Страница 19 из 98
— Зря ты так.
Повернув голову на укоризненный голос, девочка увидела подавленного Минсока. Он смерил Сурин брезгливым взглядом и убежал вслед за Оми. Быть может, хотя бы он найдёт нужные слова утешения, раз самой Ли не дано этого сделать?
========== Глава 9 ==========
И все эти пустые мечты об одинокой жизни,
Стали похожи на птиц без песен…*
Сурин была почти счастлива — здесь и сейчас, в одном автомобиле с Чанёлем, полным пакетом вредной пищи из Макдональдса, шипучим лимонадом и ретро-хитами, звучащими по радио. Они дурачились, подпевали старинным песням, даже умудрялись танцевать в стиле диско. И это было так непохоже на поездку, случившуюся около месяца назад. Тогда на девочке не было лица, Чанёль откровенно грубил, доводя её до слёз, а в юном сердце было столько тоски, что даже дышать было больно.
Почему сейчас всё иначе? То ли родственники привыкли друг к другу. То ли возвращаться домой всегда легче, чем уезжать.
Когда гамбургеры были съедены, а бутылки с газировкой опустели, Сурин разлеглась поудобнее на мягком сиденье и закрыла глаза. Мужчина тут же убавил звук, чтобы радио не мешало племяннице, а она исподтишка, из-под неплотно прикрытых ресниц его разглядывала.
Сегодня Чанёль казался гораздо моложе своих лет. Сменив дорогой костюм и начищенные до блеска ботинки на узкие джинсы, чёрную толстовку и стоптанные кеды, он разом сбросил лет десять. Ещё и неуложенная чёлка то и дело лезла в глаза, пока девочка не предложила шутливо воспользоваться своей заколкой. На удивление, Пак послушно заколол волосы и вздохнул с облегчением, стараясь не смотреть на собственное отражение.
— Тебе идёт, — хихикала Сурин, глядя на розовое недоразумение в тёмных волосах дяди.
— Не смейся! Чёлка лезет в глаза, это просто невозможно, — отмахнулся Пак, ловко обгоняя гружёный брёвнами грузовик.
Так они и добрались до родного городка Сурин — то замолкая на несколько часов, то болтая и смеясь. Вот только когда за окном мелькнули знакомые с детства улицы, девочка напряглась, даже не обратив внимания на сдёрнувшего с волос заколку дядю. Он тоже выглядел напряжённым, с трудом объезжая лужи и стараясь притормаживать перед глубокими рытвинами, что испещряли раздолбанную дорогу.
Вновь пошёл дождь, мерно стуча по крыше машины и заливая стёкла мутной водой. Застегнув куртку до горла и нервно спрятав руки в карманах, девочка упрямо смотрела на собственные колени, боясь поднять взгляд. Она возвращалась домой, но всё казалось чужим. Те же дома, те же улицы и люди. Вот только Сурин теперь другая. И хотя прошло совсем немного времени, этот мир успел её отвергнуть, выдавить из своей истории как ненужного персонажа. И Сурин сейчас чувствовала себя наблюдателем, но никак не участником событий.
— Приехали, — притормозив перед бабушкиным домом, выдохнул Чанёль. — Так и будешь здесь сидеть?
— Боюсь, — отрешённо заявила девочка.
— Кого?
Не удостоив дядю ответом, Сурин осторожно распахнула дверцу и ступила прямиком в грязь. Накинула на голову капюшон, засеменила к знакомой калитке, толкнула её и тут же повалилась на землю, позволив Рамону запрыгнуть себе на грудь и счастливо облизать щёки.
— Фу, Рамон! — деланно недовольно взвизгнула она, чувствуя, как намокает от грязи куртка.
Собака бы ещё долго лобызала хозяйку, но заметив вышедшего из салона Чанёля, тут же сердито зарычала, выставив на обозрение острые клыки.
— А я уж хотел забрать этого монстра с собой, — мстительно пробормотал Пак, спокойно пройдя мимо собаки.
Зарычав, Рамон бросился следом, норовя ухватить незваного гостя за штанину, но услышав сердитое шиканье Сурин, остановился и виновато повесил уши.
— Я теперь вся грязная из-за тебя. Непослушная собака! — журила его Ли, любя почёсывая за ухом. — Присматриваешь за бабушкой? А ну, признавайся!
