День рождения

— Возвращайтесь живые, здоровые, сынки, — приговаривает Малика. — Если встретите там Миннигали и Тимергали, передайте привет родительский. За нас пусть не беспокоятся…

Так она обошла всех и каждому давала откусить по маленькому кусочку от большого, испеченного в золе хлеба. Это был старый обычай.

— Остальное останется здесь, — приговаривала мать. — И эта оставшаяся доля притянет вас к родному дому.

Хабибулла всегда немного посмеивался над суеверием жены. «Ох темная же ты, старуха! — думал он. — Так и прожила с верой в разную чепуху. Наверно, грамотные сыновья постыдились бы твоей темноты, если бы слышали…»

Наконец подводы с мобилизованными тронулись. Закричали, заплакали, побежали следом люди.

— Пусть всегда с вами будет. Хазыр-Ильяс![22]

— Возвращайтесь с победой!

Хабибулла шел немного в стороне. Когда дошли до конца деревни, он сказал председателю колхоза:

— Салим, брат, наверно, я поеду провожатым?

— Зачем? — удивился Гайнетдипов.

— Дело у меня есть в районе…

— Ну вот и хорошо, агай, садись на переднюю подводу. За мальчишками-кучерами глаз будет,

Хабибулла подошел к жене, которая шла в группе женщин.

— Меня посылают провожатым, — сказал он ей и бросился догонять переднюю подводу.

Кто-то из парней неумело играл на гармошке, около него шли девушки и пели. Матери продолжали плакать, провожая сыновей. Все это казалось Хабибулле страшным сном. Только ужасы, которые видишь во сне, минутные. Проснешься, и нет их. А здесь другое. Война. От нее не избавишься. Никого она не пощадит. Бесспорно одно: советский народ победит, он не склонит головы перед фашистскими захватчиками. В такое время никто не должен стоять в стороне, не имеет права. Нужно работать и работать, сколько есть сил.

Улица в райцентре, где располагался военкомат, была полна народу. Хабибулла удивленно хлопнул, себя по ногам:

— Аба-а-а, чисто стерлитамакский базар! Проехать негде!

— Дальше не надо, агай. Высаживай нас здесь и поворачивай назад, — сказал Сабир.

Солнце палило нещадно. Хабибулла привязал лошадь к плетню, положил перед ней сена и пошел следом за односельчанами.

Улица была битком набита мобилизованными и провожающими. Из репродуктора на уличном столбе неслась музыка. Если бы не хмурые лица людей, было бы похоже на праздник.

У военкомата их остановил небольшого роста, загорелый молодой лейтенант:

— Вы откуда?

— Из Уршакбаш-Карамалов.

— Ага… — Лейтенант показал на группу людей, расположившихся справа от сада: — Туда идите!

Расставшись с односельчанами, Хабибулла почувствовал невыносимую тоску в сердце. Несколько слезинок скатилось по бороде. Он стыдливо смахнул их и вытер глаза. Немного постоял, чтобы прийти в себя, затем вошел в здание военкомата. Там тоже было много народу. Они что-то говорили друг другу, что-то объясняли, приказывали. Трудно было понять, кто кому здесь подчинялся.

Хабибулла сунулся туда-сюда, но, так и не найдя человека, который мог бы решить волнующий его вопрос, направился в кабинет военного комиссара.

За длинным столом сидели люди. Майор, объяснявший им что-то, умолк сразу и уставился серыми усталыми глазами на вошедшего:

— Вам что нужно?

— Вы нужны.

— По какому делу?

— Вы меня выслушайте. У меня два сына, оба на фронте. Воюют против немецких захватчиков. Кровь проливают.

Усталое сердитое лицо военного комиссара сразу смягчилось.

— В чем ваша просьба, агай?

— Не просьба, требование! — Хабибулла решительно махнул рукой, чтобы придать больше убедительности своим словам: — В такое время я должен быть рядом с сыновьями. Пошлите меня на фронт!

— Сколько вам лет? — спросил майор.

Хабибулла ответил уклончиво:

— Какое это имеет отношение к войне? Я чувствую, что вполне годен к службе.

— И все же сколько вам лет? — настаивал майор.

— Пятьдесят семь.

