Страница 21 из 25
Методичные, упорные просьбы, ходатайства о необходимости стимулирования заселения Дальнего Востока русскими и одновременном пресечении или хотя бы ограничении притока иммигрантов из Китая и Кореи, несмотря на безответность центральной власти, повторялись из года в год в течение нескольких десятилетий. Не надеясь, что столица когда-нибудь услышит ее, местная администрация на свой страх и риск в 1902 г. установила собственные нормы национального состава приисковых рабочих. Согласно им, в контингенте приисковых рабочих не менее 50 % должны были составлять русские, остальные 50 % в равных долях – китайцы и корейцы. Местная директива была хотя и строгой, но все же рекомендательной, и силы закона не имела. Хозяева приисков фактически с ней не считались и не проявляли стремления к ее неукоснительному исполнению. Практика осталась прежней. Работодатели предпочитали нанимать за меньшую, чем для русских, зарплату китайцев и корейцев – непьющих, не прогуливающих, не требующих выходных дней, «не отмечающих загульно, как русские, более 100 религиозных престольных праздников, не считая последующего похмелья, не пропивающих заработок до последней копейки и т. д., и т. п.» [Всеподданейшая записка…, 1911, с. 6].
Ходатайства о необходимости разработки и реализации системы мер, ограничивающих китайскую и корейскую иммиграцию, препятствующих распространению на российские дальневосточные владения «желтого засилья», были услышаны центральной властью только после русско-японской войны. В 1907 г. Государственная дума, решая вопрос о сооружении Амурской железной дороги, рекомендовала использовать на ее строительстве исключительно русских, отечественных рабочих. Однако практическое исполнение этой протокольной записи законодателей встретилось с непреодолимым обстоятельством – глубоким дефицитом рабочей силы отечественного происхождения. Руководителям стройки и контролерам соблюдения рекомендаций законодателей пришлось, как говорится, закрывать глаза на повсеместные нарушения благого начинания. В июне 1910 г. Госдума приняла закон, запрещающий наем иностранцев на так называемые казенные работы. В какой-то мере этот запрет воздействовал на национальный контингент рабочих на казенных золотых приисках, но бо́льшая, подавляющая часть золотых приисков на Дальнем Востоке находилась в частном владении, и поэтому в целом все осталось в прежнем состоянии. От «желтого засилья» никак не удавалось защититься и избавиться не только на приисках, но и на сугубо казенных работах. Рабочих рук не доставало повсюду, и взять их в достаточном количестве было неоткуда, кроме как из Китая и Кореи.
Насколько эти меры по защите высших государственных интересов и одновременно по поддержке русской рабочей силы в конкуренции с «желтой» оказались практически эффективными, весьма наглядно свидетельствуют данные 1912–1913 гг. о фактическом составе рабочих на приисках Амурского, Зейского и Буреинского горных округов. В 1912 г. доля русских на приисках этих округов составляла 11,3 %, в 1913 г. – 12,2 %, при этом абсолютная численность их уменьшилась с 2829 чел. до 2747 чел., соответственно. Произошла также и убыль рабочих-корейцев на 522 чел., и относительная величина их уменьшилась с 9,7 % до 8,8 %. И наоборот, численность рабочих-китайцев увеличилась почти на четверть тысячи и составила 16 939 чел., т. е. 79 % более чем 21-тысячного контингента приисковых рабочих [Приложение…, 1915, с. 60]. Одновременно с многократным количественным перевесом китайцев и корейцев, русские вытеснялись или уходили из сферы непосредственного производства и закреплялись, как на последних рубежах тотальной ретирации, в должностях низших приисковых служащих, учетчиков, нормировщиков, караульных, рабочих золотоприисковых и разведочных геологических партий.
