Страница 44 из 46
И вот этот визит состоялся. Штефан прекрасно понимал чувства Андрея Монастырского и даже сочувствовал ему. Недавно он сам был в таком же положении. Не передать словами, что с ним происходило: какая-то мучительная агония души. Теперь, когда Кира с ним, казалось бы, можно расслабиться, но почему-то не получалось. Он так устал, устал и душевно, и физически, что иной раз боялся сорваться и тем самым напугать Киру. Она только-только стала приходить в себя после болезни. Сейчас его съедала тревога: там за закрытой дверью Кира вела свой трудный разговор.
Кира вошла в комнату, где они жили до поездки в Эстляндию. Мрачный Андрей следовал за нею. Он сел у круглого столика, покрытого скатертью с гарусной вышивкой, и, не говоря ни слова, следил за Кириными передвижениями. Она прошлась по комнате, поправила вязаную белую салфеточку на комоде. Вздохнула и решительно повернулась к Андрею.
-Это моя вина, Андрюша, - почти прошептала она, - это я втравила тебя в эту немыслимую ситуацию.
-Можно всё оставить по-прежнему!
-Как оставить? Подумай! - она села на стул и теперь через стол смотрела на него.
-Неужели в тебе не было ни капли любви ко мне? - с горечью посмотрел он.
-Пойми, тогда я была другая. Несчастный случай на время убил ту, прежнюю Киру, и на её месте оказалась кукла с пустой головой. А сейчас я настоящая, я нашла себя.
-А я? Обо мне ты подумала? - от обиды его глаза из синих стали почти чёрными.
-Именно это мне и не даёт покоя, - она протянула к нему руку, и он накрыл её ладонями. - Ты был так добр и ласков со мной! Если бы ты смог простить меня!
-Значит, уговаривать тебя бесполезно... - тоскливо протянул он и прижался лбом к её руке. Кира молчала. Он поднял голову:
-Но как же теперь? Тебя обвинят, будет суд.
-Нет, суда не будет. Нет ничего преднамеренного в наших действиях. И, - она погладила его по руке, - уже всё решилось.
-То есть как?
-Эльза Станиславовна обо всём побеспокоилась. Вообще-то я подозреваю, что она хотела другого результата, но дело было рассмотрено и вынесено решение. Прости, Андрей, но ты должен знать всё. Наш с тобою брак расторгнут, как ошибочное деяние. И никто не будет наказан из-за отсутствия вины. Ты теперь свободен.
-Свободен! На что мне эта свобода?!
-Ну, пожалуйста, Андрей, неужели ты станешь ненавидеть меня?
-Ненавидеть тебя? - повторил он, - никогда! Но он...
Кира отняла руку и выпрямилась:
-Он - это Штефан? А ведь когда-то ты говорил, что он твой друг. Ты называл его порядочным до невозможности. За что тебе ненавидеть его? Разве он виноват, что я люблю его?
-А если ты сейчас ошибаешься, как ошиблась со мной? Говоришь, любишь!
-Да, - она с вызовом посмотрела на него, - люблю, безумно люблю!
-Это уже прямо что-то из оперы. Кармен по-русски! - он усмехнулся, но глаза оставались серьёзными. - Ну что ж, как это не печально, надо начинать жить сначала. Ещё два часа назад я был женатым мужчиной, и вот уже нет. Если так дальше пойдёт...
Он встал:
-Можно я поцелую тебя? На прощание?
Кира отшатнулась:
-Прости, не стоит. Мы же будем видеться.
Он лишь угрюмо кивнул, прислушался:
-Софья Григорьевна вернулась. Сейчас пойдут ахи-охи. Пойдём, не станем томить общество. К тому же там твой "порядочный до невозможности" навоображал себе, наверное, Бог знает чего.
В гостиной обе дамы, нервно поглядывая на Штефана, пытались вести светскую беседу. Когда из дверей показались Кира и Андрей, все замолчали. Софья Григорьевна, сделав над собой усилие, как ни в чем не бывало поспешила к девушке:
-Кирочка, дорогая, мы так волновались. А сегодня пришла эта странная телеграмма, где сказано, что подробности позже... Какие подробности?
Кира обняла Софью Григорьевну:
-Всё хорошо, тётя Соня, всё хорошо. Я теперь здорова, и всё-всё вспомнила.
Софья Григорьевна беспомощно посмотрела сначала на Штефана, сидящего в свободной позе в кресле, потом на вошедшего Андрея:
-Всё-всё? - переспросила она обречённо и повторила задумчиво, - значит, вспомнила всё-таки... Тогда надо выпить чая, - вдруг некстати добавила она, - пойду, распоряжусь.