— Ваш возраст не призываем, агай. Если очередь дойдет, сами вызовем. До свидания!

Никому не рассказал старый Хабибулла о посещении военкомата. Он подобрал остатки сена под ногами своей лошади, проверил, все ли подводчики на месте, и сел на телегу:

— Ну, поехали домой!

За ним тронулись другие подводы.

К вечеру стало прохладнее. Природа вокруг вздохнула и ожила. Распрямились травы и листва на деревьях. Взлетели к небу ласточки — птицы словно ожили после жары, как после спячки.

Конечно, трава, звери и птицы живут лишь собственными маленькими интересами и заботами. Что им до страданий людей, до старого Хабибуллы, у которого огонь горит в сердце, когда он думает о судьбе своей земли?! Что там птицы, люди не поняли, с каким святым желанием пошел он в военкомат! Не взяли па службу. Напрасно, между прочим… Почему только молодые должны защищать Отечество? Ошибаются они там, очень ошибаются!..

Лошадь потянулась к мягкой сочной траве на обочине дороги. Хабибулла дернул вожжи, взмахнул кнутом. «Нехорошо получилось в военкомате. Сказал, что оба сына на фронте. Но Тимергали — это точно, а Миннигали — еще не известно. Да нет, Миннигали не выдержит, обязательно прорвется на фронт, — подумал он, и снова поднялась в его сердце гордость за своих сыновей. — Нет, такие сыновья, как у нас с Маликой, не подведут!»

Часть вторая

I

После смены Миннигали, не заходя в общежитие, поехал к Рашиду. На душе у него было очень неспокойно: никаких известий от брата. Баку, погруженный в темноту, выглядел необычным, таинственным. На улицах было много народу, мужчины по большей части в военной форме. На перекрестках, у проходных фабрик и заводов дежурили милиционеры. Троллейбусы стояли. Только перезванивались битком набитые людьми трамваи. Миннигали вскочил на подножку. Внутрь пройти не смог, так и ехал, держась одной рукой за поручень, на весу.

Дом Рашида стоял напротив исторического музея. Когда Миннигали подошел к воротам, навстречу легким быстрым шагом вышла сестра Рашида, Лейла.

— Рашид дома? — спросил Миннигали.

Девушка покачала головой:

— Рашид уехал на фронт.

— На фронт?

— Вчера прибежал, собрал вещи в мешок и убежал. Даже чай пить не стал.

— Может, я еще успею его найти?

— Их уже вчера вечером отправили из Баку,

— А куда отправили?

— Не знаю.

— Рашида взяли, а меня нет. Я уже пять раз ходил в военкомат. Не хотят даже разговаривать.

— Если вы все уйдете на фронт, кто же будет работать? На нефтяных промыслах тоже нужны люди, — сказала Лейла.

— Сколько моих сверстников уже взято в Красную Армию! Почему я должен оставаться здесь? Это нечестно! Завтра утром опять пойду в военкомат. Пока не добьюсь своего, не перестану ходить!

— Ох и горячий ты! Я и не знала. Как только Закия тебя такого любит? — пошутила девушка.

Миннигали отмахнулся:

— Я просто так… Душу отвожу…

— Ладно, не оправдывайся. — Лейла подхватила смущенного парня под руку: — Пошли к нам.

— Давай лучше здесь постоим.

— Дома никого нет. Мама в ночную смену. Посидим поговорим. Без Рашида скучно…

— Да, жалко, что мы не вместе, он настоящий друг.

— А я? Разве я тебе не друг? — В голосе Лейлы прозвучала печаль. — Как будто меня и нет вовсе.

— Что ты говоришь, Лейла!

Лейла перебила его:

— Молчи уж. У тебя есть Закия.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — сказал Миннигали.

— Не торопись. Что там тебе приготовили в общежитии? Если на фронт возьмут, кто знает, придется встретиться или нет.

— Домой к вам не будем заходить, ладно? Давай в саду посидим, хочешь?

Миннигали не знал, о чем говорить. Он даже пожалел, что остался. Зачем дал себя уговорить? Надо было уйти. Конечно, ей скучно одной. Не знает, как провести свободное время. Совсем еще девчонка, девятиклассница, а хочет показать, что взрослая.