3.4. Последствия формирования китайского рабочего класса на территории России
По мере количественного роста китайских и корейских иммигрантов происходили заметные и весьма настораживающие русских предпринимателей и беспокоящие администрацию изменения социального поведения рабочих желтой расы. Предпочтительность выбора при найме на работу в пользу китайских и корейских иммигрантов, кроме дешевизны их труда, определялась еще и их социальной бессловесностью, покорностью, готовностью на любую работу на условиях, диктовавшихся нанимателями. В сравнении со «строптивыми» русскими, постоянно чем-нибудь недовольными – расценками, тарифами, замерами выполненных работ, точностью начисления зарплаты, вычетами за питание, прогулы и т. д. – китайцы и корейцы безропотно адаптировались к любым установлениям приискового начальства.
Однако в начале XX в. абсолютная бесконфликтность «желтой рабочей силы» стала неумолимо уходить в прошлое. Прежде мелкие и достаточно податливые, согласные почти на любой режим работы и ее оплаты китайские рабочие артели по мере увеличения иммигрантского притока повсеместно объединялись в более крупные, насчитывающие 120–150 чел. Одновременно складывалась их внутренняя административно-организационная иерархия. Непосредственное руководство малой артелью, обычно не более 10 чел., осуществляли староста и повар. Старосты малых артелей избирали из своего состава говорящего по-русски старшину объединенной большой артели. Ему поручалось вести и разрешать с русской администрацией весь круг вопросов, связанных с общими интересами большой и малых артелей и личными – отдельных их членов. Глава объединенной артели и помогающие ему конторщики вели лицевые счета на каждого члена артели и содержались на индивидуальные взносы от двух до трех рублей в месяц с каждого артельщика, что с учетом среднемесячного заработка в 27 руб. составляло около 10 %.
Профессиональная самоорганизация инонационального населения – выходцев из соседней 400-миллионной империи – воспринималась местной властью и работодателями с возрастающей тревогой. Сплоченность, солидарность китайских рабочих предвещала близкий конец бесправной покорности «желтой рабочей силы», ранее безропотно соглашавшейся на предельно низкие тарифы оплаты труда. Результаты национально-профессиональной самоорганизации китайцев проявились весьма скоро. В августе 1910 г. забастовали 200 китайских рабочих на Селемджинском прииске Королева. Увещевания, обещания и угрозы продолжались целую неделю, но упорство забастовщиков оказалось сильнее. В конечном счете, прибывшая полицейская команда арестовала забастовщиков и отконвоировала их за пределы «золотой тайги». Для хозяина прииска это была «пиррова победа»: в самый разгар сезона золотодобычи он остался без рабочей силы.
Максимальной численностью рабочих – иммигрантов из Китая и Кореи отличался частновладельческий сектор в золотодобывающей и горной промышленности Амурской области. По данным на 1911 г. в этих структурах работали 16,7 тыс. китайцев и корейцев, составлявших 88,4 % от суммарной численности занятых в горном производстве. На кирпичных заводах на долю русских рабочих приходилось 12,8 %, остальные рабочие места оккупировались китайцами и корейцами. В структурах городского хозяйства Благовещенска из 547 чел. персонала 410, или 75 % составляли китайцы и корейцы. В лесной промышленности относительная величина рабочих желтой расы превышала 69 % [Материалы… Вып. II, 1912, с. 113].
Не менее впечатляющая картина экспансии «желтой рабочей силы» складывалась в казенных, государственных учреждениях и ведомствах. На строительных объектах военного министерства в Амурской и Приморской областях численность рабочих желтой расы более чем в 1,6 раза превосходила аналогичный показатель отечественных рабочих. Китайцы и корейцы составляли почти половину контингента рабочих, занятых на сооружении Уссурийской железной дороги и в системе МВД, учреждения которого также принимали участие в железнодорожном строительстве. В целом из общего числа 113,1 тыс. рабочих, задействованных в казенных, частных и общественных производственных структурах Амурской и Приморской областей 44,6 тыс., или более 39 %, составляли корейцы и китайцы, причем последних было в 8–9 раз больше, чем выходцев из Кореи [Материалы., 1912, с. 113].