Страница 7 из 13
Именно сюда, как указал Рено, и подъехал Можер верхом на лошади. Едва он спешился, монах схватил его за руку.
— Не понимаю, отчего все так суетятся, — он кивком указал на снующих вокруг них горожан, — обычно здесь спокойно.
— Да нам-то что за дело? — повёл плечом Можер, привязывая лошадь за крюк в виду одного из стражников. — Эй, приятель, — обратился он к нему, — видишь моего коня? Присмотри за ним, всё равно торчишь тут истуканом. А теперь скажи, король у себя?
— Как я могу это знать? — бесстрастным голосом ответил страж.
— Так пойди и узнай.
— Мне нельзя оставлять пост.
— Ещё чего! Как же я попаду к королю, если он не знает, что я здесь?
— А что вам надо у короля?
— Невежа! Как смеешь ты задавать подобные вопросы? Да знаешь ли, что у меня важное сообщение для государя, и если ты меня не пустишь к нему, я одним ударом кулака вышибу из тебя дух!
— Побудьте здесь, господин, я доложу начальству, — неожиданно вмешался второй страж и скрылся в караульном помещении.
Немного погодя он вышел оттуда в сопровождении лысого толстячка, меланхолично жующего на ходу.
— Что здесь происходит? — новый персонаж уставился на нормандца. — Кто вы такой и что вам надо?
— Не слишком ли много задаёшь ты вопросов? — грозно поглядел на него Можер. — На твоём месте я вёл бы себя повежливее с графом.
Толстяк сразу же перестал жевать и заискивающе проговорил:
— Ваша милость, вероятно, желает попасть в башню? Мой долг пропустить вас, но сначала я обязан доложить его величеству, что его желает видеть господин... как прикажете доложить о вас?
— Меня зовут Можер.
— Ах, вот как, — осклабился толстяк. — А скажите-ка, господин Можер, зачем это вам надо к королю?
— Разве я обязан тебе об этом докладывать?
— Вы, значит, считаете, что не должны этого делать? — при этом начальник караула выразительно посмотрел на висящий у пояса посетителя внушительных размеров кошель. — Но нам, как вы, наверное, уже знаете, да и не можете, судя по вашему виду, не знать, даны на этот счёт определённые указания.
— Какие ещё указания?
— Сейчас объясню. Мне надлежит расспросить вас хорошенько: во-первых, откуда прибыли, ведь, глядя на вашу одежду, не скажешь, что вы парижанин. Во-вторых, вы назвали короля королём, стало быть, вам уже известно об этом, поскольку совсем ещё недавно он был нашим герцогом. Отсюда вопрос: откуда? В-третьих, вы должны объяснить причину вашего визита, ведь его величество король не всех принимает, и если он узнает, что особа, которую к нему допустили, не заслуживает его внимания, я получу выговор по служебной линии, и может встать вопрос о моём несоответствии должности, которую я занимаю. Это не говоря уже о том, что вы, прежде чем войти в башню, должны оставить здесь своё оружие, ибо таковы правила. В-пятых, к моему глубокому сожалению, вам придётся довольно долго прождать... на солнцепёке, — толстяк пощурился на солнце, — пока я сообщу о вас командиру личной охраны короля, потому что я...
— Потому что ты скотина! — взревел Можер, делая угрожающий шаг вперёд. — Но, видит бог, моё терпение лопнуло, а потому я сейчас возьму тебя за шиворот и понесу, как щенка, а потом скажу королю, что этот кусок мяса вздумал задерживать у ворот башни сына Ричарда Нормандского!
Толстяк выпучил глаза, поперхнулся, мгновенно побледнел, потом, не сводя испуганного взгляда с грозного посетителя, боком попятился к дверям и, раскрыв их, тотчас исчез.
— Что это с ним? — спросил Можер у первого стража и вдруг увидел, как тот тянет из ножен меч.
Можер поглядел на другого; тот последовал примеру своего напарника.
Нормандец повернулся к монаху:
— Какие-то чудные эти парижане! Будто я собираюсь их убивать. Зачем они вытащили мечи?
Он вновь обернулся к стражникам и поневоле отступил: оба с копьями наперевес шли прямо на него, мечи грозно сверкали на солнце, в глазах горела решимость.
