Тайный искуситель

Себастьян подался вперед, чтобы оставить на ее губах мимолетный прощальный поцелуй, и она приняла этот последний любовный подарок, чувствуя себя предательской змеей, когда провожала его взглядом: как он поворачивается, берет перевязь с мечом и выходит из комнаты с Логаном.

На широком дворе за пределами дворца четыре сквайра уже оседлали и нагрузили припасами боевых коней, на которых Себастьян, Логан и двое других солдат должны были отправиться на разведку по приказу короля. Один из юношей увидел появившихся офицеров и бросился помочь Себастьяну надеть кольчугу. Когда она тяжело опустилась ему на плечи, Себастьян увидел какое-то движение возле дворца. Это был король.

Одетый в белый халат с капюшоном, Львиное Сердце стоял на балконе своих покоев на втором этаже и лениво наблюдал за сборами отряда. Позади него шелковые занавески, обрамлявшие вход, трепетали на легком утреннем ветру. Какое-то время король наблюдал за ними, неподвижный как ястреб. И, казалось, случайно встретился взглядом с Себастьяном, стоявшим на другой стороне двора. Он постоял, выдерживая взгляд, а затем отвернулся и направился внутрь.

— Отправляемся, — приказал Себастьян, бросив взгляд на сквайров, когда они привязали оставшийся груз и отошли в сторону.

Он выбрал поводья своего боевого коня и вскочил в седло. За ним последовал Логан и двое других рыцарей, которые вывели лошадей, чтобы присоединиться к нему. С непонятным ощущением подозрительности, которое начало вгрызаться в него, Себастьян пнул коня пятками и повел отряд в направлении Джаффы.

Все оставшееся утро Захира провела за закрытыми дверями покоев Себастьяна, никого не принимая. Маймун приносил в полдень еду, но она отказалась от нее, отослав слугу и даже не позволив ему войти. Он повиновался и ушел, беспрекословно подчинившись ее приказу не беспокоить ее, пока она сама не позовет. Чего она не собиралась делать.

Сегодня она постилась, отдавшись молитвам и созерцательству, чтобы вернуться к своей вере и своему клану, вспомнить свои обязательства перед ними. Посвятив себя этой цели, она освежилась, оделась и заплела волосы, после чего оставила пустующие апартаменты Себастьяна, чтобы уединиться в своих собственных.

Но не просто желание одиночества влекло ее в комнату, которую ей отвели со дня ее прибытия во дворец, несколько недель назад. С холодной головой она целеустремленно двинулась к матрасу своей маленькой кровати и потянулась под него, скользя пальцами в поисках цели, лежавшей на деревянном лежаке. Он был там, где она его оставила: кинжал, выкованный и закаленный именно для этой ночи. Захира сжала пальцы на кожаных ножнах и вынула его из укрытия.

Оружие было тяжелее, чем ей запомнилось. Тонкий клинок с легким шорохом выскользнул из своего укрытия, режущая кромка сверкнула смертоносным серебром в ее ладонях. Она поднесла кинжал к губам и наклонилась, чтобы поцеловать его, шепча молитву, которая подарит ей силу и способность использовать его, как велел Он. Она опустилась на колени, моля ниспослать ей чистоту, сосредоточенность и мужество прожить эти несколько часов без эмоций и принять все, что случится с ней после.

Это укрепило ее ненадолго — железное олицетворение ее директив, ее решительной приверженности к кодексу ее клана. Все вокруг было наполнено воспоминаниями о времени, проведенном с Себастьяном, — моментах, которые они разделили, местах, где они занимались любовью, — яркими воспоминаниями, которые прокладывали свой путь в ее мысли, как молодой побег медленно раскалывает гранитную сердцевину камня. Она никогда его не забудет. Да простит ее Аллах, но она никогда не перестанет его любить.

Но прежде чем воспоминания и мысли о днях с Себастьяном могли пошатнуть ее решимость, Захира вернула кинжал в ножны и спрятала его в своих шальварах, а затем вышла из маленькой комнаты и направилась к террасе на крыше, побыть ближе к Богу, потратить оставшиеся часы на подготовку и ждать, когда придет время действия.

Глава двадцать шестая

-Ну и каковы соображения, друг мой?

— Отравлены наверняка. — Себастьян выплеснул вонючее содержимое своей кружки на песок у колодца. — Как и в последних двух городах, где мы были. Как и сообщили шпионы тамплиеров на совещании с королем. — Он взъерошил пальцами волосы и с раздражением посмотрел на Логана. — Не сомневаюсь, что то же самое мы обнаружим в каждом колодце отсюда до Джаффы.

Было уже за полдень, но они преодолели лишь несколько лиг от Ашкелона, не проделав и половины пути назначенной королем миссии — миссии, которая начинала казаться все более и более бессмысленной с каждой новой деревней, которую они посещали. Ричард мог быть легкомысленным, когда поддавался очередному капризу, но ему было несвойственно подобное бесцельное разбрасывание ресурсами, ни лошадьми, ни припасом, ни людьми, и мысль о том, что именно его, Себастьяна, король специально назначил во главе отряда, грызла его все сильнее с самого отъезда из дворца.

Он размышлял, не выбрана ли эта разведывательная миссия в качестве наказания, не был ли это королевский способ выразить недовольство какими-то действиями Себастьяна. И мысли вернулись к пиру в ту ночь, в лагере у Дарума, когда он раскровенил нос Гаррету из Фэллонмура. Граф наверняка принялся скулить и обратился к Ричарду с просьбой о каком-либо наказании для него, но Себастьян знал, что король равнодушен к нытику и наверняка не стал бы назначать подобного в защиту Фэллонмура. К тому же упражнения в бессмысленности были не в его природе. Нет, тут замешано что-то другое.

Вопреки собственной воле он задумался о королевском интересе к Захире. Он заметил это в Даруме, затем снова, по дороге назад, в Ашкелон. Это его беспокоило. Его беспокоили похотливые взгляды Львиного Сердца, беспокоило, что он теперь вдали от дворца из-за бессмысленной миссии и не способен присмотреть за Захирой, спасти ее от намерений Ричарда.

Но в том, в чем он не доверял королю, он полностью верил своей леди. Она была умна, она наверняка будет избегать королевской компании, если почувствует в нем хоть намек на угрозу. Он успокаивал себя еще и тем, что король был явно нездоров этим утром. Ричард наблюдал с балкона за отъездом отряда, так и не сняв ночного халата. Если он болен, он наверняка проведет остаток дня в своих покоях. Если они быстро справятся с проверкой всех местных колодцев, вернуться в Ашкелон можно будет к следующему утру. И все его волнения, скорее всего, беспочвенны.

И все же разум не желал успокаиваться, его тошнило при мысли, что его разыграли.

— Я уже насмотрелся. Скажи тем двоим, выдвигаемся, — сказал он Логану, указывая подбородком на рыцарей, которые сопровождали их из Ашкелона. Рыцари были молоды и ленивы, старались избежать солнца, занимаясь палатками и лошадьми. Все четверо жеребцов стояли в тени нескольких пальмовых деревьев, поить их приходилось из собственного припаса и собственноручно чистить после долгого дневного перегона. Голые деревенские дети сгрудились вокруг, пытались коснуться могучих боевых коней и тараторили на арабском, стараясь выпросить монетки и еду. Логан вложил два пальца в рот и засвистел, затем помахал обернувшимся рыцарям и закричал им вести коней. Себастьян вынул горсть монет из сумки и отдал согбенному главе деревни, поблагодарив за помощь и сообщив, где можно найти чистую воду для деревни.

— Пребывайте в мире, — сказал он, жестом отпуская старика, потому что два солдата уже спешили к нему.

— Ну что, девочки, отдохнули перед походом? — протянул Логан, усмехаясь молодым компаньонам, выхватывая поводья коня и взлетая в седло.

Себастьян улыбнулся шутке, но мысли его никак не оставляли Ашкелон.

— Следующий город примерно в часе езды, — сказал он. — Я хочу добраться быстрее, так что вперед.

Четверо всадников помчались по пыльной тропинке, которую здесь считали дорогой. И пришпорили лошадей, посылая их в галоп. Через некоторое время Себастьян снял с пояса флягу, сделал большой глоток и передал ее Логану, скакавшему с ним рядом.