Страница 19 из 46
-Штефан, ты забыл о ее муже, - удержал его Иван Федорович.
-Он ей не муж! - резко повернулся к отцу Штефан. - Ее муж - я. Она - моя жена! В этом документе ясно сказано, что второй брак признан недействительным и ввиду болезни Кира не подлежит наказанию...
Стук в дверь прервал его.
-Простите, что мешаю вам, - Лиза с удивлением рассматривала взъерошенного Штефана и явно смущенных супругов. - Штефан-Георг, приехал ваш друг Андрей Афанасьевич Монастырский...
-Монастырский? Так скоро? - перебил ее Штефан, потом повернулся к родителям, - тем лучше...
-...с женой, - продолжила Лиза. И вновь Штефан ее перебил:
-Кира?! Она здесь?! - и рванулся к двери.
-Не знаю, как ее зовут, но она нуждается в помощи, - уже ничего не понимая, наконец, договорила Лиза в спину убегающему Штефану. Она перевела взгляд на родителей молодого человека, но те лишь смущенно переглядывались.
-Это судьба, - прошептала Эльза Станиславовна. Затем она встала с дивана, подошла к мужу:
-Это должно было случиться, - ее голос дрогнул, но она постаралась быстро совладать со своими чувствами. - Лизонька, ты сказала, что эта женщина нуждается в помощи. Что там произошло?
Странное поведение супругов, их растерянность и волнение произвели на Елизавету Максимовну неприятное впечатление, но, как воспитанная девушка, она сделала вид, будто ничего не заметила:
-Случилось то, что сани перевернулись на повороте. Они все оказались в сугробе, но госпожа Монастырская поранила себе лицо. Думаю, ей необходимо положить лед на ушиб и просто дать отдохнуть после дороги. Насколько я поняла, ее муж медик, значит, он окажет помощь. Нужно только проводить их в смотровую комнату. Теперь, когда Штефан-Георг с ними, думаю, они смогут сделать все должным образом.
Рассудительный тон Лизы подействовал успокаивающим образом. Эльза Станиславовна кивнула, а Иван Федорович, извинившись, вышел вслед за сыном.
Войдя в смотровую, Иван Федорович застал такую картину. На высоком вертящемся табурете сидела очень худенькая девушка в синем шерстяном платье. Она высоко держала голову, слегка повернув ее вбок и откинув назад короткие серебристые волосы. Возле нее стоял Штефан, осторожно прижимая к поврежденной щеке девушки резиновый пузырь со льдом.
Рядом беспокойно заглядывал ему под руку Андрей Афанасьевич:
-Может, не стоит так долго лёд держать? Ты простудишь её. К счастью, на Кирочке всё заживает мгновенно. И завтра ничего не будет видно. Регенерация поразительная!
Он приблизился к жене и отвел руку Штефана:
-Ну, что я говорил! От ссадины остался только синяк. Как ты, Кирочка?
-Всё хорошо! - она слезла с табурета, повернулась к Штефану, - Пожалуйста, посмотрите его плечо. Когда сани перевернулись, Андрей прикрыл меня собой, и весь удар пришелся на его плечо.
Штефан вопросительно глянул на Монастырского, но тот покачал головой - не надо, пустяки.
Иван Фёдорович вмешался:
- Послушайте, Кира Сергеевна, давайте оставим их. Пусть Штефан здесь сам управится. Поверьте, он все сделает, как надо. Лучше пойдемте, я покажу вам дом и вашу комнату.
Лёгкая суматоха, вызванная приездом Монастырских улеглась, все разошлись по своим комнатам.
Кира уже дремала, когда бесшумно вошёл Андрей, повозился с одеждой и осторожно прилёг рядом. Она притиснулась к его тёплому боку, но, услышав тихое ойканье, широко открыла глаза:
-Что? Сильно болит? - с жалостью посмотрела на мужа. В слабом свете керосиновой лампы можно было разглядеть на лице Андрея гримасу боли.
-Ничего страшного. Просто там, кроме ушиба, наверное, трещина в ребре. Это всегда болезненно, - он осторожно вздохнул. - Пройдёт!
-Андрюша, давай я помогу? Ты же знаешь, я это могу.
Но он помотал головой:
-В том-то и дело, что знаю. Видел я, как ты "лечишь" Софью Григорьевну. Всё через себя пропускаешь, всю боль на себя берёшь! А рёбра - это пустяки, сами заживут.
-Ну уж нет! Ну да, я, когда лечу больного, всю его болезнь в себе чувствую. Только это длится минуту-другую - и всё. Человек здоров!
-Ничего себе: минуту-другую! Знаешь, когда больно и секунды хватит.