Все, кроме Андрея Афанасьевича, стали с преувеличенным энтузиазмом радоваться предстоящему чаепитию. Его лицо выражало унылую отстраненность.
Чай, как обычно, накрыли в столовой. На торце стола разместилась дама-хозяйка, Андрей с Олечкой устроились напротив Киры и Штефана. Возле Софьи Григорьевны сверкал серебряным боком кипящий самовар, она разливала чай в большие белые чашки с ягодками смородины на донышках.
-Может, кто-то кофе хочет? У нас есть замечательный колумбийский. Брат Викентия Павловича прислал.
Кофе захотела Кира, обожавшая его во всех видах: чёрный, со сливками, с лимоном, с мороженым, по-венски, по-парижски - короче, любой, лишь бы это был кофе.
-О, вот это замечательно! Сейчас сварю тебе по-венски и себе заодно. Андрей Афанасьевич прямо-таки прописал мне чаще пить кофе, говорит, тонус повышает, - Софья Григорьевна никак не могла усидеть на месте. - Не пей этот чай, не наливайся жидкостью. Сейчас кофе принесу! - и она не вышла, а прямо-таки выбежала из-за стола.
Штефан взял из вазы ярко-оранжевый апельсин, наклонился к Кире:
-Почистить тебе? - она кивнула и заворожено смотрела, как он чистит фрукт специальным ножиком, как он вертит оранжевый шарик в тонких сильных пальцах. Глядя на них, Андрей фыркнул и тут же скривился - это Олечка со всей силы, не переставая улыбаться и беззаботно щебетать о холодах в её родной Виннице, наступила ему на ногу. Кира оторвала взгляд от изящных рук Штефана, увидела иронию в глазах Андрея и независимо вздёрнула подбородок. Но про себя подумала, что для человека, только что узнавшего то, что она ему сообщила, он очень достойно держится. Ситуация, конечно, немыслимая! Взглянув из-под ресниц на жену, Штефан положил перед ней на блюдечко разобранный апельсин, она взяла дольку, протянула ему:
-Хочешь? - улыбнувшись, он взял, и она окунулась в тёплый янтарь его глаз.
Олечка почти осязаемо чувствовала внутреннее кипение Андрея. Ещё бы: эта пара напротив создала вокруг себя невероятную ауру интимности. Ей даже показалось, что они совсем забыли о присутствующих.
-Знаешь, Кирочка, - Софья Григорьевна вернулась, присела на краешек стула и по-птичьи склонила на бок голову, - Викентий Павлович... Это мой жених, - пояснила она Штефану и Олечке, - Викентий Павлович сегодня отбыл во Францию, а затем его ждёт путешествие на пароходе в Нью-Йорк. Его брат давно звал его к себе, вот, наконец, Викеша решился. Очень жаль, что перед Новым годом, конечно.
-А как же вы? - удивилась Кира.
-Я? У меня ещё кое-какие дела в Петербурге. Но я уже всё решила: в начале апреля мы отправимся за океан.
-Мы? А кто ещё?.. - не поверил Андрей.
-Ну да. А что здесь такого? - она сделала глоток чая, - не поеду же я одна! Вы же знаете, Андрей Афанасьевич, как я боюсь пароходов, поездов и всяких автомобилей! Кирочка отвезёт меня.
-Что вы, тётя Соня, как я могу? У Штефана здесь будет служба, а без него я не поеду...
-Ну это мы ещё решим, - не сдалась Софья Григорьевна и поморщилась, видя недовольную гримасу на лице Штефана.
-Говорят, у них дома не такие, как у нас. У нас-то до недавнего времени выше Зимнего строить нельзя было. А у них там давно дома чуть не в десять этажей.
-А я читала, - вмешалась Олечка, - что там индейцы в перьях прямо по улицам ходят.
-Как ходят? - наморщилась Кира, - в перьях?! - и засмеялась, представив эту картину. Глядя на неё, все засмеялись.
-Вот и кофе... - раскрасневшаяся, будто только что от раскаленной печи, с подносом, на котором стоял кофейник и две малюсенькие чашечки, появилась в дверях Грушенька.
Андрей встал и с чашкой в руках подошел к окну.
-Настоящая новогодняя погода - даже метель.
-Не верится, что через три дня наступит Новый год. Сколько всего было в этом... - Кира быстро взглянула на мужа. Он молчал весь вечер, и её это стало беспокоить. Почувствовав её взгляд, он поднял глаза от узора на скатерти и мягко улыбнулся.