Страница 106 из 133
«Я так больше не могу! Не могу!» — со слезами думала Белла, кусая собственные руки, чтобы отвлечься от нестерпимой боли в животе, которая резко возникла, точно удар кинжала, и не проходила уже несколько часов.
— Заберите меня отсюда! — навзрыд закричала она, завидев тюремщика. — Я умираю! Мне нужен врач!
— Конечно-конечно! А из больницы ты сбежишь! — безжалостно ответил тот.
— Хорошо, не надо в больницу! Ты можешь вылечить меня сам! Я скажу заклинание!
— Совсем охренела, дура! Буду я с тобой возиться! — отмахнулся он.
— Умоляю! — зарыдала она. — Экспеллиармус!
И вдруг волшебная палочка вылетела из руки тюремщика и проскользнула сквозь прутья.
Беллатриса ловко ее поймала и со всей скоростью, на которую была способна, кинулась в дальний угол камеры.
— Дементоры! Дементоры! — заорал насмерть перепуганный волшебник и стал судорожно пихать ключ в замок.
— Велетутдинем ревокаре! — воскликнула Беллатриса, нацелив палочку себе в живот.
Боль мгновенно прекратилась.
Ничего другого сообразить и предпринять она не успела, потому что двое дементоров схватили ее за руки и отобрали палочку.
Ощущения от их прикосновений были не намного лучше, чем от перитонита, хоть и лежали совсем в другой плоскости.
— Держите ее, держите! — мстительно приказал волшебник. — Я хочу видеть, как она потеряет сознание!
— Запомни этот день, маг! Сегодня тебя победила безоружная Беллатриса Лестрейндж! — с ликованием воскликнула она и только потом лишилась чувств.
С тех пор тюремщики стали ее опасаться и никогда не вступали с ней в диалог. Даже еду теперь приносили дементоры. Ее мир стал мрачным, как никогда. Поэтому, вновь услышав человеческий голос, она сначала решила, что он ей снится.
Но голос не унимался.
— Выходи, Беллатриса Лестрейндж!
Разглядев за решеткой силуэт, женщина с трудом поднялась на ноги и подошла.
— Ах, это ты… — надменно протянула она, увидев того самого тюремщика, которого обезоружила. — У тебя новая палочка? А старая, что, больше не слушается?
Лицо волшебника перекосилось от гнева.
— Круцио! — яростно воскликнул он.
Беллатриса упала на каменный пол и издала чудовищный надрывный крик, эхом понесшийся по коридору.
Только решив, что отомщен достаточно, тюремщик опустил руку.
— Сегодня двадцать четвертое июня девяносто пятого года! — злобно процедил он. — Запомни этот день, ведьма! День, когда все твои победы оказались напрасными!
Белла подняла голову и взглянула на него сквозь запутанные пряди грязных и свалявшихся волос.
— Какого года? — хрипло переспросила.
— Девяносто пятого!
— Восемьдесят пятого?
— Девяносто! Глухая тетеря!
— Что? — ахнула она. — Не может быть!
— Совсем свихнулась! — фыркнул тюремщик и ушел прочь.
«Девяносто пятый… — болезненно стучало в висках. — Не может быть… четырнадцать лет… Я тут уже ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ!»
Это мысль не укладывалась в голове. Беллатриса полагала, что с момента ее заточения прошел год, два, три, но никак не четырнадцать!
«Он солгал!» — яростно подумала она.
«А что тебя удивляет? — прозвучал в голове холодный женский голос. — Ведь ты сумасшедшая, а психи неверно воспринимают течение времени».
Белла и вправду когда-то слышала об этом факте. Чтобы опровергнуть свою гипотезу, она попыталась воспроизвести в памяти все, что происходило с ней с момента заточения, но не смогла. Это был длинный запутанный сон, из которого запомнились лишь отдельные моменты.
Тут словно иголка кольнула ее в самое сердце. Она оглядела свои сморщенные руки, тонкие пальцы с опухшими суставами, свисающие ниже талии седые волосы, ощупала высохшее костлявое лицо, покрытое мелкими морщинами, и весь этаж огласил еще крик. Еще более страшный, чем тот, что был вызван заклятием «Круциатус».
Она рыдала, в кровь разбивая кулаки о каменный пол, не будучи в состоянии поверить в услышанное. Четырнадцать лет! При любых условиях этого срока вполне хватило бы для того, чтобы несколько раз возродиться с помощью крестража. Надежды больше быть не могло. Темный Лорд мертв. Столько лет страданий и боли оказались напрасными! Она никогда отсюда не выйдет, никогда не увидит родных людей, никогда не продолжит борьбу, но каждую секунду будет мучиться до самого последнего своего вздоха. Сейчас ей было за сорок, вполне может протянуть еще лет двадцать. Двадцать лет невыносимых страданий, чтобы потом умереть от болезней и старости.
