Страница 9 из 18
— Чего ты улыбаешься, Герда? — спросил отец и чуть засмущался.
— Просто смотрю на тебя и думаю.
— О чем?
— О тебе. О чем же мне еще думать, папа?
Йон прилип к окну, любуясь волнами, горами вдали, мелкими деревьями, проезжающими машинами, пасмурным небом и этой сказочной холодной атмосферой.
С этой машиной было связано все мое детство. На ней родители возили меня в соседний город, на природу в лес, в гости к бабушке и дедушке, к детскому доктору и в центр огромного города, в мой институт и тысячу раз куда-то по делам. В пасмурную погоду или когда светило солнце. Не важно, что это было, четверг или октябрь. Мы ездили в разное время. Но каждая поездка была особенной. Как-то раз, в лет тринадцать, я подумала, что рано или поздно, на этой машине будет наша последняя поездка. Что наступит момент, когда отец больше никогда не сядет за руль нашего старого «вольво». И я отогнала от себя эти мысли тут же, потому что они заставили меня сильно испугаться.
Испугаться остаться без отца.
Я думала, что к тому времени стану очень взрослой, в тысячу раз красивее, умнее и добьюсь огромных высот. Но не могла даже и предположить, что у меня останется всего лишь два дня.
Нет, папа! Это не правда, ты не умрешь!
— А помнишь, как мы ездили с тобой ночью в круглосуточный?
Я дернулась, вспоминая то, как меня подняли посреди ночи и заставили надеть первую попавшуюся одежду. Тогда меня сильно волновала моя внешность. А еще я переписывалась с одним парнем и, кажется, была влюблена в него. Мне не хотелось вставать и ехать куда-то. Но мама приболела и ей нужны были еда и лекарства. Я тогда не понимала всю серьезность ситуации, поэтому психовала, что мало того, что не высплюсь, так еще из-за произошедшего у меня отменится свидание с парнем.
Какой же я была дурой, когда думала, что один поцелуй и общие интересы — это и есть любовь. Что малознакомый мальчик — это мой мир и даже семья.
Как поздно приходит осознание того, кто действительно нам дорог.
— С тобой все хорошо? — отец коснулся моего плеча. Я дернулась и поняла, что мы приехали.
Поездка в центр нашего города означала то, что мы обязательно приезжали к большому рынку, нескольким маленьким магазинчикам, автовокзалу и, конечно, большому торговому центру, который тут был одним единственным и очень славился среди местных жителей.
— Давай, поспеши, — отец вышел из машины. Я проследовала за ним. Он закрыл все двери, подошел к каждой, подергал за ручки, чтобы проверить, все ли в порядке.
— Ты не ставишь ее на сигнализацию? — спросил маленький Йон.
Отец улыбнулся, беря за руки нас с Йоном.
— А зачем это делать? Кто-то ее украдет?
Йон хмыкнул, пожимая плечами. Мы пошли по узкой тропинке, встречая на своем пути множество людей. Сегодня было утро воскресенья, а, значит, покупателей должно быть предостаточно в этот день.
Мальчик не понимал, почему женщины продают на прилавках то, что можно продавать в магазине. Зачем им в этот холодный март стоять на улице, когда можно надеть красивую форму и пойти работать в магазин. В прочем, Йон видел только магазины своего города. Он часто бывал в магазине своего отца, поэтому знал, как выглядят продавцы одежды, как ведут себя и как говорят. Именно поэтому полная женщина, укутанная в три слоя одежды, предлагая ему пеструю футболку, показалась довольно странной.
— Какой красивый мальчик, — сказала она.
Отец улыбнулся:
— Мой внук.
Когда мы отошли, то он грустно произнес:
— Это дочь нашей бывшей соседки. Наверняка завтра весь город будет знать о том, что ты приехала с мальчиком. Могут пойти неприятные слухи.
— А зачем им говорить обо мне? — вмешался Йон. — У них что, нет своих детей?
— Есть, — ответил Арне, — только подобная штука — болезнь маленьких поселений. Все почему-то хотят друг о друге все знать.
— Я не замечал такое у нас, — Йон замер. Отец сразу понял, что он хочет, поэтому мы тут же подошли к прилавку с конфетами.
