Страница 17 из 46
Штефан переглянулся с отцом, потом коснулся руки Лизы и мягко сказал:
-Вы нам нисколько не помешаете, - он всмотрелся в смущенное лицо девушки. - Больше того, мы все были бы рады видеть вас в нашем доме всегда...
-О! - задохнулась от избытка чувств Лиза. Да это же почти предложение!
-Конечно, конечно, - присоединился к сыну Иван Фёдорович.
-Бог мой, какая встреча! Пален, ты ли это?! - они разом обернулись.
-Монастырский?! Не может быть!
-И, тем не менее, это я! - радовался встрече Андрей Афанасьевич. - Представь же меня скорее!
-Да, да, конечно. Позвольте вам рекомендовать моего одесского приятеля и коллегу Андрея Афанасьевича Монастырского... А это мой отец и Елизавета Максимовна Бех.
-Рад, душевно рад, - поднимаясь, протянул руку Иван Федорович, - наслышан о вашей доброте и заботливости.
Андрей Афанасьевич смутился:
-Пустяки.
-Мне кажется ваше лицо знакомым...- Лиза наморщила лоб, припоминая, - ах, да, вспомнила! У меня очень хорошая память на лица. Ведь это вы разговаривали со Штефаном-Георгом в опере? Да? С вами была еще такая хорошенькая девочка-подросток...
-Это моя жена, - усмехнулся Андрей Афанасьевич.
-О, простите, я, кажется, сказала глупость... - смешалась Лиза.
- Так какими судьбами вы здесь? - пришел ей на выручку Иван Федорович.
-Сопровождаю делегацию отцов церкви в качестве лекаря. Но так как у всех господ священников здоровье первостатейное, то скучаю до невозможности... Они решили провести Рождество в Ревеле, а потом уж возвращаться к себе, в Питер. Так что еще несколько дней мне здесь придется поскучать, - он сокрушенно покачал головой.
-А что, ваше присутствие здесь обязательно? - поинтересовался Иван Федорович. - Здесь есть прекрасные доктора. Я к тому, что если вам дадут коротенький отпуск, то вы бы могли провести Рождество с нами. Правда, Штефан?
Он взглянул на сына, ища его поддержки, и удивился, что тот лишь вяло кивнул в ответ.
- Я и сам собирался отпроситься на пару дней с тем, чтобы навестить Штефана-Георга, - Андрей широко улыбнулся. - Быть рядом и не заехать к вам! Ваш сын, господин Пален, столько рассказывал о здешних красотах...
-Вот и славно.... Заканчивайте ваши дела и приезжайте...
-Благодарю вас, если получится, то с превеликим удовольствием, - Андрей Афанасьевич откланялся, но вдруг обернулся к другу, - Штефан, ты не мог бы рекомендовать где-нибудь поблизости хорошего ювелира? - и пояснил: - хочу подарок жене сделать.
Пален удивился: Андрей и ювелиры? Но, кинув взгляд на Монастырского, кивнул:
-Да, конечно. Пойдём, покажу магазинчик, - извинившись перед отцом и Лизой и пообещав не задерживаться, он отправился следом за Андреем Афанасьевичем.
Они вышли на улицу. Уже совсем стемнело, но множество разноцветных гирлянд и яркие витрины освещали площадь, делая её похожей на театральную декорацию.
-Извини, что вытащил тебя на улицу, - Монастырский остановился неподалеку от ёлки, улыбка сползла с его лица, - но я хотел посоветоваться.
-Конечно, слушаю тебя. Кстати, как Кира? Вернулись воспоминания? - голос его чуть дрогнул.
-Вот об этом-то я и хотел поговорить. В своё время ты специализировался в психиатрии. Может, что-нибудь подскажешь? К сожалению, память к Кире не вернулась. Боюсь, как бы хуже не было.
-Но почему?
-Ты помнишь её тётю? Её не стало.
-Вот оно что! - Штефан покачал головой, - сильные волнения для Киры категорически противопоказаны. Но почему вдруг?..
-Сами не понимаем. Полина Ивановна была здоровым человеком, правда, излишне мнительной, на мой взгляд. Всё время пила успокоительные настойки... Уж сколько раз я осматривал её! Никогда никакой патологии не находил. Когда случилось несчастье, меня при этом не было. Но Кирочка рассказывала, что они, как обычно, пили послеобеденный кофе, болтали о всякой чепухе. Там что-то с фикусом случилось: не то листья скрутились, не то пожелтели совсем. Они отошли от стола, чтобы рассмотреть его, вернулись. Полина Ивановна допила свой кофе, вдруг побелела вся и рухнула на пол.
-Сердце?
-Да. Бедные женщины тяжело перенесли все последующие события. Тётя у Киры была единственной родственницей... И теперь к Кириной болезни добавилось угнетённое состояние. Она не плачет, не говорит о тётушке. Ходит вся погружённая в себя, молчит всё время, почти не ест. Она всегда была худенькой. Ты же помнишь! Но сейчас стала такой хрупкой. Кажется, дунет ветер, и её унесёт. И глаза стали огромными и даже какими-то дикими.
- Ты пробовал её отвлечь? - Штефан изо всех сил старался говорить деловым тоном. - В таких случаях нужна смена обстановки. Я бы приставил к ней специальную компаньонку. Чтобы ни на минуту не оставляла одну, чтобы таскала по модным лавкам, сплетничала, водила на выставки да по салонам, чтобы кормила самой вкусной едой. Неплохо бы отправить её в путешествие за границу.
Монастырский вздохнул:
-На это средства нужны. Не на жалование младшего лекаря за границу ехать! - с горечью произнёс он, - а насчёт компаньонки... Так этим я занимаюсь: кручусь, развлекаю как могу. Ладно, будь здоров. Если получится отпроситься у святых отцов, увидимся!
Обратная дорога заняла около двух часов. В гостиной ярко пылали дрова в камине, распространяя тепло. Эльза Станиславовна отложила вязание (жена, вывязывающая шарфик - вот чудо-то!) и устремилась навстречу мужу:
-Скорее, скорее снимайте пальто и сюда, поближе к теплу. Сейчас подадут кофе, и вы согреетесь, - она поцеловала мужа в холодную щеку, ласково коснулась руки сына и улыбнулась Лизе.
Вскоре горничная вкатила плетеный столик с кофейником и чашками. Эльза Станиславовна прекрасно знала вкусы каждого: налила мужу и сыну черный кофе, Лизе добавила чуть-чуть сливок, а себе положила кусочек сахара. Она ждала рассказов об их ревельских приключениях. Лиза и Иван Федорович, смеясь и переглядываясь, поведали и о набеге на магазины, и о спорах по поводу выбора торта, и о встрече в кофейне с одесским приятелем Штефана.
Эльза Станиславовна посмотрела на сына: он вернулся из поездки мрачным и молчаливым. Теперь понятно почему. Ей это совсем не понравилось. Она решила срочно поговорить с мужем, к тому же ей не терпелось сообщить ему о сегодняшней почте: она получила долгожданный ответ от одной из своих влиятельных приятельниц. А так как вопрос касался будущего Штефана, ей хотелось сначала обсудить его с мужем, а уж потом всё рассказать сыну. Видя, что молодежь занялась разбором кипы нот, лежащей на рояле, Эльза Станиславовна сделала знак мужу, и они перешли в кабинет.
Весь следующий день был заполнен хозяйственными хлопотами. Но после ужина Пален-старший, извинившись перед Лизой, попросил сына пройти в кабинет.
В тоне отца, как всегда полувопросительном, на этот раз прозвучали еще и умоляющие нотки. Штефан с сожалением взглянул на стоящую рядом Лизу - они собирались прогуляться к заливу:
-Прошу простить меня...Мы ещё успеем, чуть позже, хорошо?
-Да, да, конечно, - ответила она, стараясь, чтобы не заметили, как она огорчилась. Да и как было не огорчаться, если всё это время после возвращения из Ревеля Лиза ждала продолжения разговора, начатого в уютном кафе "Гном" и так бесцеремонно прерванного появлением господина Монастырского. Она думала, что Пален продолжит разговор по пути домой. Но, как ни странно, Штефана будто подменили: бесшабашная веселость вдруг исчезла, сменившись сосредоточенным молчанием. Всю дорогу Лиза ломала голову, размышляя, что же так подействовало на обычно такого уравновешенного молодого человека. Так ничего и не придумав, она решила, что виноваты гнетущие воспоминания, связанные с бедой, случившейся в Одессе.
Лиза тут же простила угрюмое молчание попутчика. К тому же сразу по приезде они договорились разобрать ворох нот и отобрать кое-что для программы Рождественского вечера.
И вот теперь второй раз нарушаются её планы. Это Лизе очень и очень не понравилось. Но делать нечего, и она направилась в свою комнату, чтобы в который уже раз придирчиво рассмотреть свой вечерний наряд, долженствующий заставить трепетать самые неприступные мужские сердца.