Тайный искуситель

Шотландец и двое молодых людей болтали большую часть пути, сравнивали истории, обсуждали пути войны в этой чужой и суровой земле. Один из молодых рыцарей был на марше с Ричардом в Даруме. Он делился довольно подробными описаниями бед, которые их преследовали: иссушающая жара и солнечные ожоги, жалящие мухи, живьем пожиравшие солдат, гнилой припас, из-за которого большая часть армии страдала от дизентерии.

— Но не король, — отметил рыцарь с восхищением в голосе. — Его, похоже, обходят все напасти. Некоторые говорили, что он наш новый Роланд.

Логан хмыкнул и покосился на Себастьяна.

— Ну, герой легенды или нет, а эти дни на марше не прошли для него даром, парень. Когда мы уезжали, Львиное Сердце заперся в покоях и наверняка пробудет в постели до нашего возвращения.

Сзади раздался смешок дарумского рыцаря и хлопок раскупоренной фляги с вином.

— В постели, возможно, — протянул он. — Но не из-за болезни. И не один, насколько я слышал.

Второй рыцарь бросил на него быстрый осуждающий взгляд, сжал губы, и глаза его расширились, предупреждая. Младший, похоже, не понял, где допустил промашку, но тут же захлопнул рот.

Пантомима была краткой и непонятной, но Себастьян вовремя обернулся и заметил ее.

Во рту немедленно пересохло.

— Уточните, сержант?

Неловкая тишина была ответом на его вопрос, два рыцаря неуверенно переглянулись.

Младший, отпустивший шутку, тут же опустил глаза и покачал головой, вся его предыдущая бравада тут же исчезла.

— Прошу прощения, сэр. Я… я говорил, не подумав. И, очевидно, ошибся.

Что-то холодное и тяжелое сжало нутро Себастьяна при этом ничтожном оправдании. Он ощутил, как кровь приливает к вискам, как кожу покалывает от дурного предчувствия. И натянул поводья, останавливая жеребца.

— Говорите, сержант, — прорычал он, переводя взгляд со смущенного солдата на рыцаря, который велел тому прикусить язык. Когда ни один не ответил ни на слова, ни на взгляд, Себастьян задал вопрос снова, вложив в свой тон всю ярость, застилавшую его разум темной пеленой.

— Говори, черт тебя побери!

Два рыцаря дрогнули, явно испугавшись. Второй молодчик поднял взгляд, его глаза забегали от страха, лицо приобрело оттенок рыбьего брюха. Весть была явно недоброй.

— Простите, милорд, но з-знаете ли вы Джона Брэдфорда, сэр? — Имя показалось Себастьяну знакомым: один из немногих доверенных стражей короля. — Айе, ну, вот, милорд… мы друзья, мы с Джоном. Он рассказал мне, как вчера присутствовал на встрече короля с тамплиерами и другими дворянами. И потом, сэр, видите ли, Джон был с королем и после…

— После, — подбодрил Себастьян, не в силах терпеть нервное заикание. — Давай, говори.

Судя по всему, он требовал подвига. Рыцарь сглотнул, беспомощно посмотрел на своего компаньона и снова опустил взгляд. Затем наконец выпалил на едином дыхании:

— Он был там после окончания совета, когда король делился планами интимного характера с леди, которую встретил в коридоре.

— Леди? — голос Себастьяна задеревенел.

— Айе, сэр. Сарацинской женщиной. — Он с трудом сглотнул. — Вашей леди, милорд.

Рыцарь из дарумской кампании, явно до этого момента не понимавший связи, ахнул, услышав новость. Логан потрясенно расхохотался, явно чтобы прикрыть внезапное онемение Себастьяна.

— Это невозможно. Скажи своему Брэдфорду, чтобы проверил зрение. Он ошибся.

Но как бы Себастьяну ни хотелось в это не верить, он не мог присоединиться к другу в отрицании рассказа солдата. Слишком близко пришлись слова к его страху, к тому, что уже начало подозревать сердце. Он принял новость, как физический удар, но инстинкт велел ему собирать информацию рассудительно и логично.

— Что еще он тебе сказал?

— Не много, милорд. Лишь то, что король отослал его и других охранников из покоев.

— Отослал. Почему?

Рыцарь слабо пожал плечами, и в его взгляде проскользнуло нечто отвратительно похожее на жалость.

