Страница 56 из 78
Атос молча покачал головой.
Д'Артаньян прошептал:
— Нас задавят массой. И убьют при сопротивлении. Самый удобный вариант для его высокопреосвященства.
Словно в подтверждение его слов, немецкие наемники окружили их и сдавили плечами так, что мушкетеры не смогли сделать и шагу, пока лучившийся самодовольством де Жюссак не скомандовал: “Вперед!”.
Великий человек, кардинал Ришелье, никогда не пренебрегал мелочами. Он безукоризненно, словно старый гофмаршал, знал рутину, царившую в королевском дворце, и понимал, что д'Артаньяна хватятся нескоро. Де Тревиль, простывший на охоте, лежал в своем загородном доме, а все остальные привыкли, что лейтенант временами исчезает, выполняя поручения великих мира сего. А то, что вместе с ним исчезнут и трое его друзей, никого не удивит — не в первый раз такое случается.
Оставалось только перевезти пленников в замок.
В какой — этого кардинал никак не мог решить.
В Плесси имелся каменный мешок, сооруженный еще во времена Столетней войны. Но помещать всех друзей вместе было рискованно. При дворце епископа в Люсенне была подземная тюрьма, но, увы, годилась она больше для провинившихся перед приором монахов, а не для мушкетеров. Был еще замок на Луаре, но он напоминал, скорее, бонбоньерку, а никак не крепость, где можно содержать таких молодцов…
В своих рассуждениях Ришелье упускал из виду существование одного действующего лица — с огромными, черными, зоркими глазами и очаровательным именем Мадлен. Впрочем, будем справедливы к великому человеку: даже он не мог знать о простой трактирной девчонке, в четырнадцать лет баз памяти влюбившейся в мужественного лейтенанта.
Проводив глазами карету, увозившую связанного д'Артаньяна, она побежала в Лувр.
И здесь ее постигло разочарование.
Тупой швейцарец у ворот не пустил ее, как она ни умоляла, объясняя, что ей надо видеть мсье Планше, слугу лейтенанта мушкетеров мсье д'Артаньяна. Неужели мсье не знает Планше? Он только недавно должен был проехать, ведя в поводу коня своего господина…
Все было напрасно. Швейцарец улыбался сально и не думал пропускать ее. Тогда Мадлен бросилась к особняку де Тревиля, благо он располагался недалеко от королевского дворца.
Особняк, обычно наполненный буйными голосами мушкетеров, спорящих, горланящих песни, рассказывающих, перебивая друг друга, о своих похождениях, сегодня стоял глухой и мрачный. Привратник ворчливо объяснил девушке, что господин капитан у себя в шале под Парижем.
Тогда Мадлен отправилась на поиски Портоса. Как-то случайно она слышала, как Мушкетон, огромный слуга громадного мушкетера, обгладывая бараньи ребрышки, которые потрясающе готовил ее отец, пожаловался Планше, что в трактире “Седло барашка”, где они имеют стол с господином Портосом, вопреки громкому названию, готовить баранину не умеют.
Она смутно представляла себе, что трактир расположен где-то недалеко от Люксембургского дворца. Взяв корзинку, она бросила туда пару булок свежего хлеба, накрыла салфеткой и, весьма довольная своей сообразительностью, торопливо пошла кривыми, грязными улочками к дворцу, надеясь там расспросить прохожих.
Мушкетона Мадлен нашла в общем зале трактира, на ее взгляд, маленьком и грязном. Слуга сидел за большим столом и задумчиво крошил хлеб в миску с какой-то похлебкой.
Она подошла к столу, встала перед Мушкетоном. Он не обратил на девушку внимания, сосредоточенно и хмуро продолжая крошить хлеб.
— Добрый день, сказала она, приседая.
— Добрый, — буркнул слуга.
— Ты меня помнишь? — спросила она, поняв, что он погружен в свои мысли, — я Мадлен, дочь трактирщика, у которого снимает комнаты друг твоего господина, мсье д'Артаньян.
— Ты от мсье лейтенанта? — лицо Мушкетона оживилось, он перестал крошить хлеб и с надеждой уставился на девушку.
Мадлен покачала головой и задала вопрос, ради которого она пришла:
— Где твой хозяин?
— Почему ты спрашиваешь?
— Понимаешь, мсье лейтенанта захватили и увезли какие-то люди.
На круглом лице Мушкетона отразилась трудная работа мысли.
