Страница 105 из 133
Вскоре Белла перестала отличать состояние бодрствования от состояния сна и не могла понять, что происходит наяву, а что ей снится. Она почти всегда лежала, лишь изредка вставала и передвигалась по камере без цели в каком-то полубессознательном состоянии, и частенько не могла ответить себе на вопрос, зачем пришла в то или иное место. Все ее существование превратилось в один сплошной сон, причем, в кошмарный сон. Ей без конца виделись неприятные эпизоды из прошлого. Некоторые из них не доставляли большого беспокойства, когда происходили на самом деле, но теперь любое хоть сколько-нибудь негативное воспоминание вызывало необъяснимый ужас, не важно, будь то чья-то смерть или выговор профессора Макгонагалл за неверно исполненное задание.
Но чаще всего Белле снился тот пресловутый кот. Картина убийства, совершенного магловскими мальчишками, бесконечно прокручивалась у нее в голове, точно заевшая пластинка. Отчаяние и ощущение собственной беспомощности просто разрывали волшебницу изнутри. Беллатриса каждый раз покрывалась холодным потом и вскрикивала. Но навязчивое видение даже не думало ее покидать. Пожирательнице казалось, что оно преследует ее уже, как минимум, сотню лет, и каждый раз эмоции от пережитого были такими же яркими, как и впервые. И вот однажды, испытывая всю связанную с тем происшествием боль, она не выдержала и, желая прекратить эту пытку любой ценой, кинулась на мальчишек, отобрала у зачинщика нож и с наслаждением сама отрезала котенку голову. Только тогда видение оставило ее в покое.
Беллатриса все явственнее ощущала, что она полностью оторвалась от реальности и переселилась в мир своих ночных кошмаров. Ее слабые попытки оттуда выбраться ни к чему не приводили. Да и зачем ей было выбираться? Чтобы увидеть черные, покрытые плесенью стены? Чтобы осознать, что она лежит на куче непонятной гнили? Чтобы вспомнить, что она попала в ад при жизни, ее здоровье, внешность и будущее безвозвратно потеряны? А она вполне могла предположить, что, сколько бы времени не прошло с начала ее заточения, это было уже очень долго. Ее левую руку можно было обхватить пальцами правой в плече, а в тусклом свете факела, частично освещающего камеру из коридора, точно снег, поблескивали первые седые волосы.
Каждый день узникам приносили скудную порцию пищи и жестяной кувшин с водой, но Беллатриса не съедала и этого. Порой она сутками лежала, пребывая в полуреальном мире своих лишенных радости и смысла фантазий и просто не могла заставить себя очнуться, чтобы встать и поесть.
— Эй! Ты еще жива там? Или сдохла уже? — грубо поинтересовался тюремщик, который в очередной раз обнаружил несъеденный хлеб.
Беллатриса ничего не ответила, чувствуя сильную слабость во всем теле и тяжесть в голове, как при высокой температуре. Хотя, кто знает, может у нее и вправду был жар, сама она не могла этого определить. Да и что толку? Медицинская помощь для узников не предусматривалась.
— Люмос! — воскликнул волшебник и осветил камеру волшебной палочкой в поисках трупа.
От внезапно упавшего на нее луча света узница вздрогнула.
— Черт вас дери! — выругался он. — Не жрете ни хрена! А потом все будут говорить, что это они из-за дементоров подыхают!
— Как? — вдруг хриплым голосом поинтересовалась Беллатриса, поскольку ей послышалось «дементоры подыхают».
— А вот так! — огрызнулся он. — И ты скоро сдохнешь, если есть не будешь! А, вообще, это точно ты? Или уже твой призрак?
«Я призрак?!» — вдруг в ужасе подумала Белла, когда глумливый смех тюремщика стих в глубине коридора.
Что, если она и вправду уже умерла и просто не заметила этого, потому что стала призраком?
Эта мысль настолько потрясла узницу, что она очнулась и стала в панике искать свое тело, ползая по полу камеры на карачках. Обшарив каждый фут и несколько раз переворошив всю солому, она так ничего и не нашла
«А если его уже вынесли? — подумала Белла. — Должен же быть какой-то другой способ понять, жива я или нет!»
