Страница 21 из 78
Алексей сделал вид, что удар прошел мимо.
— Роман Петрович, вероятно, еще поедет в санаторий, — сказал он, чтобы профессор не торжествовал победу.
Когда Рыжов «зарезал» статью некоего Лучникова, в которой говорилось о новой мебели, Градов покачал седой головой. Через диоптрийные очки по-лошадиному крупные глаза излучали веселое изумление.
— Ох, Леша, Леша, разве ты не знаешь, что Роман Петрович зря ничего не делает. Лучников — начальник мебельного объединения, а Роман Петрович новую квартиру обставляет… Смекаешь?
— Нет, — пожал плечами Рыжов. — Мебелью у нас занимается промотдел.
— А Витухова ты знаешь?
— Нет.
— Это же человек, который ведает путевками в профсоюзах. Он каждый год в благодарность за публикацию своих писулек дает Мазину путевку в санаторий. А ты его информашки зарезал.
— Мне путевки не нужны, — парировал Рыжов. — Всю эту болтовню на вилах потрясти, так ничего не останется. В зубы нечего взять.
— Хвалю за храбрость, но трудно тебе будет, — предупредил Юрий Федорович. — Между прочим, Витухов мне уже пожаловался на тебя.
Юрий Федорович все еще улыбался, а Рыжова уже возмущала улыбка Градова.
— Юрий Федорович, почему какой-то В. Витухов кропает разную лажу, а вы, ответственный секретарь, все это пропускаете в газету и даже гонорар платите? — взбеленился Рыжов.
Градов пожал плечами.
— Черт знает отчего, боимся портить отношения, привыкли, — растерянно вырвалось у него.
— Привыкли, — окрысился Рыжов. — Вот один умный человек говорил, что все пакости в мире происходят из-за равнодушия и равнодушных. Привычка — это тоже равнодушие.
— Ну, я тебя начинаю бояться, — хотел свести все на шутку Градов. — Неистовый ты какой-то.
— Но ведь нельзя, нельзя так! Зачем жить, если подлаживаться? — спросил Рыжов.
Градов не ответил. Слишком глубоко забирал Рыжов.
Обиженного В. Витухова, снабжающего путевками Мазина, видимо, не успокоило объяснение Градова. Это Алексей понял, услышав в телефонной трубке рассерженный голос Мазина.
— Разве можно так относиться к активному автору? Сразу три заметки в архив, — простонал он.
— Активный халтурщик, а не активный автор. Что его жалеть! — с наивной прямотой ответил Рыжов.
— Вы мне разгоните всех.
— Свято место пусто не бывает, — откликнулся Рыжов. Наверное, это была уже не просто дерзость, это было хулиганство, но Рыжов не мог ничего поделать с собой: ему хотелось доказать, что сельхозотдел может и должен быть интересным отделом, иначе зачем он в нем сидит. Зачем он тогда работает в газете?
— Ну как еще можно с тобой разговаривать? — тихо выходя из себя, выдохнул в отчаянии Мазин. — В тебе, я вижу, бродит закваска, заведенная Лютовым.
— Может быть, — откликнулся Рыжов. Это польстило ему. Что касалось работы, Лютов был для него авторитетом, он продолжал считать Олега Васильевича своим учителем, и еще он был убежден, что не один Лютов пример для него. Он должен быть таким же, как Линочка. Обязательно таким!
Во время болезни Мазина Алексей переживал бодрые, наполненные приятной, нужной работой дни, чувствовал себя вершителем полезных дел. Из Крутенки позвонил Серебров, похвалил его за статью о хождении по мукам.
— Ты вот что, Слонушко, напиши-ка еще об удобрениях. Гибнут ведь они на станциях и пристанях, в реку, а не на поля попадают. То транспорта нет, то подъездов.
Рыжов, все такой же энергичный и решительный, отправился по местам разгрузки минеральных удобрений. Ой, чего он увидел, как много порассказали ему кладовщики, грузчики, шоферы!
Статью «Камень плодородия и камень преткновения» он закончил в тот день, когда натосковавшийся в безделье появился в редакции Роман Петрович. Он медленно поднимался вверх по лестнице и улыбался, показывая короткие, скрытые деснами, резцы, принимал поздравления. Радовался он всем, кроме Рыжова. С костылями, завернутыми в бумагу, перехваченную бечевкой (он любил, чтоб все выглядело прилично), Роман Петрович стал в дверях кабинета.
