Страница 4 из 8
Он знает, что не может отпустить меня. Мне никогда не откупиться. Мне никогда не расплатиться за то, что он сделал для нашей семьи.
Я нервно закусила губу, покоряясь воле своего Шейха.
— Я буду танцевать, — только я подумала о том, что накрою свое лицо вуалью, как Алмас задумчиво потер пальцем подборок и дополнил.
— И никаких масок, Леа. И вуалей. Мне нужны твои прекрасные глазки, — он медленно провел пальцем по моей брови. Было в этом жесте что-то запредельно нежное, почти отцовское. Я и сама до конца не знала, какие Ясин испытывает ко мне чувства, и почему до сих пор не пытался взять меня силой, как проделывал это с другими девушками. Ходили слухи…что он был достаточно тверд в постели. И не только в физиологическом смысле…
Хотя кого я обманываю? Ясин наверняка догадывается обо мне. О моей бессердечности, а точнее…о том, что я почти не поддаюсь возбуждению. Возможно, я фригидна. Как еще объяснить то, что в своем возрасте и с такой внешностью, я ни разу не была с мужчиной? Я знала, из-за чего у меня стоит этот блок. Но Ясин об этом не догадывался. Это только мое воспоминание. Однако, даже от него не укрылась страшная правда: как бы он не старался, я едва ли заведусь в его присутствии. Никому не интересно трахать бесчувственное сухое бревно, которое только может притвориться и симулировать на радость хозяину. Однако тело все равно не обмануло Ясина. Однажды, он пробовал это проверить и больше ко мне не прикасался.
Я испытывала сексуальное желание только в своих снах, а когда просыпалась в холодном поту и с пульсацией между ног, старалась забыть эти кошмары. Мои тайные желание были слишком темными и порочными. Такое не приходит в голову при свете дня. Такое не обсуждают с подругами…
Наверное.
— Да, мой господин, — я прикрыла веки, борясь с закипающей злостью.
Нежная, уверенная, красивая.
Это все, что от меня требовалось. Когда-нибудь я выберусь отсюда и напишу чертовски разоблачающую статью об этом мужчине. Или даже книгу.
Но я не напишу. Это тоже самое, что подписать себе приговор.
— Что вам еще угодно?
— Это все. Дальнейшие указания получишь от организаторов. На этой неделе у меня много дел, я почти не появлюсь здесь. Боюсь, увижу тебя в следующий раз только на приеме. И не сомневайся — я буду смотреть только на тебя, — улыбка исчезла с лица Ясина. Нацепив на себя суровое выражение, он вышел из моих покоев и отправился дальше — наверняка, навестить еще несколько своих наложниц, а потом вернуться к жене.
Не сомневаюсь, все будут смотреть только на меня.
Сколько себя помню, никогда не была обделена мужским вниманием. Девушки завидовали мне, мечтая, чтобы мое лицо покрылось прыщами, а тело обросло целлюлитом. Но назло им этого со мной не случалось, и к сожалению мужчин я продолжала держать их, как своих друзей или карманных бойфрендов. Если я хотела, я могла на них влиять, и все это без секса…может, в моей отстраненности и был весь секрет.
Я не знала.
Может, мне попадались слишком слабые мужчины, которые так легко поддавались моему влиянию. Всех мужей своих подруг я видела насквозь, и ни один из них не вызывал у меня ни чувств восхищения, ни зависти. Опять же, ничего. Максимум — дружеское тепло и уважение. И это МАКСИМУМ.
Тяжело вздохнув, я принялась медленно расчёсывать свои волосы гребнем — это успокаивало, когда хотелось разрыдаться и впиться в них кулаками.
Легкое движение руки по волосам…
Раз…два…глубокий вдох…
И все мои чувства спрятаны за семью вуалями. И вряд ли найдется тот, кто когда-нибудь выпустит моих демонов наружу.
ГЛАВА 2
Flashback. От третьего лица.
