Страница 40 из 46
Однажды они сидели за утренним чаем. Софья Григорьевна отлично помнила хмурое петербургское утро и Полину, гоняющую серебряной ложечкой чаинки в китайской с драконами чашке. Настроение у подруги было отвратительное: она жалела себя до невозможности. Как могла Тонечка - защитница, её каменная стена - уйти, оставить одну. Кому теперь поплакаться? Не Софье Григорьевне же с её вечной иронией!
Вот тогда-то Софья Григорьевна напомнила Полине о её племяннице. Они и предположить не могли, что Кирина жизнь стремительно завяжется опасным узлом. А распутывать этот узел придётся всем вместе. Софья Григорьевна вздохнула, вспомнив, как Полина места себе не находила от страха. Весь налаженный быт трещал по швам. Она считала, что Сонечке сейчас совершенно противопоказан любой намёк на скандал. Викентий Павлович наконец решил узаконить их давние отношения. Мало того, его брат за границей открыл юридическую контору и остро нуждался в помощи хорошего адвоката. Он звал Викентия к себе в Нью-Йорк, и тот уже дал предварительное согласие. Теперь дело было за Сонечкой: как она решит, так и будет. А тут эта история с двойным замужеством Киры. Как некстати!
Накануне за вечерним чаем - Кира с мужем отправились прогуляться перед сном - Полина сосредоточенно думала о чём-то. Она чертила пальцем узоры на скатерти и хмурилась. Софья Григорьевна уже хотела пошутить насчёт внезапно открывшейся любви к рисованию у Полины, как вдруг та тяжко вздохнула и процедила сквозь зубы:
-Ах, если бы вдруг не стало этого Палена! Тогда всё решилось бы. Если опять всё сорвётся, они мне не простят...
-Да Бог с тобой, Полина! Кто не простит? Что ты такое говоришь?! Оставь! Всё и так решится. Чего уж там! Просто надо подождать.
Но Полина Ивановна не слушала её, она гнула своё:
-И зачем я позволила Кирочке поселиться здесь! Где была моя голова? О чём я думала?! Не было бы Кирочки - и ничего не было бы! Ведь правда, Сонечка?
Софья Григорьевна хотела ответить, но тут звякнул звонок - пришли Монастырские и продолжить разговор не удалось.
Сколько раз Софья Григорьевна пыталась поговорить с Полиной, успокоить её, но та и слушать не хотела. Твердила своё: быть беде. А потом у Андрея Афанасьевича из докторского саквояжа пропала настойка дигиталиса, он поискал этот коричневый пузырёк среди своих медицинских вещичек, вызвал горничную, но и та ничего не находила. С тем и уехал на службу.
Завтракали они в тот день поздно. Софья Григорьевна обратила внимание на нервозность Полины и решила с ней поговорить начистоту. В самом деле, сколько можно трястись?! Собственно такой разговор уже состоялся накануне вечером. Полина с лихорадочно горящими глазами выслушала увещевания подруги, ничего не ответила, молча ушла к себе. Но Софья Григорьевна была упорным человеком и хотела довести дело до конца.
Разговор не состоялся, потому что сразу после утреннего кофе Полине сделалось худо и её не стало.
Поезд подошел к перрону Балтийского вокзала около пяти часов вечера. Уже рассветало, было холодно и ветрено. Даже Штефан, вопреки правилам любивший щеголять с непокрытой головой в любой мороз, надел шляпу. А Кира повязала сверх беличьей шапочки белую оренбургскую шаль, подаренную Софьей Григорьевной. На полукруглой привокзальной площади они взяли извозчика и покатили к себе на Петербургскую сторону. И опять город показался им неожиданно призрачным: густой снег заглушал звуки, фонари горели тускло-жёлтым светом, освещая лишь небольшую окружность у основания. Кира взглянула на мужа, и его лицо ей показалось сосредоточенным и суровым. Почувствовав её взгляд, он наклонился к ней:
-Что? - но она только покачала головой и ничего не сказала. Если б было можно, она бы сейчас остановила бег времени. Каждая секунда приближала её к встрече с Андреем, а значит, к выяснению отношений. В том, что случилось, не было ничьей вины. Конечно, можно было сидеть и ждать, когда память вернётся к ней. Кто ж виноват, что самое значимое для неё, самое дорогое её мозг решил скрыть?! Сейчас сани свернут к их дому, и она своим появлением разнесёт устоявшийся порядок Андреевой жизни.
Но сани не свернули, а продолжили скольжение по прямому Каменноостровскому проспекту.
-Почему мы не остановились? - заволновалась Кира, - разве мы едем не домой?
