Избранное

Перед приговором

9 ноября

Мрачное представление на подмостках германского Верховного суда близится к развязке. Уже близка расправа, пахнет кровью. Накалена до крайности атмосфера в судебном зале и вокруг него. Не остается никаких иллюзий относительно намерений, какие имеет фашистское руководство в отношении судьбы своих четырех пленников. Об этом говорят полученные мною точные сведения из верных источников, это подтверждается открыто кровожадным тоном, который приняла за последние три дня фашистская пресса. Она требует четырех голов и требует их немедленно без всякой дальнейшей проволочки.

Шестого ноября в правящих кругах Берлина возник проект — свернуть процесс до 10-го, окончить его «коротким замыканием», проведя прения сторон в один день с тем, чтобы 11-го в ночь перед выборами приговор был приведен в исполнение.

На быстрой и короткой расправе особенно настаивает группа Геринга. В ускоренном окончании процесса и немедленной казни приговоренных эта группа видит единственный выход из того международного скандала, в который превратилось выступление Геринга на суде.

Скандал этот действительно не утихает, а, наоборот, разливается все шире. Буквально вся мировая печать ужаснулась цинизму, с которым Геринг разговаривал со своими жертвами. Английская, американская, французская пресса в лице своих влиятельнейших органов заявляет, что достоинство Германии как государства опозорено картиной заседания Верховного суда, который публично позволяет грубо оскорблять беззащитных подсудимых, угрожать им смертью, и сам приходит в этом на помощь оскорбителю.

Не менее позорным представляется открытое лжесвидетельство г. Геринга. Не говоря уже о лживом выпаде по адресу Советского Союза, — выпаде, от которого германское правительство вынуждено было отмежеваться, — свидетель Геринг нарушил присягу и не моргнув глазом многократно солгал в своих показаниях.

Группа Геббельса, не расходясь с группой Геринга в отношении необходимости смертного приговора и быстрой казни, считает более правильным довести формально процесс до конца. Сам Геббельс решил поправить Геринга и в своем выступлении на суде принял «пропагандистский» тон, вступив в развязную дискуссию с Димитровым. Он грациозно разъяснял, что только по чистой случайности все фашистские министры прервали свои разъезды по стране и очутились все поголовно в Берлине именно в день пожара. Национал-социалистская партия, по заявлению Геббельса, никогда не имела никакого отношения к террору.

Выступлением Геббельса организаторы процесса закончили парад всех сил. Все прошли на суде: полицейские фашистские громилы, мелкие и крупные лжесвидетели, подлинные поджигатели, наемные убийцы-провокаторы, троцкисты, национал-социалистские агитаторы.

Парад окончен, больше показывать нечего. У тюремщиков остался один-единственный аргумент: казнь четырех людей, повинных только в том, что они принадлежат к лагерю врагов фашизма и открыто и мужественно об этом заявляют.

Настали дни, когда пролетарская общественность всего мира должна не спускать глаз с фашистского судилища. Надо поднять все силы в мире, чтобы остановить руку палача, занесенную над головами четырех товарищей.

Председатель и прокурор нервничают

14 ноября

Ван-дер-Люббе заговорил — к большому изумлению присутствующих на суде и крайнему неудовольствию самого суда. Может быть, в суматохе выборов кто-то забыл воткнуть голландцу очередной шприц скополамина или по другой причине, но со вчерашнего дня главный подсудимый проявляет признаки оживления и желание говорить. Это настолько не по вкусу председателю, что он открыто зажимает Ван-дер-Люббе рот, предлагая задавать ему как можно меньше вопросов, «чтобы не переутомить его».

И в самом деле, то, что сказал Ван-дер-Люббе за одно только заседание, никак не улыбается суду. На вопрос, где он был накануне пожара, Ван-дер-Люббе отвечает:

— У национал-социалистов.

Председатель, напирая на голландца, устанавливает, что национал-социалисты, у которых был Ван-дер-Люббе, — это всего только национал-социалистское собрание.

