Похоть

Аманатидис не выдержал. Он вышел во внутренний двор, закурил и набрал номер Теодоракиса.

- Что у вас там?

- Тэйтон и Хейфец не подходят. Мы работаем по вашему списку и сначала взяли основных подозреваемых. О! - Теодоракис что-то хмыкнул кому-то, - это не Карвахаль.

- А это точно ли орудие убийства? - с досадой спросил Аманатидис, - а то получиться, что подгоняем пальцы под чужую улику.

Теодоракис не согласился.

- А вот и нет. Георгиос ручается, что удар нанесён именно этим. Совпадает, как паз и засов. Один к одному, и кровь той же группы.

- Вот будет номер, если никто не подойдёт. - Аманатидис помолчал, но всё-таки выдавил из себя, - проверьте Макса Винкельмана. Вне очереди.

-Сейчас, заканчиваем Сарианиди.

- И что, не Спирос ли её замочил?

- Так, точно не он.

Аманатидис сдержанно порадовался.

- Слава Богу, не хотелось бы сажать соплеменника.

Аманатидис ждал анализа Винкельмана. Если его последнее предположение верно, - это он. Но Теодоракис шумно дышал в трубку, явно прихлёбывая кофе, и ничего не говорил. Новые шорохи в трубке. Новое сопение. Наконец Аманатидис услышал:

- Это не Винкельман.

Аманатидис вздохнул. Дело оказалось сложнее, чем он думал. Кто же это тогда, чёрт возьми?

Через несколько минут мучительных ожиданий подозрение было снято с Долорес Карвахаль. Аманатидис удовлетворённо кивнул. Тут, по крайней мере, он не ошибся.

Ещё одна череда пустых минут, ещё одна выкуренная сигарета.

-Француз тоже ни при чём.

Манолис Аманатидис загасил окурок. Ему кажется, или время действительно остановилось? Он поднял голову к небу. Там, в ясной лазури, плыли и дымились курчавые облака. Откуда-то послышался колокольный звон. Ага, звонят в церкви святой Софии. А чего звонят? Надо не забыть, через неделю Мануил Персиянин, мученик Халкидонский, его именины. Позвать Спироса и друзей, посидеть...

-Алло, господин Аманатидис!

-Да! - Аманатидис так сжал телефон, что побелели костяшки пальцев. - Нашли?

-Нет, - виновато ответил Теодоракис. - Но это не англичанин этот, не Гриффин.

-Хорошо, отрицательный результат - тоже результат, - успокоил он не столько Теодоракиса, сколько самого себя. - Ладно, если что - перезвонишь.

А чего он, собственно-то говоря, волнуется? Тем более что волнение ничему не помогает. Аманатидис вздохнул и закурил третью сигарету. Через несколько минут телефон завибрировал снова. Аманатидис решил сказать, чтобы его беспокоили только тогда, когда отпечатки совпадут, но тут трубка хриплым голосом Вангелоса Теодоракиса сообщила.

- Нашли, шеф.

- Ну, черт возьми, не тяни!

- Картинка странная, на ней отпечатки трёх человек, но самые чёткие сверху, причём в нужной нам позиции, однозначно принадлежат Стивену Хэмилтону.

Аманатидиса было нелегко удивить, но у подчинённого это получилось.

- Что? - он едва не поперхнулся. - Как это? Этот щенок... он убил её?

- Абсолютно точно. Георгиос уверен стопроцентно.

- Быстро приезжал сюда с уликой вместе.

Аманатидис растерянно развёл руками и глубоко задумался. Этот мальчишка сумел одурачить его? Но как? Единственный повод для убийства у этого юнца, - если он узнал, что эта бестия заразила его. Но он, судя по его поведению, понятия не имел о болезни Галатеи Тэйтон. Зачем же он её убил? Этот Стивен явно пытался навести его подозрения на Тэйтона и Хейфеца, притом что, обвиняя их, сам втянул себя в это дело и оказался замаран по самые уши. Промолчи он, кто бы и о чём догадался? Свидетельствовать против Хэмилтона мог только сам Хэмилтон, что он и сделал.

Несколько минут Аманатидис вспоминал первую встречу с этим юнцом, припомнил, как тот следил за ним, пытаясь подслушать его разговор с врачом, как нервно разговаривал, как обвинял мужа и врача убитой. Логика отсутствовала. Снова позвонил Теодоракис. Они подъехали. Аманатидис отшвырнул погасший окурок, промахнувшись мимо урны, но поднимать его не стал и направился в гостиную. При его появлении все встали, по его лицу поняв, что их ждут важные новости.