Штефан обнял её:
-Мы едем домой, - улыбнулся он. - Сейчас всё узнаешь. Вскоре сани остановились возле красивого высокого дома с палисадником и обширной террасой. Выбравшись из саней, они подошли к подъезду. Из дверей со стеклянными вставками вышел швейцар в темно-зелёной ливрее. Он присмотрелся к Штефану, снял фуражку и с достоинством поклонился. Пока извозчик отвязывал чемоданы и передавал их помощнику швейцара, Кира, задрав голову, настороженно изучала свой новый дом. Массивное здание в пять этажей уже светилось окнами квартир, в одном окне даже была видна празднично украшенная ёлка, в палисаднике зажгли фонари, ступени гранитной террасы вычищены от снега, распахнутые двери приглашали войти. Кира решила, что дом ей нравится.
-В лифте или пешком? - Штефан пропустил её в подъезд, - нам на третий этаж.
-Пешком, - решила Кира.
Они не спеша поднимались по неширокой лестнице. На каждой площадке одна-две квартиры за резными дубовыми дверями. На третьем этаже у открытой двери их дожидался помощник швейцара, он уже занёс чемоданы. Штефан дал ему монетку и тот вприпрыжку побежал вниз. Кира уже хотела было зайти в квартиру, но Штефан задержал её:
-Одну секунду, - подхватил на руки и перенёс через порог. Она засмеялась:
-Ты же уже вносил меня в квартиру в Одессе. И опять!
-Буду вносить в каждый новый дом, - улыбнулся он. - Ну, вот мы и дома. Теперь осматривайся.
Смотреть было на что. Чуть вытянутая прихожая с большой стойкой для одежды и калош, с высоким зеркалом в темной раме и с телефоном на стене, два гнутых стула, люстра-фонарь - всё такое основательное, прочное. Штефан помог ей снять пальто и повёл знакомиться с квартирой.
- Сегодня мы остановимся в комнате для гостей, а потом ты сама выберешь, где захочешь устроить спальню.
-Это квартира твоих родителей, как тут можно что-то выбирать? - удивилась Кира.
-Теперь она наша. Отец передаёт её в полное наше владение. И владения эти достаточно большие.
-С ума сойти! Сколько же здесь комнат?
-Шесть.
-Сколько?! - Кира была потрясена, - шесть комнат!
-Ещё помещения для прислуги, кухня, ну, и всё такое прочее.
-Да здесь только на ежедневную уборку нужно целый взвод прислуги! А ещё нужна кухарка...
-Вот ты и займёшься всем этим. Теперь ты здесь хозяйка. Не бойся, у тебя всё получится, - и он чмокнул её в нос.
-Штефан, это же будет стоить уйму денег. Где мы их возьмём?
-У меня есть рекомендательное письмо к Владимиру Михайловичу Бехтереву. Он возглавляет Психоневрологический институт. Думаю, возьмёт меня к себе. Так что жалование будет. А потом можно ещё консультации проводить. Да мало ли...
-Но это ещё не скоро - твоё первое жалование, - она задумалась. - У нас есть мои десять тысяч - я их не трогала. Хотя Полина предлагала вложить деньги в какое-то предприятие.
Штефан поморщился:
-Нет, не пойдёт. Мужчина должен содержать семью. Эти деньги - твои. Пусть себе лежат под проценты. На первое время у нас кое-что есть: отец выплатил мне жалование. Представляешь, он посчитал, что я проработал с ним пять лет и мне положена за это время премия. Конечно, я понимаю, что это просто подарок, как и квартира.
-А знаешь, мы ведь можем закрыть часть комнат. Тогда прислуги нужно будет меньше. Кухарка, горничная - вот и всё, - она оживилась, придумывая варианты, - ещё можно оставить за собой половину квартиры, а остальное сдавать внаём.
-Это уж на крайний случай, - согласился Штефан. - Но мы застряли на месте. Неужели ты не хочешь всё посмотреть?
-Конечно, хочу, - и они продолжили осматривать свои владения.
Квартира располагалась поразительно удачно: четыре комнаты по главному фасаду, причём столовая с полукруглым эркером - Кира вообразила, как солнце станет освещать их обеды, - квадратная гостиная с окнами на две стороны и большим балконом, кабинет-библиотека и тоже с эркером, две спальни с гардеробными и детская, ванная комната, туалеты, кладовые, кухня и комнаты для прислуги - всё это принадлежало им. Было от чего кружиться голове. Штефан чуть насмешливо улыбался её ахам и охам, но когда они добрались до спальни родителей, улыбка сползла с его лица.