Страница 23 из 46
-Когда-нибудь вспомнит... Но, дорогие дамы, если вы уже выпили чай, то, думаю, нам пора отправляться с праздничным визитом в больницу, - она позвонила, вошла горничная, - Пожалуйста, велите закладывать лошадей, мы сейчас будем готовы.
В больнице их уже ждали. Весь младший персонал в белых крахмальных фартуках вышел на крыльцо встречать поздравителей. Главный кастелян учтивым поклоном приветствовал дам и, выдав всем хрустящие белоснежные халаты, поспешил отворить дверь в палату.
Поздравительный визит не занял много времени, да и больных-то было не много. Господа обошли палату с лежачими больными, оставляя на прикроватной тумбочке фрукты и конфеты. В перевязанных лентами пакетах лежали вязаные шарфы и рукавицы. Для персонала предназначалась еще небольшая денежная премия в виде новенькой купюры достоинством в 25 рублей. Сестры милосердия благодарили, очень мило приседая в книксене, и в один голос расхваливали сегодняшний врачебный обход.
Они рассказывали, как все три доктора останавливались у постели каждого больного, осматривали его по очереди, а затем обсуждали методы лечения, причем первым высказывались молодые доктора. Лизавета Максимовна тут же спросила, почему именно так? Одна из сестер объяснила, что это обычное дело. На консилиумах всегда высказываются сначала молодые коллеги. Это для того, чтобы мнение старших не давило на решение молодых. Все три дамы признали такой порядок вполне разумным. После обхода доктора пошли в поселок навестить больных, недавно выписанных из больницы. Дамы же направились домой.
Дорога летела навстречу, снежной пылью опускаясь на лица. Начинались сумерки, и все вокруг становилось серовато-голубым, то здесь, то там вспыхивая многоцветными искрами в последних мгновениях света.
Голос священника разносился под сводами небольшой церкви. Проповедь шла на эстонском. Монастырские сидели за супругами Пален и Елизаветой Максимовной. Рядом с Кирой устроился Штефан.
-Вы понимаете, о чём говорит пастор? - искоса глянув на нее, тихо спросил Штефан.
-Нет, но я догадываюсь.
Склонившись к ней, Штефан стал переводить ей слова пастора. А тот говорил о чистоте помыслов и деяний, о всеобщей любви, и о том, что теперь надо спросить и испытать собственное сердце. И тогда, возможно, воцарится желанный покой. А сейчас мир окутывает Рождественская тишина, всё замерло в ожидании прихода младенца...
Слушая шёпот Штефана, Кира время от времени поглядывала на него. Она злилась на себя за это, даже отворачивала голову в другую сторону, но проходила секунда-другая, и её глаза вновь и вновь притягивало к его янтарным глазам.
Кира задумалась. Пастор сказал: "Спросить свое сердце". Легко сказать! Разве кто поймет, насколько трудно жить, когда каждый день, каждая минута рождает новый вопрос, остающийся чаще всего без ответа. Иногда ей казалось, что вот еще секунда и она поймает, ухватит ниточку и размотает весь клубок своей спящей памяти. В последнее время в голове постоянно всплывали обрывки каких-то событий, разговоров, и от этого стало еще мучительнее.
Она подняла глаза и вздрогнула, встретившись взглядом со Штефаном, сердито глянула и отвернулась. Нечего на нее смотреть! Вон красавица-жена сидит - пусть на нее смотрит! Но рука машинально потянулась к медальону с загадочной карточкой. Видимо, когда-то они были бо-ольшими друзьями...Возможно, даже очень большими. Что же делать с пустой головой? Пойти разве что стукнуться со всей силой об стенку, может, тогда хоть что-то всплывет в памяти?
Штефан следил за тем, как меняется выражение лица Киры. Вот только что оно было задумчиво-мечтательным, потом чуть испуганным, а встретившись с ним глазами, она так полоснула сердитой зеленью, что он смутился. Кому бы сказать, так не поверят, что можно вот так сидеть возле собственной жены и лишь украдкой, воровато позволять себе смотреть на нее. В какое чудовищное положение он себя загнал! Нет, пора этому положить конец! Пусть господа психиатры теоретизируют о вреде и пользе провоцирующих факторов. Их бы на его место... Сегодня же, в крайнем случае, завтра он поговорит с Кирой и объяснит всю мучительность их существования. Кстати, возможно, это как раз и станет тем самым необходимым фактором, способным пробудить ее память.