— Ну, уж нет! — во всю глотку закричала она, яростно вскинув голову. — Я этого не позволю! Никто не смеет решать, как мне жить и когда умирать!
Она подползла к решетке и просунула между прутьями правую руку. На одной из железяк был острый заусенец, и узница стала остервенело тереться о него запястьем, не обращая внимание на боль.
Злоба и мысль, что, несмотря на поражение, она все еще может сама распоряжаться своей судьбой, опьянили ее настолько, что, откуда не возьмись, появились энергия и силы. Царапина уже превратилась в рану, и на ней выступили первые капли крови, что только раззадорило Беллатрису. Она с нетерпением ждала того момента, когда горячая красная жидкость польется широкой струей.
Но вдруг другую руку, левую, внезапно как будто кто-то ужалил.
От неожиданности женщина вздрогнула и, прекратив свои действия, с удивлением на нее уставилась, ожидая увидеть какое-нибудь ядовитое насекомое или даже змею. Хотя, откуда тут возьмется змея?
Ничего не обнаружив, она решила, что человеку, которому осталось жить всего несколько минут, по сути, не так уж важно, укусил его кто-то или нет, и, успокоившись, собралась продолжить царапать запястье, но левую руку ужалило снова, еще сильнее прежнего. Вскрикнув, Беллатриса схватилась за больное место, которое находилось аккурат там, где располагалась Черная метка.
«Наверное, мне кажется…» — подумала она, уже привыкнув к странному поведению организма, и снова обернулась к решетке.
Но тут вдруг Черную метку пронзила такая боль, что волшебница упала на плечо и взвыла.
Это уже трудно было списать на самовнушение. Клеймо Темного Лорда совершенно очевидно не давало ей лишиться жизни.
Беллатриса просунула левую руку сквозь прутья, чтобы увидеть метку в свете коридорных факелов. Изображение черепа и змеи как будто бы стало четче и даже припухло. Кожа была точно свежеобожженной.
— Не может быть… — вслух протянула узница, не веря своим глазам, и дотронулась до метки, тут же почувствовав резкую боль.
Темный Лорд звал ее! Спустя столько лет…
В это невозможно было поверить, но Пожирательница узнала знакомое чувство, она ощущала ЕГО местонахождение и немедленно бы трансгрессировала к НЕМУ, если б могла.
Беллатриса ощутила внезапный прилив сил и вскочила на ноги. Она стала ходить по камере взад-вперед, пытаясь привести в порядок растрепанные мысли, которые впервые за много лет вдруг стали опять ей подчиняться.
«Если он и вправду вернулся, — рассуждала она, — значит, все Пожиратели смерти, которые остались на свободе, сейчас почувствовали его призыв и уже находятся в пути».
Ох, только бы это была не галлюцинация!
Если бы она могла сейчас поговорить с кем-то из друзей и спросить, почувствовали ли они то же самое! Тогда она наверняка могла бы знать, что не бредит. Но это было абсолютно невозможно. Осталось только ждать новых известий от Темного Лорда. Если он обрел силу, организация побега займет у него максимум несколько месяцев.
Вдруг Беллатриса от души расхохоталась и, подбежав к решетке, во все горло закричала:
— Он вернулся! Слушайте все! Темный Лорд вернулся! Скоро мы будем на свободе и отомстим за все, что пережили тут! — Заткнись, чокнутая! Сколько можно орать! — донесся в ответ чей-то усталый голос. Белла даже вздрогнула от удивления. За все время своего заключения она была уверена, что соседнюю с ней камеру никто не занимает. — Она дело говорит! — вдруг, откуда не возьмись, отозвался уже другой, хриплый голос, чей конкретно, он не узнала, но, видимо, кого-то из Пожирателей. — Черная метка горит! Раздалось еще несколько взволнованных возгласов. Некоторые были далеко, и их было не разобрать. Беллатриса вдруг ощутила резкий упадок сил и отсутствие желания далее возвещать эту прекрасную новость. Дементоры, ощутив резкий всплеск положительных эмоций, немедленно стали стекаться на этаж, и крики слабеющих узников быстро стихли. Чувствуя, что сердце все еще взволнованно колотится, Беллатриса вернулась вглубь камеры, села на солому, и снова взглянула на Черную метку, затем трепетно поцеловала ее и впервые за четырнадцать лет заснула с несгибаемой надеждой в душе.