Кай Стоунэм был довольно необычным ребенком, и первое, что всегда привлекало взгляды прохожих, это цвет его глаз. С рождения его зеленые глаза-хамелеоны украшала частичная гетерохромия (прим. различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза или неодинаковая окраска различных участков радужной оболочки одного глаза.), а черная каемка радужки и вовсе делала его взгляд довольно гипнотическим и притягательным.
Кто-то находил это красивым.
Кто-то устрашающим.
«Ты особенный, Кай. Ты мой особенный мальчик» — нежно шептала ему Ханна, когда прощалась с сыном перед сном.
В глубине души она надеялась, что он совсем не в том смысле «особенный», как его отец — Уилл, которого, несмотря на прогрессирующую болезнь, она не могла перестать любить.
Уилл был ее наркотиком. Самой большой зависимостью, а рождение ребенка только укрепило больную связь между ними.
Они заигрались. Каждый раз, когда Ханна хоть на секунду заглядывала со стороны в то, что творится между ней и ее мужем, она ужасалась. Ночами, когда он бывал в командировках, она кусала кулаки и мечтала взять в охапку Кая, и сбежать. Сбежать далеко-далеко, где сумасшедший муж никогда не найдет ее.
Но Уилл не всегда был таким. В одну секунду он мог быть нежным и любящим отцом, а в другую — психопатом, который жил в альтернативном мире и мог причинить серьезный вред ей самой. А что самое страшное — ребенку…
В минуты же нежности и любви она могла думать только о том, что хочет от Уилла второго сына. Она бы назвала его Коулом. Обязательно, Коулом.
Что с ними будет, когда он вырастет? Унаследовал ли Кай страшную болезнь отца? Ханна жила словно в аду, но с каждой секундой она все дальше пробиралась в самое сердце лабиринта, где ее ждал личный Минотавр.
И он не знал пощады.
Иногда ей казалось, что рядом с Уиллом она и сама сходит с ума. Он завладел ее разумом, пленив своим характером, и подчинил своей воле. От мысли о жизни без него ее бросало в дрожь. Она и сама не могла понять, что сильнее: любовь или же ненависть к мужу? Пока не случилось самое страшное.
POV Лейла
И не вздумай себя жалеть.
Эту фразу я повторяла себе несколько раз на дню, но сейчас, когда я стояла в столь продажном обличии, даже она не могла помочь мне. Слезы душили, перекрывая дыхание. Вены на моем лбу вздулись от напряжения, а все от того, что я слишком много времени проглатывала свою боль и обиду. От которой каждая клеточка моего тела сгорала. Все, что я когда-либо чувствовала — настоящее, искреннее и дорогое было сокрыто для посторонних глаз.
В прошлой жизни я носила маску скандальной и уверенной в себе журналистки, в то время как была забитой в угол девочкой, над которой нависла тень ее насильника.
Я до сих пор помню запах его гнилой души и тела и то, как к моему горлу подкатывала тошнота, когда он прикасался ко мне.
Если бы все сложилось по-другому…возможно, вся моя жизнь бы тогда пошла по другому сценарию. Может быть, я бы была более открытой, искренней, доверяющей. Я бы построила отношения с хорошим мужчиной, например, с Кристианом, и сейчас бы сидела в нашей загородной резиденции и смотрела на то, как мои дети играют с собакой, которую он подарил им на Рождество.
А сейчас? Я забыла, что такое Рождество. Новый год и волшебный светящийся шар на Times Square, предновогодние скидки, закупка подарков. Я забыла, что такое снег, потому что на Ближнем Востоке меня поедало лишь палящее солнце. И я любила его, но в таких больших дозах оно было почти смертельно.
Сейчас я существо без прав. Получеловек, который принадлежит другому — цельному, богатому и влиятельному. И пусть Алмас относится ко мне не так плохо, как я ожидала, факт остается фактом. Я — служанка. Я — рабыня. Я — никто для этого мира, а скандальная и мало кому известная журналистка канула в небытие, и я была уверена в том, что обо мне даже никто не вспоминал.
Только семья, которая, кстати говоря, понятия не имеет, где я нахожусь.
Мое сердце предательски сжалось, когда я всего лишь на секунду увидела в мыслях добрую улыбку своего отца. Я больше никогда его не вижу…