Димитров рядом вопросов, адресованных Ван-дер-Люббе, установил, что в Геннингсдорфе было множество национал-социалистов, с которыми тот якшался. «Я убежден, что мост, соединяющий Ван-дер-Люббе с рейхстагом, ведет через Геннингсдорф», — говорит Димитров.

Председатель суда и прокурор обнаруживают особенную нервозность, когда Димитров продолжает задавать Ван-дер-Люббе четко сформулированные вопросы, требуя ясного ответа.

Д и м и т р о в. Приходилось ли Ван-дер-Люббе сталкиваться с коммунистами, бывать в их обществе во время его странствования по Г ермании?

В а н-д е р-Л ю б б е. Нет.

Д и м и т р о в. Почему вы в течение всего процесса молчали?

В а н-д е р-Л ю б б е. Не могу точно объяснить…

Д и м и т р о в. Кто виноват в вашем молчании? Вы боитесь кого-нибудь выдать?..

Тут вмешивается защитник Ван-дер-Люббе Зей-ферт и просит суд запретить Димитрову задавать вопросы, так как это может неблагоприятно повлиять на состояние его подзащитного. Председатель удовлетворяет просьбу Зейферта. Прокурор облегченно вздыхает.

Более чем подозрительны показания национал-социалистского депутата Альбрехта, который, как выяснилось, был в здании рейхстага до самого пожара и выскочил уже из горящего здания. Он был допрошен 24 марта и больше никуда не вызывался. В обвинительном акте о нем не сказано ни звука.

Альбрехт рассказывает длинную, путаную историю. Он живет рядом с рейхстагом. 27 февраля он был болен гриппом. Узнав о пожаре, он кинулся, несмотря на болезнь, в рейхстаг, чтобы спасти находившиеся там в ящике какие-то его личные документы семейного значения. При выходе его было задержали, но при предъявлении депутатской карточки немедленно выпустили. На вопрос Димитрова, где свидетель пропадал во все время следствия и суда, Альбрехт, улыбаясь и пожимая плечами, отвечает, что его никуда не вызывали, а сам он никуда «соваться» не считал нужным.

В связи с «воскрешением» Ван-дер-Люббе (неизвестно, сколько оно продолжится) было бы весьма важно допросить его по поводу двух фактов, опубликованных вчера голландской прессой.

Факт первый. Газета «Нюве Роттердамше курант» устанавливает, что Ван-дер-Люббе лично получал в Голландии свою инвалидную страховку в то самое время, когда он согласно материалам следствия должен был бы сидеть с Димитровым в Берлине в отеле «Байернгоф». Председатель и правление банка государственного страхования в Амстердаме удостоверяют, что 4, 11, 19, 25 октября и 1 ноября 1932 года Ван-дер-Люббе лично являлся в банк за страховой пенсией. Эти даты полностью опровергают показания официанта Г ельмера о якобы встречах Ван-дер-Люббе с Димитровым в Берлине.

Второй факт. Голландская же газета «Хет Фольк» сообщает, что голландец-бродяга Гаан был, по его личному показанию, в марте 1932 года увезен на автомобиле несколькими лицами, назвавшими себя немецкими полицейскими чиновниками, в городок Дюрен.

Здесь чиновники допрашивали его и показали ему фотографию, сказав: «Теперь вам надо хорошо изучить эту фотографию. Это — Торглер». Гаан сказал, что никогда не видел этого человека.

На это ему ответили: «Очень жаль. Германское правительство дало бы две тысячи гульденов, если бы вы опознали этого человека. Вас сейчас же повезли бы в Берлин и там допрашивали на суде как свидетеля».

Как известно, экспедиция германских полицейских дала самые печальные результаты в смысле поставки свидетелей из Голландии.

Начинается третий этап

лейпцигского «судилища»

21 ноября

Завтра в Лейпциге возобновляется судоговорение о поджоге рейхстага. Статья в газете «Ангриф», содержащая признание невиновности четырех подсудимых лейпцигского процесса, явилась ударом прежде всего по самой германской прессе, с тупым усердием в течение двух месяцев отстаивавшей идиотизм, лжесвидетельства лейпцигского судилища. Резкий поворот без предупреждения оставил в дураках эту бравую газетную армию.