— Он сказал, что сегодня рано отойдет ко сну… и что желает уединения. Насколько я понял, она… ваша леди… настояла на этом.

— Без охраны, — сказал он, с тревогой переглянувшись с Логаном.

Голова кружилась, он не мог поверить в происходящее, но вспоминал недели, которые они провели во дворце, — все, от ее появления на базаре и мольбы о защите, до засады, от которой она его спасла, и все ночи, что они провели в объятиях друг друга. Он размышлял над вчерашним поведением Захиры, о ее молчаливой отрешенности, о странных словах о том, что она хочет запомнить его таким, как в ту ночь, когда они занимались любовью в купальне, и о том, как она молча встретила новость относительно разведывательной миссии, словно ничуть не удивившись ранним вестям. А затем о ее связи с Халимом, доказанным ассасином. Она объявила его своим братом, а позже призналась во лжи.

В ней было слишком много секретов: сколько же в их отношениях было лжи? Какая часть того, во что он верил — хуже того, хотел верить, несмотря на то, что чутье говорило ему об обратном?

— Я должен ее остановить, — сказал Себастьян. И дернул поводья, разворачивая коня, который поднял тяжелыми копытами целую тучу пыли. — Мы должны вернуться в Ашкелон. Немедленно.

Логан смотрел на него, и взгляд его темнел — он начал осознавать.

— О Господи. Ты же не думаешь…

Оглушенный тяжестью своих подозрений, Себастьян стряхнул руку друга, в утешительном жесте коснувшуюся его плеча.

— Давайте убираться отсюда, — приказал он тихим, мертвым и ровным голосом, и шотландец тоже развернул своего жеребца. — Вперед, Логан, и моли Бога, чтобы я ошибся.

Захира обреченно выдохнула, когда солнце нырнуло за горизонт. Она почти обрадовалась тому, что невыносимо алый диск начал свой путь ко сну. Ее ожидание почти закончено. Сумерки наступали быстро, а с ними приходила пора выполнить задание, на которое она теперь полностью решилась.

Король в это время должен был ужинать. Меньше часа отделяло ее от ужасной уловки, которая приведет ее в его личные апартаменты. Меньше часа от этого вздоха до того, что станет ее последним. Она ощущала странную отрешенность, она наконец смирилась с тем, что только смерть короля, неизбежно предшествовавшая ее собственной, позволит Себастьяну жить.

Она должна была в это верить. В эти последние мгновения созерцания и медитации у нее не осталось ничего другого, что имело бы для нее значение.

Цепляясь за важность этой единственной задачи, она опустилась коленями на жесткую черепицу крыши и склонилась в глубоком поклоне последней молитвы.

Сумерки уже наступали, когда Себастьян и Логан галопом прогнали своих запаленных коней в открывшиеся ворота дворца Ашкелона. Себастьян бросил поводья и спрыгнул с седла. Всего несколько широких шагов понадобилось ему, чтобы пересечь сумрачный двор и завернуть за колонну прилегающей колоннады. Его покои были в соседнем коридоре, он бежал к ним, задыхаясь от предчувствия и все же надеясь, вопреки всему, что Захира будет ждать его там, когда он распахнет дверь. Пусть он окажется дураком, потому что засомневался в ней, чем дураком, потому что не подумал о том, что она обманывала его все это время.

Когда он достиг своих покоев, он обнаружил, что дверь слегка приоткрыта. Ударом он распахнул ее на бегу, и дверь с громовым звуком стукнула по стене.

— Захира! — позвал он, застыв на пороге, и голос эхом отразился в тишине опустевшей комнаты.

Он спешно обыскал прилегающие покои, хотя чутье, несмотря на надежду, твердило, что там он ее не найдет. Прошел обратно в главный зал, где одна из занавесок балкона зацепила его за рукав кольчуги. Он яростно сорвал шелковое полотно со шнура, отбросил прочь.

Текучая ткань отлетела на маленький столик, охватила доску для шатранджа, стоявшую наготове. Взгляд Себастьяна внезапно метнулся к доске, где ровные ряды фигур скрылись под шелковым покрывалом. Он сдернул ткань и увидел белого короля, лежавшего в центре доски. Символическая смерть. Фигура, которую намеренно положили туда, означала проигрыш того, кто играл черными.