Большой вальс

Какими же судьбами оказался рядом с ней в этой жуткой истории Жан-Поль? Как рассказать ему правду, не навредив Антонии, не запутать чужие секреты, связанные в один клубок незримой нитью?

Жар после аспирина спал, Виктория чувствовала себя лучше, но вместе с ясностью мыслей пришло и беспокойство. Этот заброшенный дом, полные неведения, отсутствие Жан-Поля… Время шло и становилось очевидно, что он не просто бродит по саду… Живо вообразив страшную картину, Виктория сжала на груди руки, с мольбой глядя в тот угол комнаты, где по православной традиции полагалось находиться иконе. "Только бы он вернулся, только бы остался жив!" – шептала она, обращаясь к старательным ходикам.

А в это время в придорожном магазине у ближайшего поселка бойкий молодой человек с плохим итальянским закупал продукты для интимного пикника. Это сразу понял продавец, посоветовавший юноше взять бутылку "кьянти" и все необходимое для приготовления глинтвейна.

– Сегодня будет сильный дождь! – он говорил громко, усиленно жестикулируя. – Италия – горячая страна, когда двое вместе! – Старик подмигнул, выразительно сжав ладони.

Жан-Поль поблагодарил по-итальянски и живо пришпорил свой автомобиль, номера которого предусмотрительно замазал грязью.

Он был очень доволен собой, совершив за этот день целый каскад немыслимых поступков: угнал автомобиль, нашел пристанище, затопил печь, а потом, не думая об опасности, посетил пустую лавчонку, накупив разной снеди для спящей Антонии. Дождь все усиливался и странно было думать, что они вместе всего двенадцать часов – так много всего произошло. Кто-то, должно быть, успел лишь вздремнуть и прочитать газету – а у них с Тони целая общая история, какую они никогда не смогут забыть! Хлопнув себя по лбу за несообразительность, Жан-Поль включил радио, пытаясь поймать какие-нибудь сообщения об утреннем взрыве на шоссе.

– Вот, пожалуй, все наши новости на этот час, – завершил рассказ знакомый голос комментатора "парижской" волны. – Да, несколько штрихов к светской хронике. Нам удалось узнать, что Феликс Картье не встретил свою невесту после удачного выступления в Венеции. Не объявив причины, он срочно умчался на Аляску, в то время как Антония Браун вернулась в свой парижский дом в сопровождении Артура Шнайдера. "Без комментариев", с этой фразой менеджер выпроводил за дверь нашего корреспондента.

Жан-Поль несколько секунд оторопело смотрел на щиток радио, даже не заметив, что автомобиль остановился и мотор заглох. Он лихорадочно шарил в эфире, переключая диапазоны, но ничего интересного оттуда не выудил, оставшись в полном недоумении. "Бред! Ложь!.. Но что бы все это могло значить – исчезновение Шнайдера из отеля в Венеции, погоня, страхи Антонии и теперь эта журналистская "утка"?.. В какую переделку попала Тони?"

Вернувшись в дом с решением немедля прояснить ситуацию, Жан-Поль тут же бросился к Антонии.

– Слава Богу! Еще полчаса – и я просто сошла бы с ума от страха! Зачем ты оставил меня тут, бросил… – девушка вцепилась в его промокший от дождя свитер, захлебываясь слезами. Она казалась такой маленькой и беззащитной, что сострадание вмиг утопило в теплой волне невнятный гнев.

– Успокойся, я привез нам еду – ведь уже давно время беда! Тебе же надо подкрепиться, – он погладил её по голове, не решаясь оторвать от себя. В конце концов – Феликс сбежал на Аляску. Уж это то, что наверное, правда. Лишь бы не разлучаться. И пусть она всегда стоит так, прильнув к нему беспомощная, испуганная девочка, пусть льет этот бесконечный дождь и стучат слепые ходики.

– Ты выглядишь получше. Слава Богу, хоть за врачом бегать не придется, – сказал Жан-Поль Виктории, помогавшей разложить на столе принесенные продукты.

– Я выспалась и чувствую себя значительно лучше… А это что, вино? – вытащила она из пакета бутылку "Кьянти".

– Обязательно и непременно все простуженные итальянские девочки пьют целебный глинтвейн, мне удалось получить консультацию профессионала. Смотри – тут ещё и апельсины для него, немного корицы, сухарики с перцем, ром и сыр.

