинулась ему на грудь, встав на носочки.

– Да что Вы себе позволяете, Спицына! – наигранно возмутился Лев, тем не менее с удовольствием приняв бывшую подопечную в крепкие мужские объятия.

– Ладно. Время говорить о деле, – они направились в свою секцию, не прекращая разговаривать. По пути им встречались коллеги, все с сочувствием кивали им. – Ты открывал папку?

– Еще нет. Она у Юрка Андреевича.

– Ты будешь крайне поражен содержимым.

– Неужели? – Лев загнул длинную красивую бровь, покосился на Спицыну. – Думаю, я буду больше удивлен, если ты согласишься уехать из города.

– Держи карман шире.

Из-за поворота выскочил Зиненко и чуть не налетел на них.

– Как здоровье, Мариша? – спросил он.

– В норме, Петр Павлович.

– Мы все очень испугались за тебя.

– Где Кравец? – холодно спросил Горбовский. – Я должен поговорить с ним с глазу на глаз.

– Мне кажется, он направлялся в вашу секцию. Прошу простить, я должен созвониться с женой, – откланялся Зиненко и зашагал по коридору.

Марина вспомнила об эвакуации и поняла, что сейчас, скорее всего, весь НИИ созванивается со своими семьями.

– Звонила отцу? – словно прочтя ее мысли, спросил Лев.

– Да. Но ему сейчас не до телефона. Итак, чего я не знаю?

– Не думаешь ли ты, что за две минуты, пока ты была без сознания, мы составили подробный план действий? Мы наскоро успели лишь снять спецкостюмы.

Марина хмыкнула, а Лев распахнул дверь в отдел вирусологии. В комнате отдыха были Пшежень, Гордеев и Кравец.

– Анатолий Петрович, – с порога сказал Лев, – в этот раз Вам от меня так просто не уйти. Я готов выслушать все, что Вы знаете. Немедленно.

– Присаживайтесь, – странным голосом пригласил Кравец. – Мне нужно провести беседу только в кругу вирусологов этого НИИ.

– Где Гаев?

– Вышел звонить своим, на первый этаж.

Марина и Лев переглянулись.

– Странно, мы его не видели.

– Ну, разминулись, ничего удивительного, – сказал Гордеев. – Начинайте, Анатолий Петрович.

Все расселись полукругом от Кравеца и приготовились слушать.

– Эвакуация идет полным ходом. Два ближайших района уже оставили свои дома, прихватив лишь самое необходимое. Военные работают быстро, задействованы грузовики, вертолеты, спецтехника, – рассказывая, Кравец смотрел на Горбовского, потому что именно в этом человеке, несмотря на неприязнь, ощущал лидера – не только среди вирусологов, но и среди ученых всего НИИ. – Весь технический персонал НИИ мы отпустили, в здании остались только значимые люди. Боксы преодолели около трети пути. Похоже на то, что они прибудут чуть раньше, чем планировалось. У нас есть время, – Кравец вытащил из-за пазухи сложенные вчетверо лист плотной бумаги, развернул, уложив на стол – это была карта-схема, – время, чтобы позаботиться об удачном перемещении боксов в Лабораторию №5. Во избежание непредвиденных обстоятельств, предлагаю прямо сейчас обсудить самым подробным образом последовательность действий. Лев Семенович, слушаю Вас.

Горбовский склонился над картой, потребовал маркер.

– Так, коллеги. Предлагаю транспортировать боксы через погрузочный лифт для оборудования. Юрек Андреевич, насколько я понял в процессе «распаковки», он располагается вот здесь, – Горбовский ткнул обратной стороной маркера в план подземной лаборатории и вопросительно вскинул голову.

– Да, здесь. Но насколько велики боксы? В рабочем ли состоянии лифт?

– Как ни странно, лифт нормально функционирует. Я уже во время разгерметизации начал продумывать, как нам спустить боксы.

– Размер бокса стандартный, – сказал Кравец. – Два в кубе.

– Тогда должно пройти, – кивнул Лев и обвел черным маркером место на карте-схеме. – Далее, как я понял, нужно переместить все боксы в лабораторную камеру, – маркер стукнулся о поверхность карты. – Сюда. Но не через наблюдательный зал, а с другой стороны. Я осматривал кессон – он слишком тесен, ведь предназначен лишь для прохода людей. Значит, придется идти вот так, – Лев нарисовал четкую пунктирную линию, ведущую к тыльному входу в камеру. – Во время «распаковки» мы расчистили этот путь – он был завален мебелью, обломками и прочим мусором.

