Мать (CИ)

- Глянь, что я привёз. "Винни Пух". Ты ж это любишь!

Но Володька рыдал ещё громче. "Винни Пуха" он читал уже семнадцать раз - было время, когда в доме не водилось ни одной детской книги, кроме этой. Мать это знала, а вот отец не знал. Как тут не отчаяться?

- А ну не ори! - рявкнул вдруг дядя Артём.

Володька изумлённо притих.

- Слюнтяев мне ещё тут не хватало, - проворчал хозяин квартиры. Он посмотрел на отца. - Пойдём-ка, Виктор, перекинемся парой слов. А ты вон "Искатель" полистай, - сказал он Володьке.

Они вышли на балкон и долго о чём-то беседовали. Володька сидел в соседней комнате, лихорадочно размышляя, как бы ему сбежать.

Наконец, отец вернулся, заглянул к Володьке, потрепал его по голове.

- Не кисни, сынок. Завтра тебя тётя Маша заберёт. Тебе же нравится у неё? Выше нос! Все ещё учатся, а у тебя - уже каникулы, а?

- Она меня увезёт к себе? - спросил Пахомов.

- Да. А потом и я подъеду.

- А мама?

Отец закатил глаза и досадливо потряс ладонями.

- Нет у нас больше мамы.

И ушёл, оставив Володьку наедине с ужасными мыслями.

Тётя Маша была женщиной энергичной и шумной. Она работала на каком-то оборонном заводе, да так хорошо, что десять лет назад её выбрали депутатом Верховного совета РСФСР. От того времени у тёти Маши осталась фотография с космонавтом Леоновым, воспоминания о поездках в вагоне-люкс и участок в четыре сотки, который ей вне очереди предоставил райсовет.

О заседаниях она вспоминала с ужасом.

- На заводе куда легче! Бегаешь туда-сюда, с тётками покалякашь, инженер придёт - всё про директора расскажет. А тут сидишь целый день, смотришь на этих - глаза слипаются. И ни кроссворда, ничего! Даже спать нельзя! Кошмар!

Она приехала к дяде Артёму в половине седьмого вечера вместе с Пахомовским отцом. Вошла в прихожую и, едва поздоровавшись с хозяином квартиры, кинулась обнимать появившегося Володьку.

- Ох, бедный мальчишка, как ты здесь? Вот она жизнь-то как обернулась! Ну ничего, у меня отдохнёшь, наиграешься с Валеркой, всё наладится. Мать-то у тебя какой шаболдайкой оказалась... ой, прости меня, господи! Не со зла, да вот из сердца вырвалось. Это ж надо - забыть о ребёнке, убежать к другому! Кто ж так делает? Ни стыда, ни совести.

Володька покорно давал себя тискать, апатично глядя в сторону. Тётя Маша сунула ему шоколадку, потом улетела на кухню толковать с мужиками за жизнь. Володька же поплёлся смотреть телевизор, который ему включил дядя Артём.

- Как же это, Витя? - донёсся с кухни тётин голос. - Жили-жили, и вот на тебе! Неужто ж никак больше? Ведь семья, ребёнок - зачем разбивать-то! Да и Володьке рубец на сердце.

- А чего ты мне прикажешь делать? - зло откликнулся отец. - Это не я, это Людка из семьи ушла. Ты-то сама как? Обратно самолётом?

- Поездом! На самолёт за три месяца билетов нет! Я вся упекалась, пока искала. Даже удостоверением депутатским трясла, а всё без толку. Нет билетов, хоть ты расшибись. Чем вы тут ребёнка-то кормите? Небось, голодом морите?

- Ест то же, что и я, - прогудел дядя Андрей. - Не жалуется.

- Да он и не пожалуется, пока совсем невмоготу не станет. Будто я не знаю! У вас никакой чеплашки нет? Я бы хоть каши пшённой сварила. Пшёнка-то есть?

- Нет.

- Ну, давайте, я на рынок сбегаю. Хотя у вас тут, наверно, дорого всё?

- Машка, не суетись, - сказал отец. - С работой-то у тебя как? Отпуск, что ли, тратишь свой?

- Отгулы взяла. А что делать? У нас и так сейчас простои. Заказов всё меньше. Поди не помрут без меня. А Людка-то согласна? При разводах суды-то, знаешь, обычно в пользу матери решают...

- С этим я разберусь, - уклончиво произнёс отец. - Ты, главное, Володьку вывези...

Окончания фразы Пахомов не услышал - отец, спохватившись, закрыл дверь на кухню.