– Ты невероятно практичный и находчивый парень – опытный угонщик, утонченный кулинар и целитель. Здорово заполучить в переделке такого друга. Вот только есть мне пока не хочется…

– А я с удовольствием перекушу и послушаю твою версию случившегося. Чтобы не заставлять тебя изобретать лишнего, сообщаю: я только что слышал по радио, что Артур вместе с Антонией вернулись в парижский дом. А Феликс Картье уехал прогуляться на Аляску. Видимо, готовит цикл картин из жизни тюленей. – Жан-Поль делал вид, что увлечен едой. Краем глаза он отметил, какое впечатление произвели на девушку его слова. Она схватилась за виски так, словно собиралась упасть в обморок.

– Мне лучше прилечь. У мня давно уже, после той травмы, так не кружилась голоса. И не шумела. Словно за окнами – паровоз.

– За окнами затопленная дождем итальянская провинция, округ Вероны города шекспировских влюбленных. А рядом со мной человек, лживо называющий меня другом, – грустно подвел итоги Жан-Поль.

– Нет-нет, только не это. Ты не просто друг, – ты мой единственный друг. А еще – спаситель, защитник… и… я бы отдала полжизни, чтобы все вышло по-другому.

– Не надо, Тони. Друг предпочел бы знать правду. Или хотя бы то, что мы будем делать дальше и как должен вести себя я, если сюда нагрянет полиция или твои страшные мафиози.

– А ты уверен, что правда не заставит тебя бежать отсюда, проклиная мое имя? – потемневшие глаза Антонии отражали отблески пламени. В красноватых отсветах распущенные волосы казались огненными. Она выпрямилась, гордо вскинув голову и стала похожа на пифию, пророчествующую о страшных бедствиях. Или на египетскую богиню страсти Изиду. Сердце Жан-Поля оборвалось.

"Что я делаю? Что за бес толкает меня превратить чудесную, вымоленную встречу в судебное разбирательство, – подумал он. – Да имею ли я право на это дознание? Эх, Дюваль, не этого ты ждал, отправляясь в Венецию…"

Виктория забилась в угол дивана и жалобно прошептала:

– Я не имею права. Я просто не имею права…

Жан-Поль широким жестом пододвинул к дивану стол с разложенной снедью и разлил в граненые зеленые стаканы разогретое в печи вино. Запахло апельсинами и корицей, навевая мысли о празднике. Он сел рядом и протянул Виктории стакан:

– Ты права, девочка. Сейчас ничего не имеет значения, кроме этого хрусталя в нашем фамильном замке и торжественной трапезы, приготовленной расторопными слугами.

– Прокурор меняет мантию, становясь факиром. Что это там за сундук у нас в углу, а этот черный ящик? Ты ещё не поняла? А я сразу смекнул – патефон! Знаешь, это такое устройство для прослушивания музыки, которое заводится ручной пружиной.

– Ну что ты мне объясняешь – я же не с Луны свалилась. Этот граммофон несколько проржавел, но не утратил сходства с музейным образцами… Да посмотри, здесь целый ящик пластинок – толстые и тяжелые, – она пыталась прочесть вытесненные золотом на глянцевом черном круге название. "Дина Дурби исполняет аш любимые песни из кинофильмов". – Вот здорово! Жалко, если ящик не заведется… Здесь ещё и Франческа Галь, и Марлен Дитрих!

Патефон завелся. Жан-Полю удалось извлечь из него долгое шуршание, в котором вдруг прорвались звуки оркестра, а вслед за оркестром знакомый женский голос, поющий по-русски с заметным акцентом: "Отчего, да почему на глазах слезинки, это вовсе не слеза, а любви морщинки…"

Виктория перевела, зная, что это запросто могла бы делать и Антония. И пояснила:

– Очень трогательный старый русский любовный романс. Двое любят друг друга, но должны расстаться… – она опустила голову.

Жан-Поль взял её за руки и сказал:

– Это не про нас.

– Конечно, – вздохнула она. – Мы расстанемся, не успев… Ах, ладно, давай веселиться! За окном дождь, грязь, мрак, подкрадывающиеся с бомбами душегубы… Рядом с тобой сомнительная особа – то ли шпионка, то ли авантюристка, обобравшая галерею Флио Скартини во время банкета… Что, не веришь? – она с вызовом посмотрена на жан-Поля и засмеялась от удовольствия – растрепанный, в мокром свитере, с какой-то новой решимостью в глазах он выглядел просто потрясающе!