Страница 39 из 71
Вот так Жамсаран Норбоев оказался в поликлинике. В тот же вечер его положили в стационар. Почти двадцать дней ушло на всестороннее, внимательнейшее исследование… Все бы ничего… Он начал понимать: раз нужно, значит, нужно… Но вот беда, соскучился
по
дому,
по
родному колхозу и, чего скрывать, — истосковался по работе.
Как-то пришел сын, со всей своей оравой — с женой с тремя сыновьями. За ним и дочка с мужем Цыреном, с доченькой, с сыном Жамсараном. Сыну-то дедушкино имя дали… Деду приятно.
Невеселые пришли, мрачные. Сын пытался было пошутить, раза два даже улыбнулся, но никакой беспечности не получилось, сидел, тоскливыми глазами смотрел на отца. Отец вроде
бы еще
больше похудел… Или больничная пижама ему великовата…
Так и сидели… Жамсаран Галданович ласково погладил головки внучат.
—
Все обследуетесь, отец? — спросил, наконец, Ревомир.
—
Сегодня будет консилиум… Какая-то непонятная болезнь напала. Врачи ничего пока не говорят. Сами разобраться не могут. — Отец привычно откинул назад
волосы. — Мать как там? Одна ведь… Вы с нею разговариваете?
—
Вчера звонили. Ничего, говорит. Чувствует себя хорошо. О тебе расспрашивала… Собирается приехать.
—
Ну, это незачем… Вы же здесь, не бросаете отца… Да меня, однако, скоро выпишут.
Энгельсина передала отцу сумку с гостинцами.
—
Снеси в палату, тут тебе и домашнее и к чаю…
Жамсаран Галданович раздал внучатам конфеты, а
пельсины, шоколад…
—
Ешьте, детишки… Деда сладкого не хочет… Не
любит. — И, уже повернувшись к своим взрослым, семейным детям, заметно оживился: — Привозите летом малышей к нам с бабкой… То-то отдохнут, мы их молочком отпоим… Хорошо у нас летом — свежий воздух — и лес, и поле… Окрепнут. — Он вдруг высказал мысль, которая, по всему видно, появилась у него только-только, а созрела давно, — И родному языку научатся… А то куда это годится: буряты, а по-бурятски ни
слова…
Он о чем-то задумался, сказал сыну:
—
Позвони секретарю парткома Чимиту Намсараевичу… Скажи, отец просил передать, что наш инженер колхозный шибко ленив, ничего не желает делать. Скажи, что отец, мол, тревожится… Надо с деляны лес вывезти, который на строительство клуба заготовили… Организовать это надо. Пять тракторных саней, десяток крепких ребят за две недели управятся. Я с мелькомбинатом, понимаешь, договорился, тысячу центнеров комбикормов надо получить, об этом тоже скажи, не забудь… Пускай ко мне Дондок Жамбалов приедет, я ему тут
все растолкую…
А
сам Чимит Намсараевич хорошо бы под свой контроль взял комбикорма. Только не забудь, сегодня же позвони в колхоз. Сегодня же, слышишь?
Сыну очень хотелось сказать отцу, что не об этом надо думать… Без него все сделают, напрасно тревожится… Лечиться надо, о здоровье думать, вот что главное. Но не сказал, зачем огорчать, еще расстроится…
—
Ладно, отец, все исполню. — Сын открыл свой большой портфель. — Вот тебе книги, чуть не забыл. — Он положил на стол воспоминания маршала Жукова и книгу Владимирова об особом районе Китая.
— Спасибо. — Он взял обе книги. Спросил: — Ну, Цырен, какие у тебя успехи?
—
Нормально, — добродушно улыбнулся чернявый Цырен, пряча меж коленями свои крупные рабочие руки… — По-прежнему прорабом… Пока без инженерского диплома, в будущем году защита.
—
Борьбу оставил?
—
Пришлось. Под тридцать ведь… — Он засмеялся, не поймешь — то ли весело, то ли горько. — Молодые парни, разве с такими справишься… Да еще институт… Без борьбы дел хватает.
—
Да еще с детьми надо повозиться, поговорить… У каждого свои дела, свои заботы, свои радости. — Энгельсина довольными глазами посмотрела на племянников, на двух своих, — Они все частенько к нам приходят… Мне-то с маленькой трудновато…
Никто не заметил, как подошла медицинская сестра. Подошла, спокойно сказала:
—
Жамсаран Галданович, вас приглашает врач Раднаев.
Потом обернулась к Ревомиру:
—
А вас доктор просит немного подождать.
—
Хорошо, когда тебя лечит парень из твоего же улуса, — стараясь казаться беспечным, проговорил Жамсаран Галданович. И добавил: — Ведь Аюр Базарович наш земляк.
Перед тем как зайти в кабинет врача, он повернулся к сыну:
—
Не забудь сегодня же позвонить в партком!
Энгельсина вытерла платком слезы. Она едва сдерживала рыдания.
—
Перестань, Энгельсина, — резковато проговорил брат. — Он частенько чем-то напоминал отца.
—
Ты, ахай[16], или слепой, или у тебя нет сердца… Неужели не видишь, как плох отец?
Да, врач Раднаев обычно говорит больному о его болезни. Когда больной узнает правду, уже не только врач, а оба они — и врач, и больной сознательно и в одинаковой мере ответственно борются с болезнью. Больной становится активным, в полной мере и в высшей степени заинтересованным соратником врача.
Аюр Базарович Раднаев почти всегда так и поступает… Ну, бывают, конечно, случаи, иногда приходится отходить от этого правила: встречаются больные с повышенной, что ли, эмоциональностью, легко возбудимые, легко ранимые, очень мнительные… Очень редко, но встречаются иногда и набожные старухи, которые считают, что болезнь послана им господом-богом, что они таким образом «расплачиваются за грехи»… Во всех этих случаях совершенно незачем сообщать больному о тяжести его заболевания. Это может принести непоправимый вред.
Теперешний случай совершенно особый. И Аюр Базарович в совершенной растерянности. Он вторые сутки не находит себе места, не знает, как ему быть, как повести себя с больным, который вот он, уже в ординаторской, сидит возле его стола и ждет приговора. Отец его близкого друга. Одноулусник. Всеми уважаемый… Добрый семьянин, прекрасный человек…
Врач тянет время, делает вид, что внимательно рассматривает рентгеновские снимки. Он уже до этого много раз изучил каждый снимок… Запущенная форма рака. Врачи говорят в таких случаях — неоперабельный рак. Да, проклятую опухоль не удалишь, не вырежешь…
Метастазы расползлись, поразили все внутренние органы — желудок, кишечник и, по-видимому, печень…
—
Ну что, Аюр? — услышал он вдруг вопрос Жамсарана Галдановича. — Что, дорогой товарищ, почему прячешь от меня глаза? Ты ведь не провинился, правда? Ну, говори прямо, что у меня?
И даже попытался улыбнуться… Аюр Базарович растерянно посмотрел на него, зачем-то снял очки…
—
Отец Ревомира… Как бы это сказать… Ваши анализы несколько… Ну, не очень они хорошие.
Жамсаран Галданович уперся руками в колени, подался вперед и, не мигая, смотрел врачу в глаза. На висках у него вздулись, пульсировали жилы: значит, часто стучало сердце.
—
Волноваться, отец Ревомира, особых причин нет. — Он помолчал. — Потребуются новые исследования… — Голос врача доносился до Жамсарана Галдановича словно издалека, глухо перекатывался в голове,
в
ушах, будто эхо… — У нас здесь не очень совершенная, несколько устаревшая аппаратура, мы посоветовались и решили перевести вас в специальное отделение… Там знающие врачи, мастера, так сказать, высокого класса, там вы пройдете тщательнейшую проверку.
—
Куда вы меня переводите? — тихо, совсем будто спокойно спросил больной. — В какое отделение?
Врач больше не прятал от больного своих глаз.
—
В онкологическое.
—
Говори прямо, Аюр: у меня рак, да? Рак пищевода, желудка?
Аюр Базарович опустил глаза.
—
Не знаю, отец Ревомира, не могу утверждать, нужны новые исследования. В том отделении сделают все, как надо. Хочу верить, что
ничего
страшного не обнаружится. — Он вдруг неестественно улыбнулся: — Будем
надеяться,
что всё обойдется… Потом надо
иметь
в виду, что медицина теперь шагает вперед невиданными шагами. Точно в сапогах-скороходах. Знаете, сколько теперь выздоравливает людей, заболевших раком? Я вас не успокаиваю, дорогой отец моего друга, но рак давно уже
перестал быть
самой опасной болезнью… Есть другие, более
страшные
болезни… Болезни века, уносящие
огромное количество
жизней, — сердечно-сосудистые. Но и с ними медицина ведет успешную борь
бу. Не одна наша советская медицина, против многих болезней объединились медики, ученые всего мира.
16
Ахай — старший брат.