День рождения

Мысленный разговор с отцом успокоил Миннигали. Он вытащил из-под железной кровати, стоявшей у стены, свой фанерный чемодан, высыпал оттуда всякую мелочь и стал укладываться.

В комнату быстро вошел Рашид, новый бакинский друг Миннигали. Они работали вместе и крепко подружились в последнее время. Отец Рашида тоже был нефтяником.

— Аба-а-а! Ты куда собираешься?

— Какие новости в городе? — вопросом на вопрос ответил Миннигали.

— Митинги. Везде митинги. Про войну говорят. А ты зачем вещи собираешь?

— Все ненужное отправлю к родителям. Пойду в военкомат. Буду проситься на фронт.

— Думаешь, возьмут?

— Конечно.

— А на работе знают?

— Если в военкомате вопрос решится, то держать не будут.

— Ты сегодня в ночную?

— В ночную.

— А в военкомат когда?

— Вещи уложу, и айда на почту, а оттуда — в военкомат.

Лучи утреннего солнца сквозь растворенное окно проникали в комнату и косыми квадратами ложились на пол. В ветвях старого тополя с гомоном копошились воробьи. Все было как в любое другое утро. Но что-то изменилось. Остались позади беззаботная юность, счастливые и радостные дни. Что ждет впереди? Сколько продлится эта проклятая война?

Рашид безмолвно следил за каждым движением друга, видел его лицо, на котором появилось выражение какой-то внутренней сосредоточенности и даже суровости.

— Я тоже пойду в военкомат! Возьмут меня? — спросил Рашид.

— Не дорос еще.

— Полтора месяца можно добавить. Если подождешь меня дня три-четыре, вместе пойдем в райвоенкомат.

— Тебе еще дома надо поговорить…

— Отец не будет против. Вот только мама… Мама другое дело… — Рашид задумался, а затем решительно махнул рукой: — Э, не буду пока голову ломать. Она тоже согласится, если узнает, что мы вместе идем.

Они уже собрались идти на почту, как вдруг в окно заглянул черноусый, перепачканный мазутом рабочий:

— Губайдуллин, тебя в контору вызывают. Велели срочно явиться.

— Кто велел? — Миннигали приблизился к окну,

— Директор.

— Зачем вызывает?

— Не знаю.

Миннигали больше не допытывался. Он засунул узлы под кровать, наспех привел комнату в порядок, затем обнял за плечи Рашида, который с печальным видом сидел на табуретке:

— Ну, давай прощаться?

— Нет. Я тебя дождусь, — сказал Рашид.

— Может, я не скоро приду…

— Все равно буду ждать.

Оставшись в комнате один, Рашид вдруг подумал, что ведь ближе Миннигали у него нет друга. Прямой, честный. Верный товарищ. А как быстро он научился говорить, писать и читать по-азербайджански, и это помогло ему за короткое время сдружиться со многими ребятами и товарищами по работе.

Время шло очень медленно.

Рашид не знал, куда себя девать от скуки и вынужденного безделья. Глядя в окно, он вновь подумал о Миннигали, припомнил день их первой встречи. Возвращаясь из школы ФЗУ, Рашид зашел в городскую библиотеку. За длинным столом, обложившись журналами, сидел незнакомый парнишка. Он был широкоплеч, ладно сложен, одежда на нем была необычной: казакин, шерстяные чулки и лапти.

Рашид запомнил его хорошо и узнавал при встрече на улицах Баку. Однажды он подошел к нему и спросил, откуда тот приехал. Слово за слово, и завязалось знакомство, а потом и дружба…

Приближался полдень. Миннигали все еще не было. Не случилось ли с ним какой-нибудь неприятности на работе?

Рашид начинал беспокоиться, даже! раза два выходил на улицу. В конце концов терпение его лопнуло, и он решил идти в контору Азнефти. Но в это время вернулся Миннигали.

— Задержался я. Не сердись. Уход на фронт откладывается.

— Как? Почему откладывается?

— В конторе ничего не вышло, я пошел в военкомат… Там сказали, что наш год пока не берут. Отказали. Ходил к секретарю комсомола и секретарю парткома — тоже не помогло…

— Мы же решили вместе ехать, а ты без меня ходил, — упрекнул Рашид.