Чанёль тем временем поднялся на крыльцо и крепко обнял вышедшую встретить гостей старушку. Она, кажется, стала ещё ниже и седее, чем Пак видел её в последний раз. Одиночество никого не делало счастливым и здоровым. И Чанёлю казалось, что старушка специально отдала ему Сурин, чтобы спасти от смертельной болезни, забрав противную хворь себе. И мужчина был за это благодарен — он впервые за много лет чувствовал себя живым.
***
Бабушка постаралась на славу, приготовив целую гору вкусностей. Они ужинали на маленькой кухоньке, где Чанёль с трудом мог вытянуть свои длинные ноги, обсуждали всё на свете под мерный рокот дождя и шорохи хрустящего косточкой Рамона, которого сегодня впустили в дом и выделили место в прихожей на выцветшем коврике.
Сурин помогла бабушке вымыть посуду и проводила до комнаты. Уложила, накрыла двумя тёплыми одеялами, чтобы старые косточки прогревались и не ныли столь сильно от разыгравшейся непогоды. И долго гладила морщинистую ладонь, пока старушка не уснула.
Вернувшись в гостиную и никого там не обнаружив, Сурин взволнованно подошла к окну и отдёрнула занавеску — Чанёль курил на крыльце, зябко кутаясь в толстовку и задумчиво глядя себе под ноги.
Налив две кружки чая и поставив их на столик в гостиной, девочка достала с книжной полки толстый фотоальбом и любовно стёрла с обложки слой пыли. Она давненько его не открывала. Последний раз, быть может, года три назад? Ещё до болезни отца. Просто листала, скользя равнодушным взглядом по незнакомым лицам — дедушки, мамы, дяди Чанёля, которых ей никогда не доводилось лично видеть. А сейчас хотелось посмотреть на старые снимки новым взглядом.
Едва она раскрыла альбом, как хлопнула дверь и на пороге показался замёрзший Чанёль. Приметив чашку дымящегося чая, он улыбнулся и завалился на диван рядом с племянницей. Правда, увидев альбом на её коленях, заметно помрачнел.
— Посмотрим вместе? — не надеясь на положительный ответ, предложила Ли.
— Посмотрим, — после короткой паузы, сухо кивнул Пак.
Поскольку альбом принадлежал маме Сурин, то вначале встречались фотографии молодой бабушки и её мужа, который умер задолго до рождения внучки, а затем снимки самой мамы — от едва новорожденной, завёрнутой в пелёнки, до школьной скамьи.
Забыв про присутствие дяди, девочка разглядывала фотографии, всё больше приходя к мысли, что некоторые из её черт почти в совершенстве напоминают материнские. Для ребёнка, которого в детстве дразнили приёмышем, это открытие стало подобно чуду.
— Почему тебя так называли? — удивился Чанёль, когда Сурин рассказала об этом вслух.
— Потому что мою маму никто не знал, а на папу я была мало похожа. Вот и дразнились, мол, меня из приюта взяли. Но сейчас я вижу, что чем-то напоминаю маму. Правда?
— Да, ты очень похожа на Еын, — глядя в полные надежды глаза племянницы, кивнул мужчина.
— Спасибо, — выдохнула она, перевернув очередную страницу.
Пожелтевшее фото, сделанное больше пятнадцати лет назад, было аккуратно вклеено в рамку и обведено ярко-красным маркером. В центре стояла совсем юная хрупкая Еын, а по обе руки от неё двое широкоплечих братьев — Чжесок и Чанёль. Все трое счастливо улыбались в камеру, а голова умиротворённой Еын лежала на плече Чанёля. И эта мелочь настолько обожгла Сурин, что она подняла на Пака недоумённый взгляд. Встретившись с остекленевшими глазами мужчины, она поджала губы и с трудом сглотнула ком в горле.
Поднявшись, дядя молча забрал альбом, захлопнул его и вернул на полку. Отряхнув ладони от налипшей фантомной пыли, допил чай и поставил опустевшую кружку обратно на стол. И перед тем, как вновь скрыться на крыльце, обернулся к растерянной Сурин:
— Никогда его больше не открывай. Договорились?
***
— Баб, расскажи, что случилось между папой и Чанёлем? Почему они перестали общаться? — допекала старушку Сурин во время приготовления завтрака.
— Не твоего ума дело! — ворчала бабуля, нервно переворачивая блины.
— Я имею право знать!
— Захочет — сам расскажет! А я соваться в это дело не буду, и так уже столько всего наворотила.