- Мы нашли человека, который разбил голову миссис Тэйтон, - он поднял глаза на всех, но взгляд его фиксировал только одного человека - Стивена Хэмилтона.

Лоуренс Гриффин побледнел и закусил губу. Арчи Тэйтон был спокоен, а Макс Винкельман казался исполненным нетерпения, но скорее желая оказаться на раскопе, чем любопытствуя. Зато Франческо Бельграно слушал с явным интересом, Рене Лану тоже был откровенно заинтригован, Рамон Карвахаль безучастно слушал, чуть склонив голову на бок, Долорес Карвахаль повисла на руке брата, а Спиридон Сарианиди потирал руки и странно чмокал губами. Дэвид Хейфец подался вперёд и не скрывал интереса, а Берта Винкельман вертела в руках пинцет. Удивительно, что Стивен Хэмилтон тоже пожирал Аманатидис воспалённым взглядом и с трясущимися руками ждал сообщения об убийце.

Аманатидис дождался пока в дом вошёл Вангелос Теодоракис с полицейскими.

- Предъявите орудие убийства.

При полном молчании публики Теодоракис извлёк из пакета бутылку шотландского виски. Она не была пуста. Содержимого было две трети бутыли.

- Будь я проклят, - растерялся Арчибальд Тэйтон. - Это моё виски. Я привёз ящик.

- Совершенно правильно, и ваши отпечатки тут есть, - кивнул полицейский. - Есть и ещё одни, - он повернулся к Лоуренсу Гриффину. - ваши.

- Бог мой, я налил себе несколько глотков, но...

- Ваши оправдания никому не нужны, - заверил его Аманатидис.

- Нашли мы и отпечатки кухарки Мелетии Завилопуло. Но поверх их всех были ваши отпечатки, молодой человек, - Теодоракис повернулся к Стивену Хэмилтону.

Хэмилтон растерянно оглянулся и пожал плечами.

- Я... голова болела, я накануне немного перебрал. Я взял бутылку и отнёс к себе. Выпил немного, но мне стало ещё хуже, - пожаловался он и умолк, явно считая, что сказал всё.

- А почему ваши отпечатки расположены на горле бутылки, да ещё вверх ногами? Почему вы держали бутылку за горло?

- Я не держал... - уверенно сказал Хэмилтон и вдруг, побледнев, умолк, вспомнив.

...Тэйтон тогда на лестнице препирался с Хейфецем, они обсуждали Галатею, Хейфец ещё разозлил его, сказав, что супруга Тэйтона совершенно невыносима, но это её единственный недостаток. Его, Хэмилтона, просто затрясло от злости. Он вошёл к себе. Взял бутылку виски, но пить не хотелось. Беспомощность его и бедняжки Галатеи перед этими негодяями, явно замыслившими что-то недоброе, обозлила. Он в ярости выбросил бутылку в окно и понёсся в лабораторию.

Воспоминание обожгло его.

- Да, я выбросил бутылку в окно, - кивнул он. - Просто был не в себе.

Аманатидис подошёл ближе.

- Какое окно?

- В своей спальне на втором этаже.

Аманатидис уже понял.

- Ваши окна выходят в сад над обрывом?

-Да... - внезапно Хэмилтон всё понял и побледнел. - Господи, там внизу... Я... попал...

-Ну, да. Она вышла туда после возвращения с раскопа, не заходя в гостиную, поэтому Мелетия и не видела её. Она уединилась там, чтобы предаться .... м-м-м... свойственным ей забавам, и тут вы случайно разбили ей голову выброшенной из окна бутылкой. Потом бутылка соскользнула вниз с обрыва в речное русло и упала на песчаную отмель.

Аманатидис воспрял духом. Он оказался вовсе не дураком, просто нелепый несчастным случай притворился преступлением. Никто в управлении не возразит, успокоился он. Зачем искать повод для обвинения этого несчастного? Ему не так много лет отпущено на свете, пусть же проведёт их на воле. И Аманатидис с радостью сообщил Стивену Хэмилтону и всем присутствующим, что дела возбуждать он не будет.

Какой в том был бы прок?

Глава двадцат ь первая .

Весы правосудия: темнота против света,