— Понимаешь, я бы не пошел, но в конторе свои планы относительно меня. Я прихожу — они мне суют бронь и переводят в городок Сабунчи! Я, конечно, сразу побежал в военкомат. Но и там, как видишь, не получилось. Говорят, иди обратно, добывай нефть…

— И ты согласился? — спросил Рашид.

— Что же мне оставалось делать?

— А зачем тебя переводят в Сабунчи?

— Работать в карьере, где камень добывают. Назначили мастером в бригаду из пятнадцати человек. Там же и жилье дают.

— Когда переезжаешь?

— Сегодня.

Рашид, уже успевший приучить себя к мысли, что они вместе уйдут на фронт, повесил голову:

— Значит, у нас ничего не вышло.

— Ладно, не горюй. — Миннигали пытался успокоить друга: — Меня туда временно переводят, вернусь и опять буду добиваться своего. А пока надо набраться терпения. Что же делать? Разве я поменял бы работу нефтяника на вывозку камня, если бы это не имело отношения к обороне? Камень нужен срочно на военное строительство!

Рашид хорошо понимал, что Миннигали этим самым старается убедить и успокоить самого себя, поэтому ничего не сказал. В этот же вечер Миннигали переехал в городок Сабунчи, а сердце все не унималось, рвалось на фронт, где его брат сражался с фашистами.

XXV

Из колхоза «Янги ил» многие мужчины ушли на фронт. Они уже воевали. А в конце июня повестки получили еще несколько человек.

Народ собрался возле правления, чтобы проводить односельчан. Как всегда, при проводах было шумно, женщины громко плакали, кто-то проклинал фашистов, кто-то пел.

Хабибулла стоял в сторонке. Он не знал, что с его сыновьями, и потому на душе у него было тревожно. «Сколько слез! Что еще суждено испытать людям? Жили-то как! Свободно, не зная никаких тревог и горя. Почему на нашу голову свалилась эта беда? Мы же никого не трогали. Они сами напали на нас. Конечно, они получат по заслугам! Фашистам пощады не будет. Наши богатыри победят, разгромят захватчика! Самые сильные и здоровые мужчины уйдут на войну. Останутся старики, женщины и дети… Много ли с ними наработаешь? А ведь фронту нужны хлеб, мясо… На войне надо хорошо есть».

Гайнетдинов, который исполнял обязанности председателя колхоза, и председатель сельсовета Муса Абдулов поднялись на крыльцо. Рамазан Яруллин взмахнул рукой:

— Товарищи!.. — Голоса стихли. Рамазан помолчал, словно не знал, что говорить дальше. — Товарищи! Пять дней прошло с того времени, когда началась война. Фашистские захватчики двигаются на восток. Враг хочет обратить в рабство советский народ. Но этому не бывать! Мы победим! Потому что мы, советские люди, поднимаемся на борьбу за справедливость… По призыву Отечества мы сегодня провожаем на фронт самых лучших своих джигитов. Они не запятнают доверия народа! Оставшиеся в тылу будут работать и за них, и за себя!

Хабибулла, слушавший оратора с большим вниманием, разволновался. Он тер свой широкий лоб, поправлял шапку на голове, гладил белую бороду. Под конец не выдержал и тоже попросил слова.

— Братья, мой старший уже на фронте, уже воюет! Он ведь на границе. И я провожаю вас, как своих сыновей. Запомните мои слова: беспощадно бейте врага! Если мы всем народом поднимемся, и молодые, и старые, то ему скоро будет конец! Я вам скажу: башкирские джигиты издавна славились. Хорошие воины!.. Правильно я говорю, джигиты?

Прошел гул одобрения, на всех произвели сильное впечатление слова старого Хабибуллы.

От имени уходивших на фронт выступил Сабир. Он был немногословен, но сказал все, о чем думали уходившие на фронт мужчины.

— Мы будем громить фашистов, — в глазах у Сабира вспыхнула ненависть, — а вы здесь пока поработайте за нас! И враг будет разбит!

— Будьте спокойны, джигиты! Колхозники не подведут! — крикнул Салим Гайнетдипов.

Настают минуты прощания.

По давнему обычаю, отъезжающим дарят гостинцы, деньги.

Заплаканная Малика тоже принесла свои подарки. Оба ее сына где-то далеко-далеко, для них вязала она теплые носки и варежки. Но разве не ее сыновья эти джигиты, уходящие на войну? Так пусть согревают их варежки и носки, которые долгими зимними вечерами любовно вязали ее материнские руки!