Она вспомнила, что тюремщик что-то говорил про еду, и, обнаружив воду и черствый хлеб возле решетки, жадно на него накинулась и съела все разом, мгновенно ощутив острую боль в желудке. Оба эти факта заставили ее уверовать в наличие у нее плоти, однако ненадолго. Страх внезапно и незаметно для самой себя умереть стал мучить ее регулярно. Частенько снились сны о том, что она стала жалким существом без плоти и крови, но даже, будучи привидением, не может покинуть стены собственной камеры, обреченная на вечные скитания в радиусе нескольких десятков футов. Проснувшись, она немедленно кидалась проверять, жива или нет.
Однажды Беллатриса поцарапала нёбо сухой хлебной коркой, и тут же ощутила во рту солоноватый кровавый привкус. Трудно сказать, в чем тут дело, но он вдруг ей очень понравился. Она разбередила рану, чтобы ощутить его сильнее.
«Я жива! Жива! — вдруг явственно поняла она. — В моих жилах все еще течет теплая кровь!»
Собственная кровь стала для нее как наркотик. Беллатриса специально прокусывала себе губу, чтобы выдавить оттуда пару капель и почувствовать то, что ей казалось вкусом жизни.
Стоит ли говорить о том, что ее психическое состояние продолжало ухудшаться, и она, хоть и понимала это, но ничего не могла с собой поделать, уже давно перестав сопротивляться силе дементоров. Иногда Беллатриса вспоминала ту радостную эйфорию, которую ей каким-то чудом удалось испытать в первые дни заключения, но, как ни старалась, не смогла повторить свой подвиг. Собственные мысли ее не слушались, живя самостоятельной жизнью, рисуя непонятные и уродливые картины, от которых было до того тошно, что узница начинала выкручивать кожу на руках до тех пор пока физическая боль не становилась достаточно сильной, чтобы заглушить боль душевную. Но настоящий кошмар начался тогда, когда у нее появились галлюцинации.
Однажды Белла проснулась и увидела, что потолок медленно приближается, опускаясь все ниже и ниже. Закричав не своим голосом, она кинулась к решетке, истошно требуя, чтобы ее выпустили. Никто не откликался, а потолок был все ближе и ближе. Вот он уже коснулся головы. Беллатриса издала последний отчаянный вопль, и вдруг поняла, что ее камера никак не изменилась по форме, а потолок находится на положенной ему высоте.
Обливаясь холодным потом, она все еще лежала, вцепившись пальцами в решетку, и боялась опустить взгляд, ожидая, что потолок вот-вот опять придет в движение.
«Вот теперь я точно сошла с ума, — заключила она, заставив себя, наконец, опустив голову, — лучше бы он и вправду раздавил меня. Зачем мне теперь жить? Даже если Темный Лорд вернется, разве я буду нужна ему такая?»
Точно в подтверждение ее гипотезы о собственном безумии, возникла новая галлюцинация. По ту сторону решетки появился огромный черный пес. Он стоял прямо напротив узницы и внимательно ее рассматривал.
За все время пребывания в Азкабане Беллатриса не видела ни одного животного, даже крысы. Еще бы, никто не станет добровольно находиться там, где есть дементоры. Так что никаких сомнений в том, что этот пес плод ее воображения, быть не могло.
Тем временем, странный гость продолжал на нее пялиться, совсем по-человечьи склонив голову на бок.
Желая потрогать «галлюцинацию», Беллатриса протянула к ней руку, но зверь вдруг отпрянул и, обнажив клыки, злобно зарычал, затем развернулся и побежал прочь.
Узница тяжело вздохнула и прижалась лбом к холодным металлическим прутьям. Все, что происходило с ней прежде, еще худо-бедно вписывалось в рамки ощущений нормального человека, а вот галлюцинации уже никаким боком. Чувство собственной обреченности все сильнее укоренялось у нее в душе. Она снова почти перестала есть и вставать. Каждое мгновение ее существования казалось нестерпимой мукой. Белла мечтала только об одном — иметь способность спать несколько дней или недель подряд, и при этом не видеть никаких снов и не чувствовать боли. К слову, боли в разных частях стали беспокоить ее все чаще, да еще и сочетаться с долгими приступами кашля и удушья. Женщине казалось, что у нее в груди застряло что-то твердое, как будто бы она проглотила снитч. Это что-то невозможно было вытолкнуть, и оно не давало ей сделать вдох, так что складывалось впечатление, что в такие моменты она может задохнуться насмерть.