Страница 26 из 84
Увы, само такое мировоззрение в корне ошибочно. Понять это можно, если вспомнить, как лет тридцать назад советские люди полагали, что кто-то должен в экономике обязательно отвечать за обеспечение народа товарами. Некоторые даже считали, будто хороший предприниматель должен думать не о прибыли, а об интересах потребителя. Сегодня, однако, практически все осознают, что на прилавках имеются товары именно потому, что бизнес думает о прибыли и получает ее, вступая в конкурентную борьбу за тот рубль, который мы как потребители готовы платить при покупке товара. Многие недолюбливают такой капитализм и надеются на приход социализма, но даже они обычно понимают, как работает рыночная экономика. Трудно найти сегодня наивного человека, полагающего, будто частный бизнес может заботиться о наших интересах вне зависимости от того, получит ли он доход с продажи товара.
Но применительно к государству мы часто считаем, что правильный чиновник по определению должен думать о людях, а не о максимизации своих личных доходов. Странная получается ситуация. Если, скажем, некий Иван Иванов после учебы в университете пойдет делать бизнес, мы признаем, что он этим займется ради личной выгоды. Но если тот же самый человек попадет вдруг на госслужбу, мы будем сохранять иллюзии насчет свойственного ему альтруизма и сочтем каким-то извращенцем, обнаружив, что он берет взятки. Брать взятки на госслужбе, конечно, запрещено по закону, в отличие от получения прибыли в бизнесе. Однако если нет механизма борьбы со взяточничеством, то много ли найдется ангелов, не пытающихся пользоваться своим положением?
Демократическая система сдержек и противовесов является для госслужбы своеобразным аналогом конкуренции в бизнесе. Предприниматели, соперничая между собой, вынужденно ограничивают свою прибыль и приносят пользу обществу. И чиновники могут приносить пользу обществу, только если существует политическое соперничество и оппозиция ради своей выгоды заинтересована искать коррупционеров среди представителей власти. Если же вместо системы сдержек и противовесов действует властная вертикаль, поглотившая конформистскую часть оппозиции и устранившая нонконформистскую ее часть, то откуда, собственно говоря, взяться людям, работающим в интересах общества? Разве что Путин лично будет наводить порядок. Но о возможностях одного человека в огромном государстве мы уже говорили.
Из всего вышесказанного не следует делать вывода, будто все чиновники абсолютно корыстны и вообще не существует людей, думающих об интересах общества помимо своих собственных. В любой стране с рыночной экономикой благотворительность является нормальной чертой работы бизнеса. Человек обеспечивает себя и свою семью, создает нормальные заработки и условия труда для своих работников, а затем выделяет деньги из прибыли на поддержку культуры или науки. Довольно часто всё складывается именно так. Но никогда наоборот. Никогда бизнесмен добровольно не отдаст всю прибыль чужим людям, ограничив себя и свою семью жалкими крохами. Так же и с чиновниками. Они вполне могут решать важные государственные задачи, поскольку не безразличны к судьбам страны, но при этом, увы, не откажутся от возможностей, предоставляемых им коррупцией. И будут набивать карманы до тех пор, пока внешняя по отношению к ним сила эту коррупцию не устранит.
Георгий Сатаров:
«Последние десять лет Фонд ИНДЕМ проводит исследования уровня коррупции в России. Зафиксирован ошеломляющий рост чиновничьего воровства и произвола. Стало понятно,
чем он вызван. Когда бюрократия предоставлена самой себе и никем извне не контролируется, она работает на себя, а не на общество. Эта "работа на себя" и есть коррупция во всех ее проявлениях».
