Страница 107 из 133
Последующие дни она была намерена, во что бы то ни стало, больше не поддаваться унынию. Ей даже не приходилось заставлять себя концентрироваться на хороших мыслях, они сами охотно помещались в голове. Она уже и забыла, что когда-то была смелой и решительной, но теперь была уверена, что ей придется стать прежней. Она представляла себе, как выйдет на свободу, как вдохнет свежего воздуха, поест нормальной еды, вылечится от артрита и чахотки, восстановит свою внешность и снова встанет в строй. И, о да! Она будет еще сильнее, чем прежде! Только бы продержаться эти дни… недели… месяцы…
Только бы не позволить себе снова впасть в отчаяние и бред. Ведь она понимала, что эйфория пройдет, и тогда находить свежие радостные эмоции, чтобы защищаться от дементоров, будет все тяжелее и тяжелее.
Однажды Беллатриса услышала, как по коридору, неторопливо переговариваясь, идут двое. Голос одного из них показался ей до боли знакомым. Но сильно потрепанная за полтора десятка лет память теперь частенько ее подводила. — При всем моем уважении к Вам, профессор, — говорил незнакомый голос. — Вы напрасно сгущаете. Как видите, все узники на месте и хорошо охраняются. — Вижу, Корнелиус, — невозмутимо отвечал второй голос (знакомый), — но что если дементоры вновь перейдут на его сторону… — Ах, бросьте! — с трудом скрывая раздражение, оборвал его собеседник. — Я не могу вот так запросто изменить порядок в Азкабане! Ведь дементоры — это гарантия безопасности. А о возвращении Сами–знаете-кого нам ровным счетом ничего неизвестно. Слова мальчика не являются серьезным доказательством в таком вопросе. Уж простите, я никак не могу на них ссылаться. — Но, однако, Вы можете сослаться на чудовищные условия содержания заключенных. Ни для кого не секрет, что они давно уже становятся предметом возмущения правозащитников. — Не думаю, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы поднимать эту тему, — уклончиво ответил собеседник. — Разве? Вы правда считаете, что люди, которые содержатся здесь, не заслуживают элементарных человеческих условий? — Я все понимаю! — злился первый. — Но многие из них являются Пожирателями смерти и попали сюда за страшные преступления! — По Вашим словам получается, что Вы и за людей-то их не считаете. — Я этого не говорил! — И вместо того, чтобы дать им шанс раскаяться, мы помещаем их сюда, где они в скором времени просто-напросто перестают быть осознанными личностями. — Ох, не очень-то мне верится в это Ваше раскаяние… — Профессор Дамблдор! — задыхаясь, воскликнула Беллатриса, когда собеседники возникли в поле его зрения. Он хоть и был ее злейшим врагом, но в сложившейся ситуации нельзя было упускать возможность воззвать к его великодушию. Тем более, что собеседник директора Хогвартса показался Пожирательнице высокопоставленным чиновником. — Профессор Дамблдор! — отчаянно воскликнула она, вцепившись в решетку. — Прошу Вас! Я здесь уже четырнадцать лет! Если бы мне позволили хотя бы на минуту увидеть моего мужа! Она с таким остервенением вцепилась в металлические прутья, что, казалось, хочет силой их раздвинуть. — Ну вот! — вздохнул невысокий мужчина в нелепом головном уборе. — Кем бы не была эта «личность», она вполне осознанная и имеет вполне конкретную просьбу. — Кажется, это Беллатриса Лестрейндж, — нахмурился седовласый старец, вглядываясь в лицо узницы. — Возможно, — пробормотал чиновник, стараясь не смотреть на нее. — Прошу Вас, профессор, давайте не будем здесь задерживаться. У меня начинает болеть голова, а вечером предстоит важное совещание в Министерстве. — Вот видите, господин Министр, — вздохнул Дамблдор, — мы находимся на острове всего несколько минут, и это уже негативно сказалось на Вашем здоровье. А можете себе представить, что испытывают люди, запертые тут годами? Как Вы считаете, это гуманно? Судя по выражению лица оппонента, ему было абсолютно наплевать на то, что гуманно, а что нет, он просто хотел поскорее выбраться из этого ужасного места. — Господин Министр! — воскликнула Беллатриса, обрадовавшись, что перед ней такая высокопоставленная персона. — Прошу Вас, не откажите в моей просьбе! Я осуждена пожизненно. Разве мое наказание станет меньше, если я на мгновение, в последний раз, увижусь с родным человеком? Министр скользнул по ней брезгливым взглядом, и дернулся, желая поскорее двинуться дальше, но Дамблдор продолжал стоять неподвижно и задумчиво смотреть на заключенную, вернее, даже куда-то сквозь нее, всем своим видом показывая, что никуда не торопится. Осознав, что никакого иного способа сдвинуть его с места нет, Министр обернулся и крикнул. — Эй, кто-нибудь! К нему бегом подоспел запыхавшийся тюремщик. — Обеспечьте ей свидание с мужем! — Н-но… ведь не положено выпускать заключенных из камер… — Вы, что, забыли, кто перед Вами?! — разозлился тот. — Отведите ее, куда она просит! Порядки не пострадают! — и, обернувшись к Дамблдору, учтиво прибавил. — Давайте продолжим наш путь, профессор. Больше не взглянув на узницу, они оба удалились, продолжая беседовать. Ошалевший от такого приказа тюремщик замер в нерешительности. — Если