— Вот и я. Ух, надоело болеть. Все у тебя ладно? — спросил он, хотя знал, что не все ладно.
Мазин ушел в свой кабинет. «Теперь будет», — подумал Рыжов.
Мазин, поставив сверток в угол, разделся, прошелся по кабинету. Он готовился к суровому разговору с Рыжовым о разбойничьем отношении к авторам. И поучения были готовы, и угрозы, но он благоразумно не стал заводить этот разговор. Он сходил в архив и взял там статьи, которые безжалостно списал Рыжов.
Алексей ждал, когда Мазин позовет его на расправу, когда прочтет статью, а Роман Петрович не звал. Может, он сразу отдал статью Градову для посылки в набор? Ведь статья получилась очень острая.
— Чего ты все ищешь? — подняв рассеянный взгляд, спросил Юрий Федорович, видя, что Рыжов роется в папке сданных оригиналов. Алексей пожал плечами.
Наконец Мазин позвал его к себе.
— В общем-то чувствуется, что материал собран скрупулезно, — взвешивая на ладони статью, проговорил он. Широкая, как чаша весов, ладонь колебалась под тяжестью статьи. У Алексея пересохло в горле. «Наверное, заставит сокращать, — подумал он. — А я не буду».
— Но мне кажется, что ты зря обобщаешь факты и характеризуешь положение в целом по области. Это ведь значит, что повинны и высшие органы. Сделай лучше по одному району и, как в капле воды, отрази картину, — проговорил Мазин, начав разматывать логическую нить насчет этой самой «капли воды».
Алексей, слушая зава, вдруг увидел на его столе любовно выправленную корреспонденцию Витухова, которую он относил в архив. А на самом уголке стола лежала написанная зоотехническим языком статья профессора. Он понял, что все его старания ушли в песок, ничего не изменилось после бунта. Мазин несокрушим, и Алексею никогда его не одолеть. Роман Петрович показался настолько невыносимым, что захотелось тут же встать и уйти. Но он не встал. Путая логическую нить, тихо спросил:
— Почему вы, Роман Петрович, всего боитесь?
Мазин обиженно удивился.
— Я боюсь?
— Да, вы трусите, как ваш обожаемый Лапшин, — проговорил Алексей, с трудом сдерживая себя.
— Безосновательный вывод, — быстро, как все благообразные люди, заливаясь краской, ответил Мазин и снял очки. Смоляные брови обиженно опустились. Мазин начал протирать стекла носовым платком, видимо, выгадывая время для ответа. Невооруженные глаза казались испуганными. Когда Мазин водрузил наконец очки на нос, взгляд приобрел твердость.
— Я ведь тебе добра желаю, — проговорил он. — Мало ли…
— Зачем мне такое добро? — задиристо воскликнул Алексей.
Мазин обиженно отвернулся к окну. Статья свесилась со столешницы и вот-вот могла упасть. Алексей не дал ей скатиться на пол, он подхватил ее и вышел из кабинета.
Он понес ее к редактору, но Верхорубова на месте не оказалось, и Алексей положил ее на стол: пусть скажет свое мнение Верхорубов.
Когда перед Алексеем легла новая пачка корреспонденций халтурщиков из райгазет, он понял, что больше работать в сельхозотделе не сможет. Надо немедля бежать, проситься в другой отдел. Нет, проситься в другой отдел будет нахальством. И почему проситься? Ведь он готов работать в сельхозотделе. Ведь он здесь нашел свои темы, по-настоящему ощутил свою полезность. При Мазине работать он не сможет. Если бы был в сельхозотделе Лютов или Градов, но это было из разряда мечтаний.
«Хорошо, что у меня есть путь к отступлению, — печально подумал Алексей. — Я неплохо работал учителем, и, наверное, самое разумное — опять учить детей глаголу и прилагательному». Но, честно говоря, идти обратно в школу ему не хотелось и здесь оставаться было нельзя. Алексей взял лист бумаги и написал заявление. Он просил уволить его по собственному желанию.
— Это чего ты вдруг? Ты же очень сильный работник, — недоуменно проговорил Мазин, заглянув в заявление. Запоздалая лесть не тронула Рыжова.
— Не забывайте, я вас заранее предупредил, чтоб с юридической стороны… — напомнил он и, не договорив, махнул рукой. К чему слова?