Похоть

-Это солнечный удар, он целый день без головного убора, говорил же я ему, голову нужно прикрывать, - быстро затрещал Хейфец, с необычайной ловкостью упаковывая целые ампулы в аптечку и снова вставая.

Хэмилтона повеселило то, что сам Хейфец, курчавый и черноволосый, не потрудился надеть головной убор, однако на перегрев отнюдь не жаловался. - Ничего-ничего, - продолжал тем временем медик, поворачиваясь к Тэйтону и отточенными движениями слегка разминая тому шею. - Он уже приходит в себя.

Это соответствовало действительности. На лицо Арчи Тэйтона возвращались краски, губы приобрели свой естественный цвет, но глаза под выпуклыми веками всё ещё были закрыты. В эту минуту, несмотря на неприязнь к этому человеку, он показался Хэмилтону удивительно красивым.

Через пару минут Арчибальд Тэйтон окончательно пришёл в себя, смог подняться. Глаза его, правда, выдавали растерянность и неловкость. Хэмилтону показалось, что Тэйтон хочет ещё раз взглянуть на фреску, но не решается. Хейфец крутился вокруг него и продолжал вещать о солнечном ударе.

- Тебе нужно полежать на вилле и немного отдохнуть, - он нахально сорвал с головы Бельграно жёлтую бандану и нахлобучил её на голову Тэйтона, потом забрал у Франческо фотоаппарат. - Лоуренс, помогите мне довести его.

- Конечно, конечно, - Гриффин был бледен и, похоже, всерьёз испуган.

- Напекло голову, - хрипло пожаловался Тэйтон и, опираясь на плечо Гриффина и руку Хейфеца, ушёл с раскопа.

Оставшиеся внизу Карвахаль и Бельграно, не обращая особого внимания на Хэмилтона, возившегося с реактивами, переглянулись. Франческо недоверчиво поглядел на небо, от горизонта выстланное курчавыми белоснежными облаками. Солнце проглядывало сквозь них, но совсем не палило. Карвахаль задумчиво вопросил коллегу:

- И что это, по-твоему, было, Пако? - в тоне его сквозило недоумение.

Бельграно уселся на блудное ложе и задумчиво проговорил:

-Один мой коллега, ты, конечно, знаешь, о ком я говорю, Рамон, недавно объявил, что останки, обнаруженные в безымянной могиле на кладбище старой тосканской церкви в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году, с большой вероятностью принадлежат выдающемуся художнику Ренессанса Микеланджело Меризи ди Караваджо. После проведения радиоуглеродных анализов и тестов ДНК учёный выявил комплект костей, которые принадлежали мужчине, скончавшемуся до сорока лет, а Караваджо умер в тридцать девять, и подошли ему по росту и приблизительной дате смерти, сиречь, около тысяча шестьсот десятого. Молекулярно-генетический состав их совместим с генетическими признаками потомков художника, носящих фамилию Меризи.

-Я что-то читал об этом, - небрежно кивнул Карвахаль. Было очевидно, что если что-то подобное ему и попадалось, то прочтено было без особого внимания.

Бельграно это не смутило.

- Так вот тогда же выяснились и таинственные обстоятельства смерти живописца, - бесстрастно продолжил он. - Караваджо умер от солнечного удара. Но как мог тридцатидевятилетний, полный сил мужчина умереть от такого пустяка, спросишь ты?

- Спрошу, - Рамон Карвахаль теперь слушал очень внимательно.

- Я тоже спросил. И мой коллега нехотя уточнил, что Караваджо был просто излишне ослаблен... третичным сифилисом.

Повисло молчание, но вскоре Карвахаль прервал его.

- Ты намекаешь, что наш общий друг Арчибальд... - глаза испанца заискрились.

- ...подхватил люэс? Исключено. - Категорично покачал головой Бельграно. - Не та натура. Я лишь подозреваю, что, как и в случае с несчастным Караваджо, подлинная причина обморока скрыта от нас неким фальшивым предлогом. Тэйтону тридцать шесть лет.

-Тут я полностью соглашусь с тобой, Франсиско, - промурлыкал Карвахаль. - Ловкость рук у Дэвида потрясающая, но ей всегда можно противопоставить соответствующую остроту глаз. Никакое солнце макушку Арчи не напекало. Хейфец вколол ему мезатон и на всякий случай держал в руках ампулу с дизопирамидом. Это резкое падение давления. А вот зачем наш дорогой Дэвид на ходу придумал сказку про солнечный удар? И что на самом деле так ударило беднягу Арчибальда?