ты немедленно не откроешь дверь, я закричу и заставлю их вернутся! — пригрозила Беллатриса. Не сводя с нее настороженного взгляда, тот достал ключ и отпер замок. — Учти! Я в любой момент могу позвать дементоров! — Да не укушу я тебя! — пообещала она, сама отворив решетку. — Куда идти? — Иди прямо, затем справа увидишь лестницу. Нам нужно на нижний этаж, я буду следовать за тобой, — предостерег он. — И без глупостей! — Я, что, по-твоему, совсем идиотка, атаковать, когда поблизости Дамблдор, да и волшебной палочки у меня нет! — проворчала она. — А тебе, говорят, волшебная палочка и не нужна! Продолжая препираться, они спустились с шестого этажа на пятый. — Четвертая камера, — сообщил тюремщик, и Беллатриса кинулась туда чуть ли не бегом. Но, в итоге, все равно пришлось подождать, пока он откроет решетку. — Танцуй, Руди! — усмехнулся волшебник. — К тебе жена пришла! — Ты опять, что ли, напился? — донесся откуда-то из мрака знакомый насмешливый голос. — Честное слово! — поклялся тот. — Не веришь — сам погляди! — Не буду я глядеть! Вечно ты меня зазря поднимаешь! Беллатриса едва не раскрыла от удивления рот. Рудольфус разговаривал с тюремщиком, так, точно тот был его приятелем. — Скорее! Что ты копаешься! — накинулась она на волшебника. Тот, наконец, нашел нужный ключ и стал открывать замок. Рудольфус, несомненно, услышавший ее голос, вероятно, потерял дар речи. В глубине камеры послышалось шевеление, и через секунду он вышел на свет. Беллатриса понимала, что Азкабан должен был сильно изменить облик ее мужа, поэтому заранее старалась подготовить себя к этому шокирующему зрелищу. Он ужасно исхудал, и без того впалые щеки чудовищно ввалились, появилась борода, а золотисто-карие глаза стали непривычно большими на похудевшем лице. Но, черт возьми! Его сильно отросшие волосы, хоть и были слегка спутаны, но лежали идеально, а челку украшала выразительная проседь. Не будь на нем грязной тюремной робы в сочетании с болезненной худобой, вполне можно было бы принять его за известного художника, или еще какую-нибудь эпатажную творческую личность. — Беллс? — спросил он тихо и недоверчиво. Но Беллатриса ничего не ответила. Как только решетка открылась, она, не помня себя от радости, ворвалась внутрь и, подбежав к мужу, кинулась ему на шею, а ногами обхватила торс. Дивясь тому, как с ее нынешней физической формой ей вообще удался этот акробатический трюк, она тут же сообразила, что на больного и ослабшего человека нельзя запрыгивать с разбегу, как в старые добрые времена. Однако, вопреки ожиданиям, он не упал на пол со всего росту, а лишь опустился на колени. — У вас десять минут! — сообщил тюремщик и, заперев камеру, исчез в глубине коридора. — Это ведь правда ты? — с каким-то отчаянным беспокойством спросил Рудольфус, держа в ладонях ее лицо, и пытаясь его рассмотреть. «Вот уж разглядывать меня так внимательно, однозначно плохая идея», — подумала Беллатриса. — Неужели я настолько изменилась, что меня невозможно узнать? — печально осведомилась она. — Нет, — возразил он. — Узнать, пожалуй, можно. Но ведь тебя просто не может здесь быть! Вдруг ты опять мне кажешься? — А, что, раньше уже казалась? — с беспокойством поинтересовалась она. — Казалась… — честно признался он. — Но в глубине души я, конечно, догадывался, что ты плод моего воображения. — Но ведь сейчас ты до меня дотрагиваешься. А до плода воображения разве можно дотрагиваться? — О-о! Еще как можно! — засмеялся Рудольфус. — Ну уж, наверное, в твоих мечтах я выглядела получше, — саркастически заметила Белла. — Это точно, — согласился он. — Пожалуй, можно принять это за аргумент в пользу того, что сейчас ты настоящая. Но как тебе удалось добиться свидания? Ты перебила всю охрану? — Нет, — возразила она. — Уговорила Министра. — Фадж здесь? — удивился он. — Какой еще Фадж? — не поняла Беллатриса. — Корнелиус Фадж, Министр Магии. — А откуда ты знаешь, кто сейчас Министр? — поразилась она. — Тот тюремщик, с которым ты пришла, когда напьется, болтает со мной. Кое-что удается от него узнать. Правда, обычно он несет ахинею. Алкоголь в сочетании с дементорами дает изумительный эффект. Если так дальше пойдет, скоро он отправится в больницу святого Мунго. — Воистину ты нигде не пропадешь! — потрясенно проговорила Белла. — А меня все тюремщики ненавидят. Один даже пытал за то, что я отняла у него волшебную палочку. — Так это правда? — удивился Рудольфус. — Я-то думал, этот недоумок залечивает мне очередную байку. Значит, ты едва не сбежала? — Куда там, — отмахнулась она. — Дементоры тут же меня схватили, я ничего не успела. Но теперь это уже не важно. Скоро мы все равно отсюда выйдем! — Думаешь? — серьезно спросил он. — А ты разве не чувствовал ЕГО зов? — Чувствовал, — подтвердил он. — Но решил, что мне показалось. Тут все что угодно может померещиться. — Обоим не могло показаться, — решительно возразила Беллатриса, — тем более, что с моего этажа еще кто-то отозвался. Да и метка стала четче. Он снова в силе! Думаю, ждать осталось пару месяцев, не больше. Но что такое пара месяцев в сравнении с тем, что мы уже пережили!