(Филиппов П., ред. История новой России. Очерни, интервью: в 3 т. СПб.: Норма, 2011. Т. 1. С. 171)
Владимир Гельман:
«Предельно огрубляя, можно утверждать, что поскольку государством как раз и управляют для того, чтобы извлекать ренту, то коррупция в ее различных формах и проявлениях служит важнейшим механизмом достижения этих целей, то есть, по сути дела, нормой "недостойного правления". <...> Эта картина выглядит как "захват государства" со стороны соискателей ренты изнутри государственного аппарата и со стороны связанных с ним влиятельных представителей бизнеса. Стремясь к приватизации выгод и к обобществлению издержек в ходе государственного управления, рентоориентированные акторы, которые составляют (в различных конфигурациях) основу правящих групп постсоветских государств, преднамеренно и целенаправленно создают и поддерживают социально неэффективные "правила игры"».
(Гельман В. Политические основания «недостойного правления» в постсоветской Евразии: наброски к исследовательской повестке дня. Препринт М-49/16.
СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2016. С. 8,10)
Силовики мира сего
Важнейшим следствием функционирования такой системы стала условность прав собственности. Российский бизнес никогда до конца не уверен в том, что его имущество не будет отнято сильными мира сего, которые, как правило, являются просто- напросто силовиками.
Еще в «лихих 90-х» сложилась система, при которой бандиты могут «наехать» на бизнес и либо отнять его у собственника полностью, либо поставить под свою защиту с тем, чтобы бизнес не отнял кто-то другой. В последнем случае приходится платить деньги за такую защиту, что в совокупности с налогами, которые взимает государство, составляет большое бремя для предпринимателя и ограничивает его конкурентоспособность. Вообще-то государство, взимающее налоги, должно было бы с помощью милиции, госбезопасности и прокуратуры оградить бизнес от наездов, но оно в 1990-х было на это не способно из-за своей очевидной слабости. В итоге платить приходилось вдвойне — как за реальную защиту, так и за формальную, причем умные предприниматели пытались от уплаты денег государству увернуться, использую разные юридические лазейки. А это делало лишавшееся налогов государство еще слабее.
В эпоху Путина силовые государственные органы окрепли, получили дополнительное финансирование благодаря росту экономики и улучшению собираемости налогов. Но государство в целом осталось таким же слабым, поскольку никто из чиновников и политиков не был заинтересован заботиться об интересах бизнеса. Доминировала забота о собственных интересах. Силовики оказались государством в государстве, и никакая оппозиция не могла поколебать их позиции, поскольку Кремль с несистемной оппозицией боролся, а силовиков, наоборот, рассматривал в качестве опоры политической системы, необходимой на случай возникновения революции вроде грузинской или украинской.
В итоге силовики стали активно вытеснять бандитов из сферы «охраны бизнеса» и сами начали зарабатывать деньги на «кры- шевании». Для этого у них имелись все необходимые преимущества. Если бандиты вооружались незаконным способом и постоянно находились под угрозой наказания со стороны закона, то силовики получали оружие от государства для выполнения своей официальной деятельности и практически могли не опасаться наказания, поскольку сами относились к числу тех, кто наказывает. Так фактически была узаконена система дополнительного налогообложения бизнеса. Если фирму вообще не отнимали в пользу предпринимателей, тесно связанных с «крышей», то «крышу- емый» вынужден был платить за свою охрану без всякой надежды минимизировать размер обложения. Если от контроля со стороны бандитов теоретически еще можно было уйти, наняв собственную охрану (когда позволяли доходы) или прибегнув к помощи государства (когда там обнаруживались «честные менты»), то от контроля со стороны силовиков уйти практически невозможно. По крайней мере, тому бизнесу, который существует сам по себе и не связан с высокопоставленными чиновниками — губернаторами, министрами или теми же силовиками, но более высокого ранга.
Такого рода криминальные проблемы, хорошо известные, кстати, по разного рода телесериалам, имели совершенно конкретные и чрезвычайно разрушительные последствия для российской экономики, в сериалах обычно не отражаемые. Поскольку никакой бизнесмен не станет работать себе в убыток, он должен принимать определенные меры против возможной потери собственности.