-Этого слона ударить - только руку отбить, - насмешливо пробормотал Бельграно. - Но что-то странное тут было. Он подошёл сюда, - Франческо сделал шаг к ложу, - потом включил фонарь на телефоне. И что? - он почесал затылок. - Тут только эта картинка с блудливой лахудрой. - Он снова задумался и настойчиво повторил. - Слушай, мужик мне кого-то напоминает, Рамон, ей-богу. Надо получше очистить лицо.

-Берта же пошла за ксилолом. - Карвахаль задумчиво смотрел на фреску, потом пару раз щёлкнул её на свой айфон. - Что это там? - поднял он голову на шум, раздавшийся с дороги.

В раскоп спускались Берта Винкельман с чемоданчиком, Дэвид Хейфец и Долорес Карвахаль. Хейфец отрапортовал, что с Тэйтоном всё в порядке, Берта Винкельман, встретившая Тэйтона с эскортом у входа, подтвердила это. Долорес, немного бледная и запыхавшаяся, сказала, что узнала об их находке и пришла посмотреть.

Брат окинул сестру задумчивым взглядом, потом, видимо, решив не щадить её скромность, молча посторонился. Бельграно, взяв у Берты Винкельман необходимые химикаты и марлевые тампоны, принялся очищать боковой орнамент росписи. Долорес, сощурив свои огромные глаза мадонны, долго рассматривала фреску, потом, бросив внимательный взгляд на брата и его коллегу, спросила, насколько тщательно очищена стена?

- Это грязь? - кончик её пальца упёрся и осторожно потёр тёмную точку на боку гетеры, крохотное пятно, напоминавшее родинку.

Бельграно вытащил из болтающегося на поясе набора инструментов лупу и посмотрел на точку. Потом хмыкнул.

- Пока твёрдо не скажу, синьорина, но, кажется, нет. Это не вкрапление слюды и не грязь. Это пятно находится не сверху, а под слоем карбоната.

- А это? - теперь палец синьорины прикоснулся к ноге падшей женщины на фреске.

Бельграно снова рассмотрел рисунок и тихо ахнул.

- Рамон! Посмотри! Мало того, что мужик будто знаком мне...Мистика.

Карвахаль не заставил себя просить дважды и почти вырвал лупу из рук Бельграно.

- Иисус Мария! - он даже задохнулся, - это надо же...

Хэмилтон не понял его изумления и подошёл ближе. Он заметил родинку на бедре вакханки, но, вглядевшись в ногу женщины на светлом охряном фоне простыней, не увидел там ничего особенного. Нога была обыкновенной, разве что сколы штукатурки кое-где скрадывали кусок щиколотки и мешали разглядеть детали интерьера.

- А что странного-то? - недоуменно спросил он.

- Странно, - неожиданно со вздохом ответил всё это время молчавший Хейфец, - что мужчина под этой потаскухой похож на Хью Гранта.

Глава шестая.

Волнение похоти развращает

ум незлобивый.

Прем. 4, 12

- Чёрт возьми... о, простите, леди, - Бельграно смутился. - Точно! В кино я его видел.

- Это не он, Франсиско, - спокойно уточнил Карвахаль, - этому три тысячи двести с чем-то лет, как я думаю. Ей - столько же.

Потом он спросил сестру, идёт ли она на виллу. Та, поняв его слова не то как намёк, не то - как приказ, кивнула, и быстро ушла. Карвахаль же снова уселся на ложе и вежливо обратился к фрау Винкельман.

- Фрау Берта, как вы полагаете, не лучше ли провести полную реставрацию после снятия со стены? И как вы порекомендуете это сделать?

Фрау Винкельман порозовела. Она была явно польщена тем, что сам Рамон Карвахаль спрашивает её совета.

- Фреска невелика, можно начать с разметки росписи на два участка, учитывая возраст, по местам худшей сохранности, - зачастила она. - Целесообразно вести разрез на всю толщину штукатурного основания. Края разреза закрепим, обработаем пятнадцатипроцентным ацетоновым раствором полибутилметакрилата, заклеим широкими марлевыми бинтами, а затем после высыхания - двумя слоями марли.