— Моего хозяина тоже захватили люди в черном. Подкрались, гады, сзади, ударили дубиной по затылку… он рухнул, как подкошенный, они его обмотали веревками и увезли в черной карете.
— А ты?
— Что я?
— Ты не крикнул, не позвал на помощь?
Мушкетон стал медленно краснеть.
— Я словно оцепенел.
— Испугался?
— Нет… да… оцепенел.
— И что ты сделал, когда оцепенение прошло?
— Спрятался.
— Здесь?
— Сюда я пришел потом… Я решил подумать…
— И что ты надумал?
— Надо посоветоваться с Планше…
— Если бы я знала, где сейчас Планше, я бы не пришла к тебе.
— А ты его искала?
— Да. В кордегардию меня не пустили, а в доме де Тревилля никого нет.
— Де Тревилль болен. Он у себя в шале, — Мушкетон тяжело вздохнул. — Тогда идем советоваться с Гримо. Он у нас после Планше самый умный.
Как ни взволнована была Мадлен пропажей д'Артаньяна, простодушное признание Мушкетона заставило ее рассмеяться.
— Ты чего?
— Больно смешно ты сказал: “Он у нас самый умный после Планше”. Сколько вас-то? Всего четверо?
— Четверо. И ничего смешного. Идем к Гримо.
Они застали Гримо в тяжком раздумье — нужно ли брать лошадь в конюшне мушкетерской роты и скакать к де Тревиллю за город, или вначале следует выяснить, что сталось с Арамисом и Портосом. Появление Мушктеона и Мадлен избавило его от сомнений: необходимо выяснить, где Арамис.
Базен молился.
Он не видел, как схватили его господина, а так как привык к тому, что Арамис часто надолго исчезал, не предупредив слугу, то не испытывал никаких беспокойств.
— Не вижу причин для волнения, — сказал он, выслушав рассказ Мушкетона и Гримо.
— Мы уверены, что наших хозяев схватили люди кардинала, — принялся убеждать его Гримо.
— Почему ты всегда и во всем винишь его высокопреосвященство, Гримо?
— Потому что у нас нет иного врага во Франции!
— Кардинал истинный слуга церкви!
— Что не мешает ему враждовать с нами!
— Сейчас не время спорить, — не выдержала и вмешалась Мадлен. — Нужно решить, кто поскачет к де Тревиллю.
— Я узнал одного из нападавших, хотя он и надвинул шляпу на самые глаза, — заявил вдруг тугодум Мушкетон. – Де Жюссак.
— Самый верный пес кардинала. Кто его не знает, — сказал Гримо.
— Так кто поскачет к капитану де Тревилю? — напомнила практичная дочь трактирщика.
— Капитан болен, удобно ли беспокоить его? — вдруг засомневался Мушкетон. — И потом мы не знаем точно, где наши хозяева — в Пале Кардиналь или уже в Бастилии?
— Почему обязательно в Бастилии? Их могли бросить и в Шатле, — сказал Гримо, ставший непривычно многословным, видимо, от беспокойства за Атоса.
— Я знаком с Роже, слугой господина Дюпона, камердинера короля. Может быть, попытаться действовать через него?
— Почему через Дюпона?
— Я, со слов моего господина, знаю, что Дюпон пользуется влиянием на короля.
— В единственном деле — какой чулок на какую ногу надевать, — хмыкнул Мушкетон, и Мадлен, хотя и старалась не привлекать к себе внимания важных слуг из опасения, что ее отправят домой, прыснула от смеха.
— Тебе лишь бы не скакать в Сен Клу. Почему ты решил, что Дюпон согласится докладывать королю о каких-то мушкетерах?
— Я не решил, я только предположил, — стал оправдываться Мушкетон. — Я вот что подумал… — заговорил хранивший до сих пор угрюмое молчание Базен.
— Долго же ты думал, — перебил его Мушкетон.
— Помолчи, Мушкетон. Мы тебя слушаем со вниманием, Базен, — внушительно произнес Гримо.
— Правда, это не моя тайна. И я не знаю, как мсье Арамис посмотрит на это…
— Да говори же ты, не тяни! — вспылил Мушкетон, обиженный на Гримо за маленький выговор.
— Дело вот в чем… — решился Базен. — Мой господин и ее светлость — любовники, да простит меня Господь. Она три дня жила у нас. Я точно знаю, потому что принес им еды на три дня, и господин дал мне три ливра, чтоб я мог ночевать в гостинице.