– Восхищен Вашей предусмотрительностью, – сообщил Кравец тоном, лишенным всяких чувств. И каждый понял, что его фраза – всего лишь дань вежливости, и искренности в ней не больше, чем может быть у механизма.

– Каким же способом будем перемещать боксы? – подал голос Гордеев. – Не грузчиков же нанимать для переноски?

– Боксы оборудованы маленькими выдвижными колесами, так что их с легкостью можно толкать, – ответил Кравец, и все тут же подумали о том, примет ли он сам в этом процессе непосредственное участие? Вслух никто ничего не сказал.

– Ладно. Похоже на то, что техническую сторону дела мы обсудили, – Лев хлопнул себя по коленям, оглядел всех и остановил серьезный взгляд на бесстрастной физиономии агента госбезопасности. – Теперь перейдем к главному, столь нелюбимому нашим начальством. К людям.

Лицо Кравеца как будто не изменилось.

– Продолжайте, – сказал он.

– Я попрошу Вас не забывать, что эти люди все еще живы, и с ними нельзя, просто нельзя обходиться, как с грузом.

– Но иначе в сложившейся ситуации не получится, – невозмутимости Кравеца не было границ.

– Надо оставаться человеком, черт возьми, – Горбовский устрашающе нахмурился. – Особенно в сложившейся ситуации.

– И что же Вы предлагаете? Выпустить их из боксов, вести под руки, высказывая соболезнования на каждом шагу? Уговаривать сдать кровь по личному желанию? Мы изолировали этих людей от внешнего мира сразу же, и сделали все правильно и быстро. К сожалению, их судьба предрешена.

– К сожалению? – переспросил Лев с презрением. – Да что Вы можете знать о сожалении? Для Вас это не более чем заученная фраза.

Анатолий Петрович проигнорировал выпад. Наступило непродолжительное молчание.

– Эти люди хотя бы знают, куда их везут и зачем?

– Естественно, нет.

Вздох удивления и недоумения пронесся среди ученых.

– Какие же вы все скоты…

– Я забочусь о безопасности нашего государства, выполняя приказы комитета, какими бы аморальными они ни казались мне лично. В данном случае я считаю, что эти люди могут и потерпеть несколько часов, прежде чем будут осведомлены о происходящем.

– Вы можете себе представить, ЧТО чувствуют эти люди сейчас? – с ненавистью спросила Марина, и Кравец взглянул на нее так, словно до этого момента ее не было в помещении. – Эти люди заболели, не зная, чем именно. Инфицированные, они ощущают серьезное недомогание, и никто не может им помочь. А потом появляются люди их правительства, забирают их, сажают в металлические «гробы» и куда-то увозят. Им страшно, они напуганы, потеряны, ничего не знают, не понимают, что происходит! И никто не удосужился даже слова им сказать?

– Попрошу Вас, Марина Леонидовна, попридержать язык. Вы находитесь здесь против правил, с моего молчаливого согласия…

– Заткнись, Кравец, – Лев предостерегающе выставил кулак, стиснув зубы. Голос его был по-особому холоден и страшен. – Она абсолютно права. Спицына находится здесь скорее с моего согласия, чем с твоего. Ты здесь никому не указ, понял?

– Необязательно так агрессивно защищать ее, я и без этого понял, что вы вместе.

– Ничего бесполезнее, кроме как обсуждать чужие отношения в такой ситуации, придумать невозможно, – несмотря на взвинченное состояние, Горбовский умело не поддался на провокацию.

– Хватит вести себя, как два петуха в курятнике, – произнес Пшежень. – Разберетесь, когда все закончится. Сейчас, по правде говоря, вовсе не время для межличностных конфликтов. Мы говорим о зараженных людях.

– О людях, обреченных на смерть, – подхватил Кравец, – не волей столь ненавистного вам комитета безопасности, прошу заметить, и не моей волей. Я не вижу крайней необходимости, черт, я не вижу вообще никакой необходимости информировать тех, кто умрет в течение нескольких суток, как и заботиться об их эмоциональном состоянии и психологическом здоровье. В конце концов, их жизни мы никак не сможем сберечь, но по сравнению с жизнями тысяч здоровых людей – это ничто.