— Ах, вот оно что! — вскричал Можер. — Значит, так у вас в Париже принято встречать гостей? Что ж, принимаю вашу игру, бездельники! Ох, и давно же чесались у меня руки поработать моим Фондремоном, клянусь сандалиями своего прадеда!
И, выхватив меч, нормандец бросился на обоих стражников.
Завязалась борьба. Стали собираться любопытные, но, одёргиваемые соседями, торопливо уходили прочь. На шум из караульного помещения выбежали ещё двое вооружённых воинов и бросились на Можера. Он едва успевал уходить от ударов, помогал щит. Тут вмешался Рено. Подняв высоко над головой распятие, подобранное им у места экзекуции, он крикнул:
— Остановитесь именем Христа! Господь запрещает кровопролитие, ибо Он водворил повсюду мир! Божья кара ждёт ослушника, и настигнет его проклятие Господа!
Сражение тотчас прекратилось, но было уже поздно: нормандец ранил одного из нападавших, и того унесли в караульную башню.
— Эх, монах, поторопился же ты! — с сожалением воскликнул Можер, в отчаянии рассекая мечом воздух перед собой. — Клянусь рогом дьявола, ещё немного, и мой Фондремон сокрушил бы их всех!
В это время двери широко распахнулись, и на пороге показался какой-то вельможа с обнажённым мечом в руке.
— Святые угодники! Можер?! — вскричал он, увидев нормандца. — Твой меч в крови... Тебя пытались убить?
— Если вы об этих остолопах, герцог, — кивнул Можер на стражников, убирая меч в ножны, — то им ещё повезло. Господь Бог вмешался и спас жизни этим несчастным. Одному, правда, не поздоровилось.
— Как ты здесь оказался?
— Приехал навестить свою матушку.
— Чего ради тогда устроил здесь побоище?
— Мне показалось это единственным способом попасть к королю. Слов эти истуканы, кажется, не понимают, особенно вон тот, плешивый, что стоит за вашей спиной.
Вельможа убрал меч:
— Идём скорее, тебя давно ждут! — потом громко объявил: — Я герцог Генрих Бургундский! Именем короля приказываю пропустить этого человека! — и он кивнул в сторону нормандца.
Стражники, давно уже убравшие мечи, застыли у входа, прижимая к себе копья. Толстяк попятился, опять же боком, и мигом юркнул за спину одного из стражей, но Можер, протянув руку, тотчас вытащил его оттуда.
— Если ты ещё раз вздумаешь переступить мне дорогу, плешивый прихвостень сатаны, клянусь его рогом, я отправлю тебя к нему! И запомни, я долго собираюсь пробыть в Париже, а потому советую тебе хорошенько меня запомнить, дабы не оказаться раньше времени на приёме у Вельзевула.
Генрих Бургундский от души расхохотался.
Толстяк склонился в поклоне и больше уже не поднимал головы.
Оба — Генрих и Можер — уже вошли в двери, как вдруг нормандец остановился.
— А монах?..
— Какой монах? — не понял герцог.
— Которого я привёл с собой! Я совсем о нём забыл, — он обернулся: — Рено! Что ты там застрял? Иди скорее сюда и не отходи от меня ни на шаг. Забавный малый, мне он понравился, — сказал герцогу.
— Где ты его взял?
— Нашёл на одной из улиц. Беднягу чуть не растерзали, кажется, он назвал кого-то из святых свиньёй.
— Откуда он? Похоже, странствующий монах.
— Из монастыря. Хочу оставить его при себе. Ну а здесь, я думаю, он найдёт себе занятие?
— Как раз то, что нужно! Дворцового священника переманил к себе епископ.
— И тот посмел уйти от короля?
— Епископ и король воюют друг с другом, хотя внешне и не подают виду. Каждый из них хочет властвовать в юроде. Вот и мечутся иные в поисках силы и местечка потеплее.
— Ты слышал, Рено? — повернулся Можер к монаху. — Теперь будешь жить во дворце. Согласись, это всё же лучше, чем подставлять спину под плети какого-то викария. Что касается работы, то всегда найдутся желающие послушать слово Божье и исповедаться в грехах. Не так ли, герцог?
Тот, улыбнувшись, кивнул.
— Да пребудет с тобой Господь и да продлит Он твои дни, граф Можер. Да обойдут тебя стороной горести и хвори, — смиренно произнёс брат Рено, осеняя своего благодетеля распятием. Потом поглядел на герцога.