Страница 9 из 19
До сих пор храню поздравительную фотооткрытку, в которую вмонтировал свое изображение, елочки, надписи. Нам все это было очень интересно.
Моя авторская открытка, сделанная в фотокружке ДДК им. П. Морозова
Кроме этого, Сан Саныч приобщил нас к географии и туризму. Мы выбирались на природу не только для съемок натуры, а совершали настоящие турпоходы, к которым подолгу готовились: предварительно изучали местность, составляли планы походов, делали кроки, готовили карты маршрутов. Много путешествовали – ходили в Лобню, Верею, в Бородино, на фарфоровый завод в Дулево, другие места Подмосковья.
Наш руководитель очень серьезно работал с детьми, с огромной отдачей, и как-то незаметно приучил к дисциплине, привил способности к настоящей дружбе, коллективной деятельности, бесконфликтности. Благодаря Сан Санычу любовь к путешествиям и туризму я сохранил на всю жизнь, уверенно себя чувствовал в походных условиях, начиная со старших классов школы, в институте и далее, далее, далее…
Увлекался я в ДДК и многим другим. Как-то затащили меня в зоокружок (он был напротив фото) – там мы возились с морскими свинками и другой живностью. Тоже нравилось. Домой-то принести нельзя, просто некуда, а там отводили душу.
Был такой стишок Агнии Барто «Болтунья»: «Драмкружок, кружок по фото, мне еще и петь охота, за кружок по рисованию тоже все голосовали…». Это про меня и не только, такое многообразие интересов было общепринято. В изобразительном искусстве, как и в пении, я не преуспел, хотя попытки мною предпринимались. Петь было особенно охота, но, как говорят, «медведь на ухо наступил», и это единственное, что меня сильно огорчало.
Для воспитанников ДДК, кому, в отличие от меня, повезло с музыкальным слухом, с 1949 года работала хоровая студия, которую организовал и 45 лет возглавлял Заслуженный работник искусств Игорь Петрович Гейнрихс. Он был хорошо знаком с братом известного композитора Исаака Осиповича Дунаевского – Борисом Осиповичем, руководившим хором в Центральном доме культуры железнодорожника – ЦДКЖ.
Этот коллектив часто бывал у нас в ДДК с концертами. Пели в бывшем алтаре, где, как я понимаю, была прекрасная акустика. В 1964 году студия получила название «Юность Красной Пресни», а в 1992 году на ее основе образовалась ныне известная в Москве хоровая школа, которой в 2001 году было присвоено имя русского композитора и хорового деятеля Павла Григорьевича Чеснокова. Он, безусловно, человек достойный, но было бы логичнее, если бы школа носила имя своего основателя. Наверное, тень Павлика Морозова помешала новым властям поступить по справедливости.
Что касается Павлика Морозова, то это сейчас понятно, что он не совсем тот герой, которому стоит подражать, но и мы не были охвачены поклонением ему, нас никто не принуждал к этому, не ощущалось идеологического прессинга. Герой и герой, а ДДК его имени для меня лишь прекрасное место, где прошло детство, мое и многих ребят нашего Краснопресненского района. Все это здорово отвлекло нас от откровенной шпаны, хулиганских компаний, которые, конечно, были в то время в Москве, кто-то воровал, попадал в тюрьму. Вместе с тем существовало непостижимое сегодня братство позитивного характера. Люди относились совершенно иначе друг к другу, чем теперь. Если свои, так свои, защищали друг друга, следуя принципу взаимовыручки. Были во дворах и определенные понятийные правила, которых все придерживались. Так, практически все ребята имели какие-нибудь клички, дававшиеся нашими дворовыми «авторитетами». Были у нас свои Джага, Чита, Джан и другие персонажи популярных в то время трофейных и индийских фильмов. Меня, например, прозвали «гимназистом» из-за большого кожаного ранца, с которым я ходил в школу. Этот ранец мне достался в подарок от соседской девочки, отец которой был дипломатом, и во время войны они жили в Лондоне. Так с кличкой «гимназист» или «гимназия» я прожил все годы учебы в школе, утратив ее лишь в институте только потому, что мы переехали с Красной Пресни.
Были у нас и враждовавшие дворы, и мальчишеские битвы, игры в казаки-разбойники, но это скорее детская специфика, а в целом среда была вполне дружелюбной. Можно было попасть в дурную компанию, но для этого, безусловно, нужны были какие-то определенные предпосылки, скорее всего семейного характера. Основная масса моих ровесников имела тягу к положительным вещам, стремилась развиваться, чему способствовало наличие большого числа учреждений, которые, как тогда говорили, «несли культуру в массы». У нас на Пресне существовало множество таких точек. Само собой ДДК, кроме того, был большой Дом культуры имени Ленина, тоже принадлежавший Трехгорке, где проходили всевозможные торжественные мероприятия, давались концерты, спектакли. Еще был клуб 27-го авиационного завода, который находился за нашим домом. На этом заводе выпускались снаряды и приборы для авиации. Не знаю, что там сейчас. В клубе для детей каждое воскресенье устраивали утренники, киносеансы за 10 копеек, и мы всем двором ходили туда, в Столярный переулок. Он был перегорожен заводом на две части – одна выходила на Малую Грузинскую, а вторая – на Пресненский Вал, где была 86-я школа.
Эту фотографию сделал папин двоюродный брат Иосиф Давидович Вилькин около дома его родителей в Безбожном переулке. Москва. 1948 год
Воспоминания о том клубе у меня остались очень хорошие, но был с ним связан один случай, который хотел бы забыть, да не могу. Произошел он, наверное, еще в третьем или четвертом классе. Родители дали мне на кино 10 копеек, шел фильм «Волга-Волга», а ребята уговорили потратить деньги на мороженое. Дома папа стал расспрашивать о фильме, и мне пришлось сочинять, выкручиваться, врать. Папа с мамой сделали вид, что поверили, но стыдоба, которую я испытал, запомнилась на всю жизнь, а этот случай навсегда отбил охоту лгать родителям.
Было в моем детстве еще одно незабываемое событие, связанное с нецелевой тратой денег. У нас, как и в большинстве квартир в домах на Красной Пресне, не было ванной и, как правило, в конце недели мы все посещали баню. Однажды, перед очередным таким походом, мама дала мне пять рублей и отправила в парикмахерскую. Завершив стрижку, парикмахерша вежливо спросила, освежить ли меня одеколоном, что и сделала, получив утвердительный ответ. В результате от моих пяти рублей почти ничего не осталось. Явившись домой постриженным и благоухающим, я узнал, что нам нечем заплатить за баню. Пришлось маме взять в долг денег у нашей соседки Марии Петровны, которая всегда выручала нас. С тех пор, бывая в парикмахерской, неизменно, на подсознательном уровне, нахожу предлог для отказа от предложения меня освежить.
Бань, куда мы ходили, было три: Краснопресненские, напротив зоопарка, сегодня их, как и многих других исторических зданий, уже нет – снесли, Рочдельские рядом с Трехгоркой и Сандуновские. Ближе к нам были Рочдельские, хотя и в Сандуны ездили довольно часто, отстаивали очередь, но эти знаменитые бани того стоили – там отличная парилка, а главное – бассейн.
Бани давали нам чистоту телесную, а свои духовные потребности мы обеспечивали, посещая библиотеки, которых было множество – в каждой школе, в ДДК и ДК им. Ленина. Мы предпочитали Гоголевку – библиотеку № 46 имени Н.В. Гоголя, располагавшуюся в здании 107-й школы на Большой Пресне. Она была основательно устроена, имела обширный фонд и прекрасный коллектив сотрудников, одержимых любовью к книгам, с хорошим образованием, очень приветливых и внимательных к нам, своим читателям. Мы готовили там уроки, общались, научились работать с книгами. В 1983 году эта библиотека была переведена на Большую Грузинскую и, к счастью, до сих пор действует как информационно-образовательный интеллект-центр Пресни.