-Это вы подарили? - услышал он Кирин шёпот. Её пальчики поглаживали гладкую поверхность медальона. Он обречённо кивнул, зная, что сейчас последует. И не ошибся. Кира выпрямилась, смерила его полупрезрительным взглядом:
- Зачем же вы врали в Петербурге? Зачем претворялись, будто не знаете, откуда он у меня? К чему эта игра?
Штефан ничего не ответил, лишь склонил голову.
Служба закончилась, и народ степенно потянулся к выходу. Елизавета Максимовна, легко опираясь на предложенную Штефаном руку, прошла мимо, одарив Киру сияющей улыбкой.
Старшие Палены поехали в санях, а молодёжь решила прогуляться. Мороз ощутимо пощипывал щёки, но ели в снегу, голубоватые тени на сверкающей дороге, яркие звёзды и тоненький новорожденный серпик луны превращали их прогулку в нечто восхитительное. Елизавета Максимовна и Кира шли впереди, мужчины чуть отстали.
-Мне так хотелось, чтобы вы с Иван Фёдоровичем осмотрели Киру. Собственно, это была главная причина нашего визита, - очень серьёзно сказал Монастырский.
-Хорошая мысль, - одобрил Штефан.
-Хорошая-то хорошая, да вот категорически отказывается она от этого, - Андрей взглянул на друга. - Стесняется, что ли?
- Да, возможно, - вздохнул Штефан. - Ты так заботишься о ней. А когда-то называл "нелепым созданием".
Андрей рассмеялся:
-Был грех, называл. Я, когда её после болезни увидел, не поверишь, сердце прямо зашлось. Маленькая, прозрачная, из-под платка (она тогда стриженые волосы платком прикрывала) глаза сверкают. И глаза эти скорбные... нет, не смогу описать тебе. Вылитая Дева Мария с алтаря нашей церкви, где батюшка служит. Так вот: глазищи бездонные, а сама весёлая такая.
-Весёлая? Вот новость. Она всегда была такой тихой, незаметной.
-Вот-вот. И я об этом. Очень изменилась. Слушай, а что там у вас произошло, когда вы с Олечкой спасателями поехали в Каменецк? Я тогда уже к родителям уехал и не знаю окончания этой истории.
Штефан пожал плечами:
-Да ничего особенного. Её мачеха оказалась редкостной пройдохой. Всё дело было в завещании. Когда оно нашлось, оказалось, что у Киры Сергеевны есть небольшой капиталец...
-Это я знаю, - и пояснил, - мы же запрашивали разрешение на брак. Ответом было невразумительное сопроводительное письмо, буквально, из одной фразы - "делайте, что хотите" и копия завещания. Если ты помнишь, по этому завещанию она могла сохранить этот капитал, только если выйдет замуж не за такого, как я. Её отцу дворянская гордость не позволяла выдать дочь за мещанина. Так что кое-что я знаю. Но вот что в Одессе было?
- Что было? Да ничего особенного. В Одессе мы все расселились по прежним квартирам. Но Ольга Яковлевна вскоре уехала к родителям. А меня арестовали. Вот и всё.
Андрей чувствовал, что Штефан о чём-то не договаривает, что-то скрывает. Они помолчали.
-Одно время мне казалось, что она тебе нравится, - сказал Андрей задумчиво.
-Да, тебе правильно казалось, - просто сказал Штефан.
-И что же? - напрягся Андрей.
Штефан прямо посмотрел ему в лицо:
-Ты любишь её?
Не раздумывая ни секунды, Андрей кивнул:
-Да. Но к чему твой вопрос?
-Тогда дождись, пока к ней вернётся память, она...
-О чём вы так увлеченно беседуете, господа? - прервала их Елизавета Максимовна. Они с Кирой улыбаясь наблюдали, как молодые люди, занятые разговором, не заметили, как пошли по другой развилке дороги. Мужчины разом остановились. Потом Андрей в два огромных шага преодолел расстояние, разделяющее их с девушками, подлетел к Кире и, подхватив её на руки, закружил, смеясь и повторяя: