Страница 105 из 108
Теперь мне вовсе не хотелось спасаться бегством. Я сладострастно разглядывал ее домашний наряд; рядом в зеркале я увидел себя в длинной мантии и парике и понял, насколько сей костюм не способствует осуществлению моих планов. Очаровательные ручки помогли мне избавиться от облачения судьи; красавица даже задвинула шторы из тяжелой дамасской ткани: так было удобнее сохранить наше свидание в тайне. Да, дорогой маркиз, в будуаре, убранном самой красотой, обустроенном самой утонченностью и обставленном самим изяществом, я без помех созерцал неотразимую мадам де Дориньи.
Разместившись на сиреневой софе, она, приняв позу судьи, завязала мне глаза, и я стал вслепую осыпать ее поцелуями, воздавая должное всем ее прелестям. Какое счастье выносить приговор и самому же исполнять его!
Не имея возможности оставаться долее, ибо работа во Дворце правосудия призывала меня к себе, я нехотя расстался с моей вдовушкой и поспешил туда, куда призывали меня дела, кои, разумеется, отнюдь не доставляли мне столько удовольствия. Дорогой маркиз, если ваша натура чувственна, деликатна и утонченна, поверьте мне, выберите себе в подруги святошу, и все ваши желания будут удовлетворены. Только эти лицемерки владеют ключами к счастью, только они могут ввести нас в его храм.
В четыре часа дня я поспешил к Розетте. Благодаря моему маскараду и вчерашнему визиту меня пропустили. В ожидании Розетты я наслаждался созерцанием составившей мне компанию юной сестры, чья пышная грудь колыхалась от волнения: обладательница ее явно хотела, чтобы я это заметил. Слух о том, что в приемной Святого Иоанна ждет святой отец, красивый как сам амур, быстро распространился по всему приюту. Впрочем, монашки обычно все преувеличивают.
Тотчас все — настоятельницы, послушницы, сестры, надзирательницы — под предлогом вызова к посетителям по очереди приходили поглазеть на меня, и я получил много удовольствия, созерцая их свеженькие мордашки. Какая жалость, что столь очаровательных птичек, стремящихся взлететь, держат в клетках! Пришла Розетта и поблагодарила меня за визит; мы наговорили друг другу кучу нежностей и осыпали друг друга поцелуями — разумеется, насколько это позволяла решетка. Я обещал вызволить ее отсюда; она клялась мне в вечной любви. Мы буквально приклеились к разделявшей приемную решетке; одна из монахинь, увидев, как близко друг к другу мы стоим, решила, что я исповедую узницу, и сказала об этом своим товаркам.
Два часа находился я подле своей подруги и успел чрезвычайно возбудиться; препятствие, разделявшее нас, только подогревало мой пыл. Розетта, принужденная также соблюдать воздержание, была охвачена не меньшей страстью; прислушавшись и убедившись, что кругом все тихо, мы отважились на рискованное предприятие.
Я встал на стул; она сделала то же самое. Несмотря на мое одеяние и проклятую решетку, я благодаря ее и моей собственной ловкости сумел проникнуть в храм наслаждения; я мог бы получить наслаждение не меньше десятка раз, однако то ли сегодняшний визит к мадам де Дориньи оказался Излишне утомительным, то ли решетка была излишне холодна, только мне не сразу удалось воспользоваться своим положением. Однако остаться ни с чем мне не пришлось. Вскоре небольшое содрогание, предвещающее успех, дало мне понять, что предприятие увенчается успехом; и вот уже дважды Розетта извлекла сладостную дрожь из заветной части моего тела, но, когда она принялась делать это в третий раз, раздался шум; все пропало — нам пришлось занять наши прежние места. Судьба подобных эскапад всегда висит на волоске случая. Дорогой маркиз, ваше воображение наверняка уже подсказало вам, сколь забавна была наша поза.
У меня много нескромных эстампов; однако ни на одном из них нет изображения сценки, подобной нашей. Если бы я был в состоянии шутить, то сказал бы вам, что не понимаю, как это решетка не расплавилась, находясь между нашими двумя огнями.
Вскоре вошла сестра-привратница. На наше счастье женщина она была грузная, поэтому ее тяжелые шаги заранее предупредили нас о ее приходе. Она сообщила, что две аббатисы и три сестры ждут меня в исповедальне. Когда в женскую обитель приходит священник и ему выпадает счастье понравиться ее обитательницам, его тотчас начинают осаждать со всех сторон просьбами об исповеди: девицы хотят поведать ему все, что накопилось у них на душе. Духовник двадцати четырех лет вполне в состоянии исповедать двенадцать монашек. Двенадцати очаровательных затворниц с него будет вполне достаточно.
Я ответил посланнице, что сегодня очень устал и не смогу исполнить их просьбу, но завтра я приду в это же время и буду счастлив выполнить все их пожелания. Сестра-привратница сообщила мой ответ просительницам; меня попросили сдержать слово, а также спросили мой адрес — в случае, если завтра кто-либо из жаждущих не сможет прийти на исповедь; я дал адрес своего приятеля, доктора теологии. Опасаясь совершить еще какой-нибудь легкомысленный поступок, я удалился. Да, забыл сказать: вот уже два дня, как положение Розетты изменилось к лучшему; после того, как прошел слух, что она имела счастье у меня исповедаться, чуть ли не все сестры почли своим долгом вечером навестить ее. Нашлось даже несколько монахинь, признавшихся ей, что хотели бы вести светскую жизнь исключительно ради удовольствия поведать о своих приключениях такому хорошенькому духовнику, каковым они меня считали. Розетта позаботилась известить всех, что внешность моя обманчива (что соответствовало истине, только наоборот) и, несмотря на кроткий и нежный вид, душа у меня суровая, и я непримирим к грешницам. Коварная воспользовалась простодушием монахинь.
Выйдя из Сент-Пелажи и переодевшись, я отправился к господину Леду; тот сидел дома совершенно утомленный, ибо с раннего утра наносил визиты многочисленным добрым душам, желая заручиться их помощью в деле освобождения моей любовницы. Почтенный наставник заверил меня, что уже завтра Розетта будет свободна, даже если отец мой не даст на это своего согласия; его друзья обещали ему свою помощь, а когда он брался за дело, ему обычно все удавалось, какие бы препятствия ни приходилось ему преодолевать. В этот день господин Леду ужинал дома, а посему попросил меня откланяться — меня не должны были видеть у него в доме. Я поблагодарил своего наставника и отправился искать общество на сегодняшний вечер. Впервые в жизни я отправился туда, где обычно собирались люди благоразумные. Когда я пришел к графу де Монверу, все с удивлением воззрились на меня, а затем поздравили с прибытием. Весь вечер я провел в содержательных беседах, в том числе и о политике. Я присоединил свой голос к голосам тех, кто возносил хвалы нашему августейшему монарху, о котором вы, милый маркиз, в каждом письме отзываетесь с таким восхищением и любовью. Скажу честно, от этого я люблю вас еще больше, ибо вы воздаете должное государю, который великодушием своим равен Людовику XII, а храбростью — Филиппу Августу.
Судьба благоволит к людям рассудительным. Во всяком случае, в тот вечер она обошлась со мной исключительно милостиво. После ужина решили поиграть в карты. Господин граф, не отличавшийся крепким здоровьем, вскоре удалился; тогда страсти разгорелись: было предложено сыграть в ландскнехт; я поставил несколько луидоров. Фортуна была ко мне благосклонна: я выиграл более двух сотен луидоров. Игра закончилась к моему величайшему удовольствию. Полночи я не спал, испытывая ощущение величайшего счастья и благодаря Небо за своевременную поддержку: сейчас я особенно нуждался в деньгах.
Утром я получил письмо от мадам де Дориньи: она приглашала меня на чашку шоколада. Затем пришел господин Леду и сообщил, что отец мой категорически противится освобождению Розетты, отчего разговор у него с отцом получился весьма бурным. Пока духовник излагал мне свои опасения, вошел отец. Увидев у меня господина Леду, он тотчас догадался, какая причина привела его ко мне. Без всяких недомолвок, твердым и беспрекословным тоном отец заявил, что Розетта покинет исправительный приют не раньше, чем через десять лет, а мне, ежели я не прекращу свои попытки освободить ее, вскоре придется сильно в этом раскаяться. Господин Леду пожелал смягчить речь отца, но получил суровую отповедь. Тогда мой благочестивый наставник благодушно и величественно заявил, что нам придется обойтись без его согласия. Отец мой позволил себе в этом усомниться, чем задел честь господина Леду. А надобно знать, что истинно благочестивые люди слов на ветер не бросают. Господин Леду откланялся и отправился устраивать смотр своей артиллерии; главное, ему удалось привлечь к этому делу мадам де Дориньи. Когда через час я прибыл к этой даме, карета ее была заложена, а сама она уже облачилась в платье для выхода. Завидев меня, она пригласила меня зайти, но только на несколько минут, ибо она договорилась с двумя своими подругами, занимавшими высокое положение в обществе, встретиться с министром, который как раз прибыл в Париж. Им предстояло добиться освобождения одной честной девушки, попавшей в Сент-Пелажи. Девушку эту рекомендовал ей один почтенный священник. Я не стал говорить ей, что знаю, о ком идет речь, а просто благословил ее на это правое дело и решил поскорее удалиться, дабы не задерживать ее.