По телевизору трындели о демонстрациях армян в Нагорном Карабахе, о выборах депутатов и о площади Тяньаньмэнь. Володька смотрел на это и размышлял, не броситься ли ему с балкона.

- Тётя Маша, зачем меня увозят? - спросил он.

- Так надо, Володенька. Зачем тебе эти родительские дрязги? Поживёшь у меня покамест, а там всё и рассосётся.

- Не хочу уезжать!

- Да кто ж хочет-то! Моя б воля - жил бы, где тебе лучше нравится. Да вот вишь, как всё получилось.

Они шли по платформе вдоль стоящего поезда. Володька, держась за тётину руку, с тоской смотрел на спешащих туда-сюда людей с сумками и чемоданами. В нём ещё теплилась надежда, что всё обойдётся. Не может же быть, чтобы не обошлось! Как же так? А мама? А школа? А друзья? Вот так вот взять - и за три дня всё разрушить? Так не бывает. Не должно быть. Вот сейчас, через минуту, из вокзала выбежит мама, обнимет его, и они все рассмеются, что всё так хорошо закончилось, и пойдут вместе с тётей Машей пить чай.

Но время шло, а мама не появлялась.

- Папа за мной приедет? - в который раз спросил Володька.

- Конечно, приедет. Неужто ж бросит?

- А мама?

- Ой, Володенька, если б знать! Родители-то твои, может, ещё помирятся. Как бы хорошо было! Переживаю за них - страсть. Прямо в печень отдаётся. А уж тебя как жаль - сил нет.

Они остановились возле двери одного из вагонов. Стоявший рядом проводник разговаривал с каким-то мужиком в футболке и спортивных штанах, мусолившим папиросу. Тётя достала билеты. Проводник проверил их, лениво сообщил:

- Места двадцать шесть - двадцать семь.

- Залезай, Володя, а я тебе сумки подам, - сказала тётя.

Володька вскарабкался по ступенькам, принял сумки. Вагон был купейный, нужные места оказались почти у входа.

- Вот как удачно! - обрадовалась тётя. - Далеко вещи тащить не придётся.

Она сдула с лица упавшую прядь волос, натянуто улыбнулась племяннику.

- Валерка тебя ждёт. Я как ему сказала, что ты приезжаешь, он аж подпрыгнул. Говорит: "Мы с ним воздушного змея будем запускать".

Володька кивнул, прикидывая, как бы удрать. "Вот сейчас зайдём, - думал он, - и я отпрошусь в туалет. А сам сбегу. Уйду пешком домой". Потом он вспомнил, что туалеты на остановках закрыты, и приуныл. "Если здесь не получится, на следующей станции сбегу. А оттуда позвоню дяде Андрею". Планы рождались и лопались, как мыльные пузыри. Мысль работала, точно он писал контрольную.

В купе уже сидела какая-то женщина. Тётя Маша обрадовалась компании и, расставляя сумки, начала делиться с соседкой впечатлениями от Якутии.

- Вокзал-то могли бы и поприличней сделать. Уж на что у нас городишко замызганный, а вокзал держат в чистоте. А тут прям едешь и не понимаешь - город или деревня. Всё какое-то обшарпанное, кругом грязь. Вы куда едете? В Омск? А нам - до конца. Пять суток. Прям и не знаю, как доберёмся. Лишь бы соседи попались хорошие, а то подсадят бичей каких-нибудь... Мне брат со своих геологических пайков привозил то икры, то балык. Я уж губы раскатала, когда сюда летела: думала - здесь богато! А зашла в магазин - хоть шаром покати! Одна томатная паста да килька в соусе. Прям как у нас. Мы-то на рынке отоваривемся, а здесь даже не представляю, как жить. Ни тебе фруктов, ни овощей нормальных. А мясо где берёте? Мы-то в Москву ездим, а вы куда? В пайках дают? Тогда другое дело. А мы вот без пайков вертимся...

Володька сидел как на иголках. "Вот сейчас отпрошусь, а там уж...", - думал он, собираясь с духом. Но тётя продолжала болтать, не давая ему вставить слово, а сам он не решался её прервать. "Взрослые лучше знают, - убеждал он себя. - Им виднее. А я только всё порчу". Так и сидел, слушая тётину трепотню, пока по коридору не прошёл проводник.

- Провожающие, покиньте вагон. Поезд отправляется!

У Володьки ёкнуло сердце. Сейчас или никогда! Он приподнялся, готовый выскочить из купе, но тётя заметила его движение и ласково спросила: