Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 46

Кира молчала - она не знала, что сказать. Любые слова сейчас прозвучат глупо и напыщенно.

-Когда я выходила замуж за Андрея, - начала она, - я выходила за него по любви. Понимаете, я очнулась в больнице. Ничего не помнила о себе, только есть да пить могла. Потом всплыло в голове, кто я и откуда, мачеха с её желанием во что бы то ни стало выдать меня замуж за купца Иванова, сам господин Иванов тоже вспомнился. Постепенно приходили другие воспоминания. Но не было в них Штефана! А когда появился Андрей... Он очень добрый человек. Видели бы вы, как он обо мне заботился! Это он привёз меня в Петербург к тётушке, он всё время был рядом. Я так верила ему...

-Как вы это сказали! Вы чего-то не договариваете. Почему вы выбежали на улицу? Это из-за Штефана? Он обидел вас?

-Штефан никогда не обижал меня. Во всяком случае, намеренно.

-Но тогда в чём же дело?

-Всё очень просто. На меня обрушилось всё сразу: и письмо с описанием нашей свадьбы со Штефаном, приход самого Штефана с желанием объясниться и даже Лизхен с Андреем!

-Лизхен? Но она-то тут при чём?

Кира скривилась и отмахнулась:

-Они с Андреем в гостиной обнимались...

-Лизхен? С Андреем Афанасьевичем? О Боже! Этого только не хватало!

-Не беспокойтесь об этом. Не стоит вспоминать. Я лишь хотела вам объяснить, почему скрываю от всех, что память уже вернулась ко мне. Не знаю только, получится ли у меня, - она смотрела на мать Штефана полными слёз глазами, - понимаете, я сейчас чувствую себя чем-то вроде вещи, которую один хозяин в руки взял, подержал да передал другому. Нельзя так! Не хочу быть бездушным предметом. Прошлого не исправить. Чего уж теперь-то! Всё, чего прошу, - всего лишь маленькую передышку. А если я сейчас признаюсь Штефану, что голова моя здорова и я всё помню, он не отпустит меня...

-Неужели вы теперь уедете?

-Да, я хочу уехать в Петербург. Прошу вас, поддержите меня и не рассказывайте никому. Пожалуйста!

-Хорошо, я никому ничего не скажу.

Кира посмотрела на мать Штефана, на её потерянный вид. И сделала, возможно, самое правильное: она подошла к свекрови, обняла её и поцеловала. Та изумлённо подняла голову, но жена её сына уже вышла из комнаты.

Эльза Станиславовна осталась дома - ей нездоровилось. Видимо, тяжело дался разговор с Кирой. А барышни в санях отправились в больницу. Пора было нанести очередной визит и ещё раз поздравить больных с Рождеством. К тому же Иван Фёдорович попросил навестить особого больного. Сын здешнего рыбака занимался штопкой сети и поранил руку ножом. Рана была глубокая, сильно болела, к тому же мальчик оказался единственным пациентом мужского пола, но так как он был ещё совсем мал, то Иван Фёдорович принял решение поместить его в женскую палату, где находилось несколько женщин, которым "повезло" заболеть на праздники. Самолюбие мальчишки и так пострадало из-за его неловкости, а тут еще его отправили к теткам, и он захандрил. Все это рассказал Иван Федорович, уже стоя в передней и надевая пальто.

- Было бы просто замечательно, если б вы, милые дамы, навестили ребенка. Матери у него нет, а отец ушел на соседнюю мызу, чтобы подработать.

Под скрип полозьев по сверкающему в лучах яркого холодного солнца снегу, они катили в сторону больницы. Кира с удовольствием оглядывалась на огромные заснеженные ели, стоящие коридором вдоль дороги. Ей, выросшей на юге и непривычной к морозам и обилию снега, здесь всё нравилось. Она будто вернулась в свои родные места, ей постоянно казалось, что тут она уже бывала и не один раз. Иван Фёдорович, видя блаженное выражение её лица, не стал приставать со светскими беседами. Он закрыл глаза и погрузился в свои мысли.

Елизавете Максимовне наоборот хотелось поговорить с Кирой. Она повозилась на сидении, помолчала, потом деликатно кашлянула и мило улыбнулась:

-Вы не сердитесь на меня?

Кире совсем не хотелось выяснять отношения, тем более сейчас, когда так было приятно скользить среди сверкающих сугробов и громадных ёлок.