— Просто ты живешь в большом городе, где даже соседи друг с другом не общаются. У всех слишком много забот, чтобы думать о тебе, — пояснил отец, выбирая сладости. — А тут все очень маленькое. Каждый друг с другом знаком. Проблемы как бы общие. Поэтому, переплетаясь этими проблемами, люди начинают лезть не в свое дело. Люди, мой милый, вообще очень любопытны и не умеют себя контролировать.
Я видела по лицу мальчика, что тот не совсем его понял, но принял эту информацию как что-то важное.
Мы выбрали сладости и еще долго бродили по рынку. Когда у отца закончились деньги, он спросил, есть ли у меня. Я достала карточку, а он лишь громко расхохотался, сказав, что я совсем изменилась под ритм большого города не только внешне, но и внутренне.
— Всем нам свойственно немного меняться, — словно сам себе пояснил это отец. — Это надо просто принять, — он поставил наземь пакеты с покупками и дотронулся до моих волос. — Я помню, когда ты просила мать не подстригать тебя и желала отрастить волосы до поясницы. А теперь ты отрезала их до плеч.
— Это всего лишь волосы, такая мелочь, — я хотела взять некоторые сумки, чтобы ему проще было нести. Но он перехватил их.
— Все начинается с мелочей.
Мы показали Йону другие магазины. Рассказали о правилах и законах этого крохотного мирка. Мирка, который не был похож на его большой город. В детстве я желала вырваться в мегаполис, но сейчас отчего-то хотела остаться тут. Воспоминания хватали меня за руки и тянули к себе, пытаясь поглотить целиком и полностью. Нам всегда хочется вернуться туда, где было хорошо. Поэтому люди, которые живут в маленьких городах хотят в большие, а потом жаждут вернуться обратно. Лишь за одним. За глупыми, но такими большими, как сам мир, воспоминаниями.
— Ты видишь их? — последний магазин, в который мы зашли, был наш любимый. Строительный. Тут с отцом мы проводили огромную часть нашего времени. И мы не покупали, а лишь планировали и думали, что «сделаем вот это и это следующим летом».
Так наши планы уменьшались с каждым годом. Ближе к выпуску я ушла в себя и в экзамены. А когда поступила в институт, то приезжала все реже и реже, поэтому все, что у нас было с отцом — маленькое лето.
Последний раз, на Новый год, я поняла, что не хочу уезжать из этого места. Я словно что-то чувствовала. Отец отговаривал меня, твердил, что я окажусь в этом месте с ним тысячу раз. Но вот прямо сейчас эти тысячи раз превратились в два дня!
— Так ты видишь их? — повторил он.
— Вижу.
Он взял этот рулон обоев, развернул и внимательно рассмотрел:
— Я бы хотел поклеить их в гостиной. Но боюсь, что не успею за такой короткий срок.
— Так давай купим и сделаем ремонт летом. Пап, ремонт всегда объединяет. Думаю, ты должен сделать его со мной, Каем и Йоном.
Отец улыбнулся и посмотрел на меня своими теплыми старческими глазами:
— Вы его сделаете без меня и сами объединитесь.
О чем ты? Отец, о чем ты, черт дери, говоришь?! Я тебя не отпущу, клянусь. Папа, папочка, послушай, ты бредишь. Ты умрешь, но не сейчас. Не тогда, когда я только начала понимать жизнь.
Папа, папочка, давай купим эти обои и сделаем все, что мы хотели с тобой сделать. Только ты и я. А можно все вместе. Тебе всего лишь чуть за шестьдесят, ты так молод.
Папа, папочка, прошу, скажи, как раньше, что ты очень силен и полон идей.
Папа, папочка…
— Мы берем их. Йон, позови продавца.
Мальчишка ринулся в сторону кассы. Я отмотала немного этих обоев и ткнула в них пальцем:
— Не смей! Я отдам часть своей жизни лишь ради того, чтобы ты прожил и поклеил со мной эти обои!
Отец вздохнул и отошел от них. Я ринулась за ним, останавливая, хватая за плечи и заставляя повернуться лицом ко мне. Арне был невыскоим, почти что ростом с меня. Он посмотрел в пол:
— Хороший паркет, правда?
— Папа! Ты меня слышишь?
— Слышу, — он водил носком старых ботинок по полу, — не переживай. Сейчас ты говоришь очень эгоистично. Тебе нужна эта половина твоей жизни ради Кая и Йона. Вот, что тебе нужно научиться делать — жертвовать своим во имя счастья других любимых тебе людей. Научиться выбирать не сердцем, а по уму.