-Вот и я о том! Ну что ты геройствуешь? Тоже мне, спартанец нашёлся! - и решительно добавила, - лежи и молчи. Не мешай мне!
У него болело плечо, при каждом вздохе огнём опоясывало грудь, и он сдался. Вытянулся во весь рост, с сожалением пробормотал:
-Ты уж прости меня...
-Вот ещё! Не за что извиняться, - фыркнула она сердито. - Лежи спокойно!
Потом прилегла рядом, легонько положила руку ему на грудь, стянутую повязкой, и затихла. Вначале он ничего не почувствовал - как болело, так и продолжало болеть. А потом вдруг понял, что может свободно вздохнуть и даже шевелиться. Он приподнялся на локте, вглядываясь в побледневшую Киру. Она закрыла глаза, закусила губу.
-Кирочка, как ты? - позвал жену, морщась от мысли, что она сейчас чувствует.
Она открыла затуманенные глаза и с болезненным вздохом прошептала:
-Бедный! Как же тебе было больно! Но теперь всё прошло, да?
-Ничего не чувствую. Здоров, как бык! - потянулся к Кире, привлёк к себе, - как ты это делаешь - не представляю.
Она только хмыкнула в ответ.
-Как удачно, что мы приехали сюда! Здесь Иван Фёдорович - он отличный врач. А уж о Стёпочке и говорить нечего. Я ещё в гимназии учился, а он уже все медицинские азы на практике прошёл. И ведь младше меня на три года! Пусть они тебя посмотрят, ладно? Мы устроим такой маленький консилиум. Хорошо?
Кира тут же села на постели:
- Пожалуйста, не нужно!
-Это ещё почему? - удивился он такой горячности.
-Потому. Я здорова! И, к тому же, почти всё вспомнила. Просто не стоит торопить события, - она упрямо замотала головой.
-Но это же неразумно! Нас тут собралось трое докторов. Ладно ещё я - практики никакой. Но они-то, они - всю жизнь практикуют! Или, - он внимательно вгляделся в лицо жены, - у тебя что-то есть против Паленов?
-Конечно, нет. Но всё равно: не хочу!
-Знаешь, как мы со Стёпочкой познакомились? Это было года три назад. Как-то собрались студенты на маёвку - такой праздник-пикник в начале мая, ну, ты знаешь. Только эту "маёвку" мы уже осенью проводили. Что-то там в природе перекосило: на траве по утрам иней. Так вот приехали мы в Аркадию. Холод был просто собачий. Какой там пикник - тут костёр новогодний разжёчь бы! Барышни наши - эмансипе несчастные - затеяли по камушкам, что из воды торчат, скакать. Одна и не удержалась - скользко же. И вроде бы мелко там, но потянуло её волной... Стёпочка (я потом уж узнал, как его зовут) рядом оказался. В чём был, в том и сиганул за дурочкой эмансипированной. Потом мы его раздели, растёрли, закутали во все пледы, дали выпить чего покрепче (не вином же согревать человека!). С барышней в это время наши курсистки разбирались. Так вот смотрю я на него и, поверишь, глаз не могу оторвать. Дал же Бог красоты человеку! И вдруг он мне говорит: "Что это вы меня как дешёвую шлюху разглядываете?" И нехорошо улыбается: мол, сейчас промеж глаз так садану. Представляешь? Так и познакомились. Потом уже я понял: он стесняется этой своей красоты. И никогда не пользуется ею.
-Это как?- сонно спросила Кира.
-Как? Да так: с такой-то внешностью он мог, знаешь, как пробиться? Любите вы, дамы, красивых мужчин.
-Я не люблю, - она потёрла кулачками глаза.
-Не любишь? - засмеялся он и потёрся носом о её висок. - Э, да ты совсем спишь! Спокойной ночи, моя красавица.
-Спокойной ночи, - засыпая, пробормотала Кира. Но прежде, чем она заснула перед глазами замаячил тот, кого она не любила - Пален.
Кира даже и не подозревала в себе таких выдающихся актёрских способностей. За последний месяц она убедилась, что они у неё есть. Всё началось с именин мужа. Даже сейчас, спустя несколько недель, у неё начинали пылать щёки при воспоминании о склонённой голове Палена и о его тёплом дыхании на её пальцах. Но краснела она не от интимности его поведения. Она замирала от радостного ощущения, что подобное уже было и не один раз. Осознание этого вызвало у Киры недоумение и сильное беспокойство. Мало того, Пален начал ей везде мерещиться. То ей казалось, что он стоит под их окнами, то ей слышался звонок в передней, и она со всех ног бежала отворять дверь. Потом в памяти стали всплывать обрывки не то видений, не то подлинных воспоминаний.