-Зачем мне сердиться? - неохотно отозвалась она.

Лизхен уловила Кирино нежелание говорить, но, упрямо сдвинув соболиные брови, продолжила:

-Я понимаю, вы обижены... Но, честное слово, вам не стоит серьезно относиться к подобным вещам...

Тут Кира повернулась к ней:

-Если вы считаете, что женатый мужчина может спокойно тискаться с первой встречной хорошенькой барышней, тогда, конечно, не стоит относиться к этому серьёзно.

Лизавету Максимовну покоробило грубое "тискаться", но она твёрдо решила мириться:





-Но вы сами делали почти тоже самое со Штефаном, когда танцевали во дворе, - всё же не удержалась она от ответной колкости, - я же видела...

-Это ...

-Ах, оставьте! Я не хочу ссориться. Мужчины все таковы: чуть представится возможность пофлиртовать - не упустят своего. Ну, как - мир?

Кира только кивнула в ответ. Лизхен удовлетворённо усмехнулась и продолжила разговор:

-Как-то вы сказали, что были дружны со Штефаном по Одессе. Значит, вы и его жену знавали? Скажите, какая она была?

-Жена Штефана? - Кира смотрела в сторону, - самая обычная.

-Вот-вот, - обрадовалась Лизхен, - вы подтверждаете мою теорию: красивые мужчины выбирают себе в жёны заурядных женщин.

-Да? Интересная теория, - огорчилась Кира. Итак, она заурядная, она - серая мышь.

-Зачем он женился? Да ещё так внезапно?

-А вы у него спросите, - посоветовала Кира.

-Так он и ответит! Но я знаю, - похвасталась Лизхен.

-Вот как! - с интересом уставилась на неё Кира.

-Да-да, знаю, - кивнула Лизавета Максимовна, - он вытаскивал эту девицу из очередной передряги. А попросту - вытащил её из публичного дома.

-Что-о?! - оскорбилась Кира, и Лизхен вдруг увидела, как у той в глазах фиолетово-синий цвет стал перебиваться зелёным. На всякий случай Лизавета Максимовна чуть отодвинулась. - Откуда вы это взяли?

-Ну, - замялась Лизхен. Ей не хотелось признаваться, что она читала письма Штефана к отцу. Вечно дядя Йоганн оставляет свои бумаги на виду. - Неважно откуда. Знаю и всё. Ладно, скажу. Мне дали прочесть письма Штефана к отцу.

-Ах, вот как! Я думаю, что вы что-то не так поняли. Его жена исполняла разные номера в одном заведении, а до этого пела в хоре театра. И только.

-Ну, вам виднее. Вы-то её хорошо знали, - она вздохнула, - никак не пойму: что было у них общего? Он образованный, аристократичный и она - хористка! - прозвучало это так обидно для Киры, что она вспыхнула и уткнулась носом в воротник шубки.

Когда сани подъехали к крыльцу, навстречу вышла статная женщина в белом переднике с красным крестиком на груди. Она дружелюбно улыбнулась и приветливо распахнула перед ними двери. Иван Фёдорович отправился в свой кабинет, а обеих барышень пригласили накинуть белые халаты и пройти в палату.

Там в дальнем углу, у стенки, отвернувшись от всех и укрывшись с головой одеялом, лежал мальчишка. К нему-то дамы и прошли.

-Ах, как хорошо, что вы пришли, - приподнялась с соседней кровати немолодая крестьянка. - Может, хоть вы его уразумите! Ведь ничего не хочет делать: лекарство господин доктор прописали - не пьет. Цельный день так-то лежит, отвернувшись. Уж как его молодой доктор уговаривал, как просил... Нет, упрямый дуралей, не хочет никого слушать. От перевязки отказывается...

-Будет, будет тебе, Ирма, - одернула женщину сестра милосердия. - Не приставай. Густав, - позвала она мальчика и потянула с него одеяло.

-Да и не думала я приставать. Мальчишку жалко...- пробурчала больная.

Мальчишка, с которого наполовину стянули одеяло, продолжал лежать на боку, отвернувшись к стене.

-Густав, - сестра милосердия наклонилась к мальчику, - доктора надо слушать. Ты же знаешь, доктор плохого не сделает. Он только перевяжет тебе руку и всё.

-Почему ты не хочешь показать руку? - спросила Елизавета Максимовна. - Тот, кто не хочет лечиться, плохой мальчик.