Страница 60 из 86
Она судорожно выдохнула и глухо произнесла:
– «И под землёю скоро уснём мы все, кто на земле не давали уснуть друг другу».
– Что это?
Папаше нравилось, когда ему устраивали поэтические вечера, я не понимаю?
– Одно очень грустное стихотворение почти четырёхвековой давности.
Я иронично приподняла бровь, выдохнув облако ментолового дыма.
– Так вы не просто шлюха, как о вас говорят, а гейша, раз читаете по памяти стихи?
– А вы не просто бессердечная дрянь, у которой денег куры не клюют, как о вас говорят, раз прячете слёзы за стёклами тёмных очков? – спросила она с той же интонацией.
И кто меня только так отрекомендовал, интересно? Я бросила окурок под ноги, раздавив его каблуком сапога. Мы переглянулись.
– Меня зовут Линвиль, но не потому, что среди моих предков можно найти аэлвов, а потому, что мифический папаша аэлв куда лучше, чем реальный папаша алкоголик. И я училась на художницу, – сказала она, протягивая мне маленькую ладонь, на среднем пальце блеснуло в солнечных лучах тонкое золотое колечко.
– А я, действительно, бессердечная дрянь, но ко мне можно на «ты», – сказала я, сжав её горячие пальцы, потом покосилась на мотоцикл и добавила: – Будем надеяться, этот рыдван выдержит двойную нагрузку.
***
– Поэтому, – завершила я басню непременной моралью, – ответ на твой вопрос: ничего не делать. Если ты или твои родственники не скрытые миллионеры, то – извини, – развела руками я.
Нилас уныло кивнул. Меня же несло дальше по бурным волнам словоблудия:
– Не мне разводить расистско-видистские разговорчики, но чушь это всё, ничего путного из таких отношений не выходит.
Ага, кому, как не мне, это знать. Три долбанных недели!
Цвиэски зашипела, но не потому, что хотела придать мрачности моему повествованию, а потому, что я, ёрзая на холодной каменной ступеньке, придавила ей хвост. Я пересадила брыкавшуюся ящерицу на колени и продолжила: